Кто последний к маньяку? - Марина Серова

Киреев вздохнул и некоторое время помолчал. Видно, воспоминание об изуродованных трупах, виденных им в морге, действовало на него угнетающе. Еще бы. Для такого любителя женщин, как Славка, видеть обезображенное женское тело – это уже психологический стресс.

– С директором магазина «Перикл», с Оксаной… не помню фамилию, странная какая-то…

– Нейбоур, – вставила я, продемонстрировав свою превосходную память, – немецкая фамилия или, может быть, голландская…

– Так вот, с ней было все то же самое. Разница только в том, что на нее он напал в подъезде, а Латышеву изуродовал в машине… И когда я увидел эти разрезы на теле Балацкой, для меня уже не было вопроса, кто убийца. Он же. Я не знаю, кто этот человек, но это он. Мы поэтому и скрываем обстоятельства ее убийства. Это же лакомый кусок для журналистов. Такой вой поднимется. Мне, в общем-то, наплевать, что будут писать и говорить о нас, о милиции, но они же просто панику в городе спровоцируют. А толку не будет никакого. Если он решит еще кого-то убить, найдет себе жертву, даже если полгорода вообще из дома выходить перестанет…

– Окружение Балацкой вы проверяли?

– Проверяем. Не забывай, пожалуйста, что ее убили только вчера…

– Ну и что вы уже выяснили?

– Да почти ничего… Несмотря на ее светский образ жизни, более-менее регулярно общалась она с довольно ограниченным кругом людей.

Я взглянула на него вопросительно.

– Что значит – общалась?

– Да нет, она не была валютной проституткой. По крайней мере, последний год. До этого, конечно, переходила из рук в руки, но тоже – не часто. Она не с панели, знаешь ли…

– А что же было в последний год?

– Евстафьев. Познакомился с ней год назад, влюбился без ума, что неудивительно. Ты поймешь, о чем я, если, конечно, хоть раз ее видела… Последний год она жила с ним. То есть жила-то, конечно, одна, в квартире, которую он для нее купил. На нашем курорте, в Апрелевском ущелье, в элитном четырехэтажном коттедже на две квартиры. Знаешь, кто был ее соседом по дому? – Славка саркастически ухмыльнулся. – Вице-губернатор. Евстафьев и здесь не упустил возможности свой кошелек продемонстрировать и губернатора носом ткнуть. Смотри, мол, твоя правая рука живет так же, как моя любовница. Такая квартирка-то в этой нашей курортной зоне знаешь сколько стоит? Не меньше миллиона новыми, деноминированными. Сам-то Евстафьев там не жил, у него семья, но появлялся почти каждый день. Открыто к ней ездил, не таясь. Вывозил ее в тарасовский свет: рестораны, казино, театры. Впрочем, не только в тарасовский. За год они три раза за границу ездили – Багамы, Куба и Франция… Без него, кстати, Ирэн из дома почти не выходила. Не думаю, чтобы он ей такое условие поставил, скорее сама не хотела. Да и что ее в Тарасове могло интересовать? Она тут уже все видела – и снаружи, и изнутри.

– Деньги, как я понимаю, у нее были. Может быть, магазины?

– Деньги? Мы проверили – на ее счету в евстафьевском «Конфидентбанке» постоянно лежало пятьдесят тысяч долларов. А магазины? Танечка! Что можно купить в наших тарасовских магазинах? Садовник их дома… Кстати, я не сказал, что этот домик на двух хозяев обслуживают пятнадцать человек? Восемь человек охраны, два садовника, дворник, слесарь-сантехник, автомеханик – один на два гаража, и две уборщицы – по одной на каждую квартиру. Надо всеми ними – кто-то вроде управляющего, пузатый такой добродушный дядя в расшитой украинской сорочке. Вареники любит со сметаной, угощал меня все, когда я с ним разговаривал. Все дела по дому и по обслуге – на нем. Умел ладить и с Ирэн, и с вице-губернатором. Флигелек у этого дяди в глубине двора, в зарослях сирени и старых высоких акаций. От ворот – не видно, будто нет его совсем. Да и сам дядя незаметный какой-то, на глаза не попадается, не слышно его, не видно, – но дом держит в идеальном порядке, знает все о каждом из его жильцов, и добродушие его, похоже, только внешнее. Обслуга его боится до смерти. Даже охрана, а пареньки там – на подбор, дрожь пробирает от одного вида, и вооружены – как американские коммандос. Зарплата у обслуги такая, что люди рыдали, когда этот добродушный дядя в расшитой украинской сорочке их оттуда увольнял. Горничные, кроме квартир, обслуживают и его флигелек тоже, и, похоже, главным образом по ночам.

– Вы его проверяли?

– У него алиби. Как раз в момент убийства к нему бригада ремонтников из «Горсвета» приезжала – какая-то авария на линии была, в квартире у вице-губернатора трансформатор сгорел, так тот целый скандал устроил, хотя электричество всего на час отключили…

– Так что садовник-то рассказал?

– Садовник? Ах да! Так вот, садовник рассказал, что из-за границы последний раз Ирэн привезла с собой морской контейнер всякого барахла. Ты знаешь, мы осматривали ее квартиру… У меня фантазии не хватает придумать, что еще можно купить для дома. Думаю, и у тебя не хватит… А ты говоришь, магазины… У нее не нашего с тобой уровня проблемы были… Единственное, на что она последнее время тратила деньги, – покупала топографические копии картин. Причем – только шедевров. У нее весь второй этаж – что-то вроде картинной галереи. Только какие-то аппараты стоят везде, типа проекторов, что ли? Но на стенах – ну настоящие картины! Я пока рукой не потрогал – не поверил, что не настоящие. А это только изображение, рука проходит сквозь него. Призрачная какая-то атмосфера в ее квартире. На стенах – Рембрандт, Рубенс, Веласкес, Дюрер, Пикассо, ни одного, кстати, русского мастера, все иностранцы, все классики. И как бы нет этих картин в то же время. Странно так… И сама она, надо сказать, какая-то призрачная была. Не женщина – туман… Или – дурман… Я, правда, больше по портрету сужу – у нее в спальне портрет висит во всю стену. Обнаженная она на нем… Не знаю, право, чьей работы портрет… Но глаз не оторвать.

«Ох, Славка, – подумала я, – бабник ты неисправимый…»

– А что произошло в казино? – попыталась я сдвинуть его со слишком уж личных воспоминаний об Ирэн Балацкой. Вернее, об ее художественном образе.

– А ничего не произошло. Евстафьев говорит, что увлекся игрой, ему в тот вечер везло крупно, он много выиграл. И всего-то на полчаса потерял ее из вида, забыл про нее. Он же игрок по натуре. И тут приходит даже не директор, а сам владелец казино, Феликс Закатнов, с которым они в близком знакомстве, не раз пили вместе и в бане парились, не скажешь – друг, но знают друг друга очень хорошо… Так вот, приходит Закатнов, который в игровом зале вообще никогда не появляется, а сам бледный, как смерть… И начинает оправдываться. Мол, кто-то позвонил администратору казино, попросил пригласить к телефону Ирэн Балацкую. Голос мужской, глуховатый, невыразительный. В казино это вообще-то не практикуется, но тут администратор решил пойти навстречу, поскольку мужчина сказал, что речь идет об информации, которую Ирэн ждет уже давно и которая очень важна для нее. Все, больше никто не слышал, о чем она говорила по телефону. Да она и не говорила. Сказала лишь два слова: вначале – «Слушаю», в конце – «Хорошо». И все. Через десять минут спустилась со второго этажа вниз и попросила охранника передать Евстафьеву, если он ее спросит, пока она не вернется, что она вышла подышать свежим воздухом, потому что у нее болит голова. «Впрочем, – добавила она, – я вернусь минут через десять».

– У нее что же, не было личной охраны? – удивленно спросила я.

– Когда она выезжала куда-то с Евстафьевым, она своего охранника оставляла дома. И в таких поездках пользовалась относительной свободой передвижения. В туалет, по крайней мере, одна ходила. Ее-то личный охранник ни на шаг не отпускал одну, даже до двери туалета провожал, а если в туалете было больше одной кабинки, извини за подробности, выгонял всех оттуда и никого не пускал, пока Ирэн справляла свои женские надобности. Ну вот и пошла вроде как в туалет, а сама, не сказав никому ни слова, – на улицу, на свидание со своим убийцей.

Славка вздохнул и замолчал. Он съел огромный кусок торта, залпом запил его холодным кофе, что вызвало у меня реакцию какой-то физиологической неприязни как к его действиям, так и к нему самому, и произнес финальную фразу своего безрадостного рассказа:

– Вот, собственно, и все, что нам известно по делу об убийстве Ирэн Балацкой…

ГЛАВА 9

Когда я выпроводила Киреева из своего дома, у меня еще оставалось полчаса до встречи с Евстафьевым. Мне нужно было за это время обдумать единственный вопрос – чего я хочу от этой встречи, какая именно информация, касающаяся Балацкой, меня интересует?

Самое сложное в расследовании серийных убийств – найти общую точку, в которой они соприкасаются. Нет, я имею в виду не способ убийства, который, как правило, одинаков, именно по этому признаку следствие и объединяет убийства в серию. Из правил всегда бывают исключения. Некоторые серии построены на случаях с разными способами убийства. Но объединяющий момент в них должен быть обязательно, иначе эти убийства не попали бы в одну серию.