Грезы Хорб-ин-Тнес - Сергей Шуба

– Кто, колодец?

Газан промолчал.

– Животные первыми почуют его.

– Они почуют так же и воду. Если она здесь есть.

Солёный пот заливал глаза.

«Какой день мы идём? Всё дико, пустынно, знакомо. Вот сейчас из-за камней появятся купола пальм – это Чач, которого я смог достичь вместе с капбарами, когда Курбат ушёл на Юг, к Дешт-и-Науф…»

Рыжий под Альтестейном тревожно заржал, вытянув шею. Верблюд Газана остановился, сильно всхрапнув. Верблюдица попятилась.

– Здесь. Это где-то здесь, – одними губами сказал хулагид.

– Хорошо, – «варвар» заморгал, попробовал понюхать воздух, широко раздувая ноздри, но ничего не уловил и решительно спрыгнул с коня.

Он достал из-за пазухи медальон на кручёном чёрном шнуре, в котором поблёскивали серебряные нити. Поверхность талисмана, когда Альтестейн смотрел на неё при свете костра, была зеркальной, казалось, будто из глубин неведомого металла сейчас выплывет что-то, но при свете дня он был просто матовым.

– Анари охури. Шасса-на лайя ом ту…

Газан. Газан! Стреножь своего зверя и Рыжего. Все четыре ноги. И тащи верблюдицу за мной.

Они оба взялись за повод, животное не хотело идти.

– Господин, – впервые гордый проводник обратился так к Альтестейну. – Что мы будем делать?

– Ты наполовину амаитнарра, наполовину маайанат, что сейчас важнее. Я помню, у вас был обряд, когда вы просите милости у черных теней. Ты знаешь что-нибудь об этом?

Газан пронизывающе посмотрел в лицо наёмнику:

– Мать рассказывала мне как тайну…

– Ты собирал травы в полнолуние? У тебя всё есть? Ты не мог выжить в песках, не помня своего второго корня.

– Я ни разу не выполнял служение.

Вдвоём они протащили верблюдицу ещё с десяток шагов, спустились в неприметное углубление и увидели впереди справа груду грубо отёсанных камней.

Верблюдица жалобно застонала, будто понимала, что с ней сейчас сделают, и пала на передние ноги.

Газан быстро осмотрелся, и разложил небольшой костерок из пучка хвороста, что сунул ему в руки Альтестейн, а потом гортанно запел, неторопливо кружась вокруг своей оси, маленькими шажками обходя колодец по движению солнца. Постепенно тон пения становился всё выше, исступлённое, из складок одежды хулагид доставал какие-то травинки, растирал, бросал в воздух вокруг себя, подпрыгивал и размахивал руками, подражая крыльям орла. По его знаку Альтестейн вскрыл горло верблюдице, и кровь её хлынула на горячие камни. Подскочив к затухающему пламени, Газан сунул в уголья какие-то перья и зашептал, трясясь, омывая себя поднявшимся вонючим дымом. «Варвар» почуял волну, прошедшую по ногам. Они застыли. Потом проводник, будто что-то услышав, решительно поднялся с колен и подошёл к верблюдице. Обнажив кинжал, он вспорол ей брюхо и, причитая, достал плод. Потом отпилил голову животному. Весь перемазавшись кровью, он отнёс это к колодцу и бросил внутрь.

Альтестейн, которого внезапно одолела безмятежная слабость, прищурившись, смотрел на эти действия. Дым щекотал ему нос и горло чем-то сладким, но ни чихать, ни откашляться не хотелось. Так стоять, пока не заполнишься грязно-жёлтыми клубами от самых пяток до макушки. В оцепенении «варвар» смотрел, как со свистящим звуком голова верблюдицы вылетела из колодца. Потом что-то невидимое ударило его в грудь, опрокинуло, закричало в уши визгом на пределе слышимости и тотчас метнулось ещё куда-то. Застонал Газан. Силясь вдохнуть полной грудью, Альтестейн перевернулся на бок и увидел, как проводник корчится на камнях у безжизненной туши, с корнем выдирая свои светлые волосы.

Будто что-то лопнуло, отпустило «варвара» и он вскочил, левой рукой хватаясь за медальон, а правой обнажив меч.

– Тебе были даны дары! Отступись!

Газан поднялся на ноги, шатаясь, неуверенными движениями разметал пепел костра, а потом двинулся к Альтестейну.

– Стой, – хрипло сказал «варвар». – Тебе не взять меня. Посмотри сюда.

Медальон исторг из груди проводника хрип.

– Тебе ведомо, кто его сделал. Ты знаешь, кто его дал. Говори со мной.

– Что… ты хочешь?

Альтестейн облизнул потрескавшиеся губы. Камни жгли ноги даже сквозь подошвы сапог.

– Сначала воды. Потом ты отведёшь нас в Ахель.

Дух рассмеялся «варвару» в лицо:

– Я уйду сейчас, смертный. Возьму своего нара и уйду. А ты пей воду. Вдосталь напейся.

Медальон внезапно качнулся в руке Альтестейна, словно чувствуя его глухое отчаяние и нарождающуюся ярость бессилия:

– Посмотри назад, дух, если ты умеешь смотреть. Неужели ты думаешь, мы добрались сюда одни?

Долгое, мучительное молчание. Дым отпустил Альтестейна, и он чувствовал себя былинкой, готовой лететь под порывом ветра, но это ощущение уравновешивалось горячими толчками медальона.

– Там много людей, и это не караван. За людьми твоей силы скрываются жители степей, и их больше. Вы идёте в пустыню умирать.

– Ты просмотрел главное, дух. С нами едет тот, кто дал мне этот медальон и приказал охранять человека, в чьём ты теле сейчас. Он проводник и наполовину керкет, что должно было оградить нас от неприятностей, так как мой наниматель не хочет открывать себя раньше времени. У меня нет силы приказывать тебе, но подумай. Пустыня изменилась, а ты того не заметил.

Черные провалы глаз пытались охватить всю фигуру Альтестейна.

– Что ты хочешь?

– Ты взял проводника. Мы найдём дорогу назад, ибо запечатлели её в своих снах, хотя здесь очертания земли меняются ежечасно, когда дует ветер. Мне нужно попасть в Ахель через скалы. Если ты согласишься послужить моему нанимателю, это будет полезно и для тебя.

– Что тебе твой наниматель? Уйдём вместе, я знаю, где лежат такие сокровища, что и не снились самому шахиншаху.

«Если бы ты знал, кто послал меня».

Тело стояло, выпрямляясь всё сильнее, будто кто-то внутри наматывал струну, подлаживая фигуру марионетки под свои чуткие пальцы.

– Амулет окутывает тебя, чужеземец, но я вижу самую твою суть. Ты – кувыркающаяся в воздухе булава. Я не могу разгадать твои слова, не могу прочитать в твоих глазах правду, но я чую твою злобу. Это хорошо.

– Сделка? Ты поклянёшься на этом талисмане?

– А ты, поставишь себя?

Горячий пот заливал глаза, но при этих словах «варвара» пробила крупная дрожь.

– Давай оговорим условия.

– Говори.

– Ты не пытаешься бежать. Не обманываешь меня в моих вопросах. Не натравливаешь на нас твоих сородичей. Не проклинаешь нас. Не выдаёшь себя. Не убиваешь никого из моих людей, и проводишь нас к Ахелю. Мы не препятствуем тебе уйти потом, куда ты захочешь, а ты уйдёшь и не станешь нам мстить никогда.

– Клянусь, да будет свидетель в том мне амулет, который выпьет мои силы при нарушении клятвы: я не пытаюсь бежать, покуда не провожу вас к оазису. Я не лгу тебе, когда ты спрашиваешь меня. Я не убиваю твоих людей, веду себя как человек. Я не проклинаю вас и не натравливаю на вас моих сородичей. Когда я уйду, то не буду вам мстить. Никогда.

Ты не выдаёшь меня перед своими воинами и своим нанимателем. Не подносишь мне еды на серебре, не окуриваешь травами таска и маремьяна. Не пытаешься захватить надо мною власть.

– Клянусь. Клянусь собой, да будет в том мне солнце свидетель.

– Что-то гложет тебя, я вижу. Но ты поклялся солнцем, и теперь твоя безделушка не будет иметь надо мной власти, если ты вдруг нарушишь свои слова. Возможно, нам стоит обсудить вечером какие-нибудь ещё условия, – мертвец оскалился, пытаясь улыбнуться.

– Да. Тебя зовут Газан, если ты вдруг позабыл.

Тело сделало два шага, протянув вперёд ладонь, будто желая взять Альтестейна под руку, но остановилось, не доходя, ощутив какую-то границу:

– Хорошо. Я даже съем вашу пищу.

Вечером наёмники вкупе со Львами преодолели гряду и снова углубились в пустыню. Гиены, привлечённые таким большим количеством вьючных верблюдов, следовали за отрядами по пятам, изредка поднимаясь на гребень очередного холма, чтобы издевательски похохотать вслед.

Кто-то из Львов, желая показать свою удаль, несколько раз срывал коня в галоп, пытаясь поразить стрелой какую-нибудь тварь, но пока это заканчивалось ничем. Крупные звёзды усеяли небосвод, пар от дыхания поднимался лёгкими невесомыми облачками. Напившиеся воды, животные шагали бодро.

Газан, железной рукой управляя впавшим в апатию наром, подъехал к Альтестейну и сказал, склонившись к нему:

– Надо ехать столь быстро и столь долго, как вы можете. День переждём меж барханов, ночью подъедем к скалам, и я проведу вас.

«Варвар» кивнул Кее’залу, тот что-то объяснил Тевелуку на туэркинтинском, и наёмник умчался, нахлёстывая коня.

Войско тянулось тонкой цепочкой по трое, изредка взблёскивали кольчуги или эфесы сабель, как чешуйки огромной змеи, ползущей в темноте.