Бездыханные ІІІ (СИ) - Айзель Кон

На диске была всего лишь один музыкальный файл длительностью в две минуты. И когда я открыла его, смысл странной записки тут же стал ясен.

Когда-то давно, когда мы еще были в первом классе старшей школы, поводился один интересный конкурс. Целью этого конкурса было найти связь между жизнью человека и физическим состоянием, на которое влияет эта жизнь. Тема оказалась слишком широкой, и найти похожие работы у участников было трудно. Все они были по-своему уникальны. Кто-то решил не напрягаться и просто показать, как болезни человека влияют на его внешность. Кто-то был более находчивым и сфотографировал руки разных людей, подписав их примерно так: шахтер с 20-ти летним стажем; учитель средних классов, домохозяйка, киноактриса и т. д. Эта работа мне очень понравилась, так как руки домохозяйки оказались красивее рук киноактрисы. Они выглядели бледными, исполосанными венами, шершавыми, с короткими ногтями, но всё равно были намного красивее. В них виделись материнская нежность и забота.

Но, наверное, самой необычной была работа Локки. В маленьком абзаце на три-четыре предложения он рассказал о жизни людей. И связал это…  с биениями их сердец. Вроде бы, совершенно одинаковая физическая функция, которую может изменить разве что болезнь или эмоциональное состояние, но, узнав о жизни этих людей, даже два одинаковых биения сердца кажутся совершенно разными. Сердце счастливого ребенка, сердце вдовы, одинокое сердце, безответно влюбленное сердце, сердце счастливой беременной женщины, сердце разочаровавшегося в жизни, сердце неудавшегося самоубийцы, сердце погибающего с горестью и погибающего с радостью…

Работа Локки заняла почетное первое место. И сейчас в колонках было слышно биение именно моего сердца: без ненужного музыкального сопровождения, без посторонних звуков — только слегка шипящая тишина, перебиваемая размеренным «ту-дум, ту-дум, ту-дум».

Нарастающая эмоциональная боль сдавила грудь.

Я приложила руку к тому месту, где было мое сердце, и сжимала пальцы, тихо шепча в такт: ту-дум, ту-дум, ту-дум…  Через минуту создалось ощущение, будто мое сердце вновь работает, вновь стучит. И я обрадовалась этому. Мне показалось, что я действительно ожила. Вот только мелодия прекратилась, и комната опять погрузилась в тишину. Иллюзия рассеялась, и боль вернулась вместе с отчаянием. Не слышать биение своего сердца оказалось слишком громкой тишиной, которую я заметила лишь сейчас. Эта тишина давила на голову, пугала и заставляла забиться в угол и кричать. Кричать, дабы не слышать ее — не слышать тишину.

Но я не кричала. Я просто поняла урок, который мне хотел преподать Локки этим подарком: ни в коем случае я не должна сдаваться. Ни в коем случае мне нельзя отчаиваться и пускать все на самотек. Нельзя просто ждать, когда меня пожрет демон. Я — человек, и это мое тело. И пусть мне осталось от силы два года — это время я проживу достойно.

Во второй день учебы уроков, как ни странно, было мало.

На большой перемене, вернувшись со столовой в класс, я, Локки и Ирен застали довольно занятную картину: Крис сидел за своей партой, подперев голову рукой; перед ним, за моей партой (я заняла место поближе к Крису) сидела та самая девушка, которая вчера гналась за ним, и что-то оживленно рассказывала. При этом вид у Криса был уже больше отрешенный, чем обреченный. Видно, он сдался, и теперь просто смирился со своей жалкой участью.

Я удивилась. По началу мне даже стало жалко Криса, такая убитая у него была мина. Но потом жалость была грубо подвинута ревностью, и я уверенно потопала к ним. Как только Крис увидел меня, его лицо прямо-таки засияло надеждой и радостным облегчением.

— Мио! — воскликнул он и, резко поднявшись, подошел ко мне. Это слегка умерило мой пыл.

— Чего это вы тут…

Договорить мне не дали. Крис рывком потянул меня прямо к той девушке.

Она сначала удивилась. Потом удивленный взгляд стал оценивающим. Брюнетка медленно смерила меня взглядом и почти неслышно хмыкнула.

— Вот! — произнес Крис, ставя меня перед девушкой. — Элизабет, это Мио. Мы с ней встречаемся, планируем пожениться, родить кучу детей, завести собачку и умереть ворчливыми стариками в один день, и чтобы могилки были рядом. Правда, Мио?

Закончив тараторить, он взглянул на меня умоляющим взглядом. Я еле сдержала презрительное фырканье. «Значит, в обычные дни он даже признаться боится в серьезных отношениях. А когда припечет, то готов чуть ли не под венец вести. Вот свинья! Ну да ладно, сыграем в его игру», — подумала я, и губы растянулись в широкой усмешке.

— Да, — я приобняла Криса за плечо. — У нас очень серьезные отношения. Мы та-а-ак сильно любим друг друга, что минуты разлуки для нас длиннее вечности. А Крис такой хороший, что прощает мне любые оплошности. А еще он знает, что провинился больше раз, чем я, поэтому никогда не сердится и говорит, что недостоин такой терпеливой девушки, как я. Правда, сладкий?

Я четко видела, как парень старается подавить обреченный стон, а во взгляде проскальзывает панический блеск. Как он содрогается, когда с моих губ срывается эта противное прозвище, которым любят называть друг друга влюбленные. Крис ненавидит такие штучки и считает их глупыми. Впрочем, как и я, но сейчас можно было немного поиздеваться.

Я старалась сдержать на лице невинную улыбку и не превратить ее в кровожадный оскал. Ничего, сам же заварил эту кашу! Так пусть теперь сам ее и расхлебывает. Я лишь чуть ее подсолю.

— Д… да, — наконец-то тихо выдавливает из себя Крис, нервно сглатывая.

— Что ты сказал, солнышко мое ненаглядное?

Парень опять вздрагивает и произносит уже четче:

— Да.

В это время Элизабет, нахмурившись, глядела на нас с подозрением. Наконец-то таки она тяжело вздыхает и медленно поднимается с моего места.

— Ладно, — говорит она, проходя мимо нас. — Но, Крисси, мы еще поговорим, О'кей? Когда нам не будет никто мешать.

И, смерив меня презрительным взглядом, удалилась.

Крис облегченно плюхнулся на свое сиденье и со стоном опустил голову на стол.

Скривившись, я удивленно спросила:

— Крисси?

Парень лишь опять застонал.

— Она говорила пятнадцать минут без остановки, — произнес он, подняв на меня измученный взгляд. — А когда я, не сдержавшись, начинал грубить, то лишь смеялась и продолжала болтать. За что мне такие мучения? Чем я провинился?!

Я иронически хмыкнула и скрестила руки на груди. Заметив это, Крис поспешно добавил:

— Понял-понял. Можешь не начинать.

Я прыснула от смеха, но, услышав звонок на урок, села на свое место.

На этом странные встречи не закончились. На следующей перемене, когда я шла за учебниками в школьную библиотеку, мне по пути встретился Грим. Завидев меня, он как ни в чем не бывало начал оживленно махать руками, привлекая мое внимание. Старательно подавляя нарастающую злость, я делала вид, что не замечаю его. Но демон не унимался и, подбежав ко мне, начал весело болтать и спрашивать: как дела, куда я направляюсь и т. д.

Многие прохожие, завидев нас, стали удивленно глазеть и озираться. Естественно! Я ведь вчера накинулась на Грима прямо на школьном дворе. А так как слухи у нас распространяются быстрее чумы, сегодня о том происшествии узнали все. Когда я сегодня утром зашла в школу, школьники сразу начали перешептываться и незаметно тыкать в меня пальцами. Да уж, неплохой дебют в новом учебном году. Ну да ладно. Главное, чтобы эта новость не дошла до учителей и меня не вызвали к директору с обвинением в избиении ученика по обмену.

От Грима мне все-таки удалось избавиться, и остаток дня прошел спокойно, без происшествий.

После школы мы с Ирен пошли к ней домой. Вчера, у меня дома, мы вчетвером уже обсудили наше лето, но теперь, когда парней нет, можно было и по-девичьи посекретничать.

В шесть часов я собралась домой. Ирен я сказала, что не успела еще разложить вещи из поездки, и нужно с этим разобраться. На самом же деле, ко мне скоро должен был прийти Крис, и мы будем решать, куда повесить мой портрет, подаренный Мелори и Данте. Подруге я об этом портрете не сказала, так как, ясное дело, этот портрет был слишком шикарным подарком, а раскрывать истинное богатство семьи Криса было бы не хорошо.