Случай в Кропоткинском переулке - Андрей Ветер

— А почему он к нам подошёл? — Виктор от волнения почувствовал потребность тоже закурить и полез за сигаретами.

— Ну, мы же с ними вроде как коллеги.

— Мы? Коллеги? Но мы же милиционеры. Мы же за порядком следим, — Виктор чиркнул спичкой, обломал её, достал вторую и снова чиркнул по коробку. — Разве мы и КГБ коллеги?

— Они тоже за порядком следят, только в другом масштабе. Мы с тобой тут чем занимаемся?

— Наблюдаем, — Смеляков жадно затянулся.

— Вот именно. Мы ведём наружное наблюдение. И «семёрка» ведёт наружное наблюдение. Только мы с тобой на посту, у посольства, а они ведут наблюдение из других мест или в движении.

— В движении?

— Из машин, из окон зданий… Ходят и ездят за интересующими их людьми. Несколькими бригадами работают, чтобы их не раскрыли…

— То есть следят? — уточнил Виктор.

— Вот именно, — кивнул Воронин, — но по-нашему это не слежка, а наружное наблюдение.

Виктор молча размышлял, пытаясь переварить услышанную информацию. Он вдруг ощутил совершенно новый вкус своей работы. Как-то сразу ему открылся масштаб того, чем ему предстояло заниматься в жизни. Короткое соприкосновение с сотрудником Комитета Государственной Безопасности оставило в его душе ничуть не меньший след, чем услышанные в первый день стажировки инструктаж и сводка по Москве.

— Да… — прошептал он, не в силах выразить всю полноту обуявших его чувств, — да…

— Ты рот-то не разевай так широко, — улыбнулся Воронин, поняв, что происходило в ту минуту в голове его подопечного, — а то язык вывалится… И про обязанности свои не забывай. Сейчас буду проверять тебя. Каждого выходящего из посольства будешь называть по имени и выкладывать про него всю информацию…

В день дежурства Смеляков обязательно приходил минут за тридцать до начала инструктажа в комнате своего отделения и подолгу изучал фотографии сотрудников финского посольства, запоминая имена, должности, номера служебных машин. Работа у посольства Финляндии считалась одной из самых утомительных, там было настолько насыщенное движение, что постовых сменяли на час раньше официального окончания их дежурства, чтобы у них было время написать сводку — настолько объёмными выходила информация из-под их руки.

В эту минуту к воротам посольства плавно подкатил белый «мерседес».

— Смотри, — глядя куда-то в сторону сказал Воронин, — видишь девушку в «мерседесе»?

— Ну, — ответил Смеляков.

— Тебе её лицо знакомо?

— Нет, вроде не из посольских.

— Вот именно, не из посольских, — подтвердил Воронин. — Это проститутка.

— Кто? — не поверил своим ушам Виктор.

— Проститутка, — бесцветно пояснил лейтенант Воронин, — а если не проститутка, то всё равно её дипломат для этого дела привёз.

— Да разве у нас… У нас же нет никаких проституток.

— Это так принято говорить. Всё у нас есть. Страна богатая, — лейтенант постучал валенком о валенок. — Холодно сегодня, зараза. И ветер какой-то колючий, словно кусается…. А в «мерседесе» чехлы на креслах сменили, эти, пожалуй, посимпатичнее будут… Так вот, по идее, мы с тобой должны задерживать этих барышень… То есть, если следовать букве и духу Венской Конвенции, то любой гражданин нашей страны имеет право войти в любое посольство и свободно выйти из него. Но мы должны найти предлог для того, чтобы остановить человека, который несанкционированно посещает посольство, и выяснить, кто он, ещё лучше — зачем он приходил…

— В чём же трудность?

— Дипломаты часто приводят к себе девчонок, знакомых всяких, да и вообще… У нас нет права задерживать их, но по возможности надо выяснять, кто это. Иностранцы знают это и обычно выводят своих гостей из посольства сами, вывозят на машине или сажают в такси. Ну, а если они вместе вышли, то как мы их прихватим? Бывает, что дипломаты приводят и «голубых».

— Кого?

— «Голубых».

— Это что такое? — Смеляков никогда не слышал, чтобы кого-то из людей называли словом «голубой».

— «Голубой» это никто иной как гомосексуалист, — Воронин посмотрел на удивлённого Смелякова. — Не слышал о таких, что ли?

— Слышать-то слышал, но чтобы вот тут… в посольстве… Они же культурные люди. Дипломаты… Что ж им, женщин мало, что ли? Вон какая девчонка сейчас прикатила, просто красавица. Зачем же им с мужиками-то спать? И слово-то какое — «голубые». Странно всё это… В армии про таких анекдоты ходили, их гомиками называли, ещё педрилами, но в жизни таких я не встречал… «Голубые»… Слово-то какое выдумали, — Смеляков недоумённо хмыкнул. — Если уж дипломаты проституток могут запросто… ну, добыть… Если женщинам за это дело могут деньги платить, то какие трудности? Зачем им с мужиками связываться? Откуда извращенцы-то у них, у дипломатов?.. Не понимаю…

— В тюрьме это из-за отсутствия женщин происходит, — проговорил Воронин, — и ещё по всяким воровским законам тоже людей «опускают»…

— Что делают?

— Ну, мужики насилуют мужиков… Ты будто вообще ничего об этом не слышал…

— Не слышал, — признался Виктор и почувствовал себя виноватым, как если бы признался в том, что не умел читать. — Откуда я мог слышать? Я вообще думал, что гомосексуалисты встречаются совсем редко. Один на миллион, может быть.

— Ну да, — лейтенант скривился в брезгливой усмешке, — я тебе покажу, сколько их тут… «Один на миллион»… Скажешь тоже. Людей со свёрнутой психикой — тьма тьмущая… Ты видел вон из того окна поутру выглядывает финн?

— Здешний повар? Его, кажется, Юкка зовут?

— Да, Юкка Паасвирти, — кивнул Воронин, — повар посла.

— Ну видел. И что?

— Вот тебе и представитель «голубых».

— Не может быть! — Виктор чуть ли не руками всплеснул. — Но ведь нормальный человек с виду.

— Ты к его манерам приглядись, как он разговаривает, как телом шевелит, как руку пожимает… Зажрались они просто, вот что я думаю, с жиру буржуи бесятся.

— Но советские-то граждане как вдруг становятся «голубыми»? — не успокаивался Смеляков. — Не понимаю.

— О буржуйской жизни мечтают. Лентяи, тунеядцы, ничего не хотят, только бы им развлекаться. Вот и тянутся к иностранцам. Что угодно готовы сделать за пачку жвачки или за иностранные сигареты… Идиоты! Они думают, что заграница — это рай земной. Красивые этикетки, джинсы, фирмовые пластинки, сигареты, напитки… А того не знают, что не всякий иностранец может себе позволить в своей стране купить эту фирму. Вон хотя бы финнов этих взять. Они же вообще не могут себе позволить в Финляндии водку купить — дороговизна бешеная! А к нам приезжают и пьют круче наших алкашей — оттягиваются по полной программе… Нет, у нас ещё народ дремучий, легко на красивые бирюльки покупается, не понимает своего счастья. — Воронин оскалился, словно от подступившей внезапно боли. — Ненавижу дураков! — заключил он. — Ладно, разговоры разговорами, а работа работой. Час уже прошёл, давай рассказывай, что видел, на что внимание обратил…

ИТК № 1. АСЛАНБЕК ТЕВЛОЕВ

Это было низенькое кирпичное строение, с коридором без окон — ШИЗО. Стены тесной камеры, где сидел Асланбек Тевлоев, были грубые, с зацементированными в них мелкими обломками щебня и бетона — надёжный способ лишить заключённых возможности прислоняться к стенам. В воздухе висел какой-то тухлый запах, будто дохлой крысой воняло.

Была ночь. Асланбек лежал на нарах в одежде и безучастно смотрел в стену перед собой, подоткнув одну руку под голову.

— Слышь, Бек, ты не спишь? — подал голос сосед. — Я же чую, что не спишь. Чего тебе неймётся, чего терзаешься?

Асланбек повернулся на другой бок и негромко выругался.

— Чего ругаешься? — опять заговорил сосед и поднялся на локтях, тускло блеснув лысиной. — Да не таись ты, браток, ты ж меня знаешь, я никогда никого не закладывал. Ты выплеснись — полегчает.

Говорившего звали Дмитрий Исаев, но здесь он был известен всем как Верстак. Он был из тех, кто умел находить общий язык со многими, вёл почти незаметное существование, на скандалы и ссоры не нарывался, хотя временами его желание угодить вызывало у некоторых зэков приступы бешенства. Тогда Верстаку доставалось по полной программе, о чём свидетельствовали четыре отсутствовавших передних зуба и наполовину откушенное правое ухо, имелись у него и шрамы на животе, но он почему-то стыдился их, никому не рассказывая об их происхождении.

Асланбек относился к Верстаку с доверием. В самом начале своего срока Тевлоев был сильно избит контролёрами и несколько дней отлёживался в санчасти; там он повстречал впервые Верстака. Маленький лысый мужичок нежно ухаживал за ним, кормил с ложки, угощал куревом, которое он всегда умудрялся где-то достать, и колбасой, выигранной в карты. У Тевлоева сложилось о Верстаке впечатление как о человеке неназойливом, умевшем вовремя помолчать и послушать, и вовремя вставить нужное слово; иногда Верстал казался ему мудрейшим из мудрейших, он вызывал ощущение надёжности. Трудно было поверить в то, что Верстак осуждён за убийство родной сестры, которую он сначала изнасиловал, а затем задушил.