Инь и Ян - Борис Акунин

Фандорин (разворачивает газетную бумагу, в которой картонный футляр, из футляра вынимает веер, смотрит на него мельком, передаёт футляр Масе, а сам разглядывает газету): Ну да, во вчерашний номер «Юридического вестника». Должно быть, кто-нибудь из слуг выписывает.

Слюньков: Мне не нравится ваша ирония! Можете намекать на что угодно, но существует презумпция невиновности. Я утверждаю, что пришёл сюда в поисках похищенного имущества, поиск которого мне доверен законным владельцем. Пропавшее имущество найдено, я намереваюсь вернуть его Яну Казимировичу Борецкому, о чём официально и заявляю.

Фандорин: Хорошо. Ваше заявление принято. А теперь давайте пройдём к вам в комнату и проверим, суха ли ваша одежда и обувь. Мне ещё давеча показалось странным, что вы вышли в гостиную в халате и ш-шлёпанцах, хотя хватило бы десяти секунд, чтобы надеть сюртук и штиблеты. (Масе.) Дзю-о моттэ инай ка то тасикамэтэ.

Маса быстро ощупывает нотариуса.

Слюньков: Что вы… что он делает?

Фандорин: Ищет револьвер.

Маса достаёт из карманов нотариуса листок бумаги.

Маса: Корэ дакэ дэс.

Фандорин разворачивает бумагу.

Слюньков: Вы не имеете права…

Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю вышеуказанному С. С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С. С. Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу всё наследство ц-целиком… Знаете что, давайте поднимемся на чердак. Перемолвимся парой слов с дарителем.

Слюньков: Не нужно! Умоляю, не нужно! Я всю жизнь честно… тридцать лет поверенным… Бес попутал… Всё расскажу, всю правду, только не погубите! Если откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня жена в водянке! Дети! Четверо! Бесовское наваждение! Не устоял!

Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели богатства и славы?

Слюньков: Что вас так удивляет? Я ведь тоже человек, а не параграф. И у меня есть свои мечты… Я всегда был практиком, в облаках не витал, но иногда так захочется чуда. Твердишь себе год за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные обязательства. И вдруг — веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять. Однажды очнёшься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что — это всё? Дальше только сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась. Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули под сюртук. Я так испугался! А когда зажёгся свет, отдавать веер было уже поздно…

Фандорин: Ну да. Оставалось только спрятать его в подвале и под шумок подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем?

Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили — веер исполняет желания только законного владельца.

Фандорин: Думали фальшивкой Будду обмануть? Маса, сэнсу-о. (Маса достаёт из футляра веер, протягивает.) Ну что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните?

Слюньков: Всё время их твержу… Вы в самом деле… позволите?

Фандорин жалостно кивает. Они с Масой, переглянувшись, наблюдают.

Слюньков роняет веер на пол — так дрожат руки. Быстро поднимает, раскрывает.

Слюньков: Голова кружится… В глазах темно… Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала белой стороной наружу.) Для мира хорошо — вот так. (Переворачивает.) Для себя хорошо — вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… (Крестится. Поёт, качая в такт веером.) «Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё».

Нотариус замирает, ощупывает своё лицо, шлёпает себя по темени, смотрит на руки, озирается вокруг. Маса отбирает веер, укладывает его в коробку, кладёт коробку в карман.

Пауза.

Слюньков: Морщины? Щёки висят! Никуда не делись! Лысина! А как же молодость и красота? Эраст Петрович, во мне что-нибудь изменилось?

Фандорин: Да. Побагровели весь… Стыдно, Степан Степанович. С этим веером все будто с ума посходили.

Слюньков со стоном падает навзничь.

Фандорин наклоняется над ним.

Фандорин: Ну вот, кажется, до к-кондрашки донервничался, жертва суеверий.

Маса: Дан на, карэ дэ ва аримасэн. Арукася то Диксон ва симэсиавасэтэ ирун дэс ё! Арукася-о нигаситэ симаимасита. Моосивакэ аримасэн…

Фандорин: Лакей в сговоре с Диксоном?… Что ж ты раньше не сказал? (Делает порывистое движение, чтобы бежать к выходу. Останавливается.) Чёрт, не бросать же его здесь.

Пробует поднять нотариуса, но мешает рука в гипсе.

Фандорин: Тэ га… Дэ ва, таному.

Маса берёт Слюнькова под мышки, тащит.

Фандорин выходит на просцениум, и занавес за его спиной смыкается.

5. Содом и Гоморра

Перед занавесом.

Фандорин поворачивается, идёт к кулисе, навстречу ему выходит Инга.

Фандорин: Вы не спите?

Инга: Разве уснёшь? Места себе не нахожу. Все затаились по комнатам. Время будто остановилось. Так захотелось хоть с кем-нибудь словом перемолвиться… Вышла в коридор. Там двери спален, одна за другой. Господи, думаю, ведь это комната дяди Казимира. Он там сейчас на столе лежит, мёртвый, с разрезанным животом. Отбежала к следующей двери. Только перевела дыхание, и вдруг ударило: а это же комната мистера Диксона. Тоже мертвец! И так мне жутко стало! Бросилась стучать в следующую дверь, сама не знаю, зачем. Там остановился нотариус, он-то вроде бы жив. Стучу — ни звука. Тишина. Мёртвая! Дальше мамина комната. Думаю, если и там тихо-с ума сойду. Стучу — безмолвие. Сон, кошмарный сон! Перебегаю к двери отца. Молочу уже кулаками, со всей силы. И тут наконец отклик. «Немедленно уходите! Я позову на помощь!» Я ему: «Папа, это я, Инга!» А он: «Иди к себе и запрись!» Так и не открыл… И Яна нет… Всё ищет свой веер. Меня с собой не взял… С ним было бы не страшно…

Фандорин: Надо сказать ему… Нет, сначала с лакеем.

С другой стороны сцены появляется Фаддей с канделябром в руке.

Фаддей (бормочет): Всё носются, всё бегают. Ночь-полночь, угомона на них нет. Ни «доброй вам ночи, Фаддей Поликарпыч», ни «моё почтение»…

Фандорин: Послушайте, Фаддей Поликарпович, моё почтение. Проводите-ка меня в комнату вашего п-помощника Аркадия. У меня до него срочное дело.

Фаддей: Проводить можно, чего не проводить.

Фандорин: Где он живёт?

Фаддей: Известно где, во флигеле.

Фандорин: Сударыня, вам следует и в самом деле вернуться к себе. Ничего не бойтесь, дело идёт к развязке. (Фаддею.) Ну, ведите.

Фаддей: Свести можно. Только Аркашки там нет.

Фандорин: А где же он?

Фаддей: Наверх побег. (Показывает пальцем вверх.)

Фандорин: Куда наверх?

Фаддей: Кто его знает. На лестнице налетел, как скаженный. Ни «здрасьте вам, Фаддей Поликарпыч», ни «доброй вам ночи». Чуть с ног не сшиб…

Фандорин: Чердак!

Бежит.

Инга: Что чердак? Боже, Ян!

Бросается следом за Фандориным.

Фаддей (глядя им вслед): И эти бегать. Содом и Гоморра!

6. На чердаке

Слева открывается часть занавеса. Это лестничная площадка перед чердачной дверью. Через оконце проникает тусклый свет.

Фандорин, за ним Инга.

Фандорин: Заперто! Кто запер? Ян или..?

Инга (бросается к двери, стучит в неё): Ян! Ян! Ты меня слышишь? Ян, открой!

Раздаётся выстрел, потом шум, грохот.

Инга отчаянно кричит.

Фандорин разбегается, бьёт плечом в дверь. Дверь слетает с петель. Занавес сдвигается вправо.

Фандорин: Чёрт! Рука! (Сгибается в три погибели, обхватив загипсованную руку.)