Грязные улицы Небес - Тэд Уильямс

И, кстати, почему Бог сделал меня таким неугомонным? Я никогда не понимал своих порывов души. Но, видимо, Он хотел, чтобы я был таким, и поэтому наделил меня удвоенным запасом любопытства.

Как обычно, проснувшись вновь в физическом теле, я почувствовал себя немного странно — словно мир изменился, словно кто-то постирал и погладил мои любимые джинсы. Я сунул кофейник в микроволновку (в терминах желаний и капризов мое плотское тело ничем не отличалось от ангельского) и, ожидая звонка таймера, подошел к зеркалу.

То же самое лицо, которое я видел в отражении пять или шесть лет. Оно чем-то напоминало мне другие два-три лица, бывшие у меня до этого воплощения. Наверное, только эксперт мог бы сказать, изменился ли я после визита в Небесный город. То же самое тело — средней высоты, среднего веса, возможно, чуть крепче и сильнее, чем у обычного человека. Мужчина в зеркале имел темные волосы, нуждавшиеся в стрижке, лицо (европейского типа с легкими средиземноморскими чертами), которое не помешало бы побрить, и рот с намеком на печальную артистичность, немного испорченную одной из редких встревоженных улыбок. Мне часто было интересно, неужели я действительно выглядел так в жизни. Если да, то никто не принял бы меня за мое прошлое воплощение — надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Хотя, если бы я наткнулся на человека, знавшего меня в прежнем облике, это было бы слишком большим совпадением.

Иногда я представлял себе, что мог бы жить в семнадцатом веке, носить напудренный парик и нюхать табак. Или я мог быть китайским крестьянином. Или даже женщиной. Мог иметь семью. Тогда почему у меня отняли воспоминания об этом? Почему Небеса обращались с душами, словно они были видеокассетами? Зачем нам стирали бесценные моменты с получением докторской степени или с комедийными ситуациями? И если мы не можем вспомнить детали детства или юности — пусть даже многие люди вели убогую жизнь, — зачем нас вообще заставили проходить через это?

И тут в разговор вступил внутренний голос — достаточно обычный для меня. Ты циничный, сказал он мне. Плохой ангел, которому нельзя доверять.

Но повторюсь еще раз. Наверное, Бог хотел, чтобы я был таким. Либо это правда, либо Ему все равно. Придя к подобному выводу, я решил остановиться, чтобы сохранить какую-то надежду.

К вечеру всю площадь Бигера украсили для последнего этапа карнавального сезона, который был назначен на следующие выходные. Сан-Джудас любил свои карнавалы. На фонарные столбы натянули гирлянды с большими и жуткими на вид масками. В северном углу площади муниципальные работники соорудили временную сцену. К счастью, она находилась на удалении от Эламбра-билдинг, где располагался наш бар. Завсегдатаям «Циркуля» не нравилось, когда их отвлекали художественной самодеятельностью.

Бар назывался «Циркуль», потому что сотню лет назад, прежде чем кинотеатр «Эламбра» перестроили в первый городской небоскреб, на месте нашего нынешнего оазиса на четвертом этаже размещался зал, который масоны использовали как ложу для встреч. Над главным входом в здание до сих пор имелся каменный диск с квадратом и циркулем — символом их ордена.

«Пусть все квадраты остаются снаружи, — нравилось балагурить Сэму. — Нам нужен только циркуль». Примерно так бар и получил свое название.

Внутри заведения время тянулось медленно и чинно. Единственными посетителями были Сладкое сердечко и Моника Нэбер. Они смотрели «Си-эн-эн» на настенном телевизоре. Бармен Чико протирал бокалы и поглядывал по сторонам с такой же добродушной теплотой, как статуя Ленина.

— Оля-ля! — увидев меня, воскликнул Сладкое сердечко. — Я уже отсюда чувствую запах твоей раздражительности, милый.

Сладкое сердечко имел комплекцию защитника «НФЛ», но вел себя как персонаж бразильской мыльной оперы. Он был одним из немногих земных ангелов, которые умели радоваться жизни.

— Плохо провел время в штаб-квартире?

Новости в «Циркуле» переносились со скоростью света.

— Не совсем плохо. Просто получил обычную инспекторскую нахлобучку.

На самом деле меня тревожила неразбериха с Клэренсом, но я не хотел говорить о нем с кем-то другим, кроме Сэма.

— Я понимаю тебя, сахарок, — кивнув головой, ответил Сладкое сердечко. — Меня туда силком не затащишь, если только есть возможность отбрыкаться. Мне противно смотреть на их безмолвную роскошь. Глаза слезятся.

Он усмехнулся.

— Какие у тебя планы на праздник? Может, приедешь на мою вечеринку? Ты же не дашь пройти карнавалу без танцев? Нужно веселиться, милый!

Иногда я думаю, что в Сладком сердечке слишком много местного колорита. Когда я сел на табурет рядом с Моникой, она приподняла голову. Чико, всегда старавшийся избегать чужих разговоров, отошел в сторонку, дав нам шанс на личную беседу.

— Привет, — сказала она. — Выглядишь круто. Лестница в Небо?[2] Туда и обратно?

— Не стихи делают эту песню хорошей, а гитарное соло. Но ты права. Я только что оттуда.

Мне было интересно, знала ли она что-то о новом стажере. Но я не хотел выдавать ей подробности своей беседы с Мулом.

— Где Сэм?

— И его верный спутник Мини-Сэм? Они не появлялись здесь. Сандерс и Элвис поспорили, как быстро может бегать броненосец. Полчаса назад они уехали в зоопарк. Кул получил клиента в Испанском квартале. С тех пор больше ничего не происходило. Я ненавижу спокойную жизнь.

Она посмотрела на меня с забавным прищуром, возможно, гадая, почему я сел рядом с ней и напросился на разговор. Не так давно мы с Моникой прошли через маленький разрыв отношений, и некоторые мои участки кожи остались содранными до крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Это долгая история. Теперь, естественно, она подозревала меня в дурных намерениях. Проклятье! Большую часть времени я сам относился к моим намерениям с огромным подозрением.

— Кстати, ты знаешь, что нового стажера направили к нам прямо из Залов записей? — поинтересовался я.

Она засмеялась.

— И ты решил выяснить, что я слышала о нем? Извини, Бобби, но почему тебя волнует новичок? Его приставили к Сэму, а не к тебе.

Моника поднялась на ноги.

— Хочешь какую-нибудь песню?

На миг я подумал, что Нэбер собиралась запеть, но она направилась к музыкальному аппарату.

— Только ничего такого, что вызывает головную боль.

Как она шла через зал! Великолепная фигура. Мы называли ее Моникой, потому что она была не только темноволосой красавицей, но и авторитарной «мамочкой» для всей нашей компании — точь-в-точь как ее тезка в сериале «Друзья». Ну а Нэбер… Некоторым трудно произносить имя Нэхебарот. Она была хорошей женщиной, не считая того, что постоянно выбирала плохих мужчин — я служил тому главным примером. Однажды другая женщина сказала мне, что, когда я становлюсь угрюмым, это «похоже на общение со сварливым котом, который позволяет кормить себя, но все остальное считает запрещенным Небесами». А ведь в то время, когда она говорила это, мы были довольно дружны.