Оберег на любовь. Том 1 - Ирина Лукницкая

Тут дедушка, сраженный морфеем, всхрапнул на весь вагон и выронил свой «Крокодил». Опять повод. Мы зажимали рты, чтобы не разбудить соседа. Потом самовольно подняли журнал с грязноватого пола и, выхватывая его друг у друга, стали по очереди зачитывать разные выдержки.

– …Ввиду семейных обстоятельств, в частности болезнь свиньи, я имела невыход на работу в течение пяти дней, – декламировала Соня и ждала моей реакции.

Я приглушенно хихикала, а она, икая, вносила поправки.

– Это… это… из объяснительной.

Меня больше насмешил короткий фельетон, который назывался: «Хочу домой». Смысл его был таков: в пионерском лагере персонал создал настолько неблагоприятные условия, что бедные дети хором просились домой. Городским отделом народного образования города Новопургинска была проведена замена высшего руководства лагеря, укреплен состав воспитателей, отремонтирована крыша, а также улучшено санитарное состояние территории и, главное, внешний вид вожатых. Вроде, тема серьезная, но меня так разобрало, что я не могла остановиться. Соня тоже хваталась за живот.

– Ой, не могу. Пионеров жалко…

Потом подруга пересела ко мне на лавку, мы ели булочки и вместе рассматривали картинки из раздела «иностранный юмор». На рисунках длинный полосатый кот сначала отдыхал на ребристом радиаторе отопления, потом поднялся и пошел, чуть живой, заплетая лапами. Туловище и хвост оказались волнистыми, сохраняя контур батареи. А сам котейка теперь больше стал похож на ползущую гусеницу. Своим ржанием мы все-таки разбудили деда. Он на секунду открыл глаза, окинул нас непонимающим взглядом и пробормотал: «А… Девчонки… Смешинка в рот попала? Вот стрекозы»… И опять задремал. Мы просто взорвались хохотом.

Когда журнал надоел, смех иссяк, а булки были съедены, потекла беспечная болтовня двух девчонок-подружек. Теперь уже под дружное хрумканье. Рука сама так и тянулась к палочкам, щедро обваленным в сахарной пудре. Это зараза, как семечки – чем больше грызешь, тем больше хочется. Не оторваться!

Скучноватые железнодорожные пейзажи: поля с березовыми колками; пыльные картофельные плантации, подступающие прямо к дорожной насыпи; дачный поселок, прячущийся за лесозащитной полосой, растянувшийся вдоль линии на несколько километров; крошечный полустанок с группой ребятишек, приветливо машущих нам вслед, – его миновали, даже не притормозив; пустынный переезд с парой застывших машин – плыли в окнах…

Мы делились последними новостями и впечатлениями от нынешних каникул.

– Знаешь, Сонь, меня сильно совесть мучит. Мы же с Колей договорились встретиться вечером. Даже не звякнула парню, предупредить, что уезжаем. Вот ворона! – сокрушалась я, искренне раскаиваясь в своей безалаберности.

– С каким? С Ульянком, что ли? Поверь, этот сильно убиваться не станет, – убеждала меня Соня, кисть ее при этом не забывала нырять в коробку и загребать полную горсть.

– Все равно, неудобно.

– Ничего, переживет. Это ж Колька. Неунывающий наш брат.

Соня, хихикая и прикрывая рот ладошкой, дунула мне в ухо: «Наших в городе много?». Она явно подражала Остапу Бендеру, основателю тайного «Союза меча и орала», но конспирации не получилось, потому что сама же первая и раскатилась заразительной трелью на весь вагон.

– При наличии отсутствия… – отвечала я, в общем, тоже демонстрируя неплохое знание темы и стараясь сохранять серьезный вид, – кажется, как раз сегодня ребята из лагеря возвратились в свои казематы.

– Ты же знаешь, Полина, интернатских я нашими не считаю. Здоровые лбы, а ума…

Почему она, человек по натуре очень отзывчивый, не жаловала этот круг? – я не понимала. Ведь причины отставания ребятишек от сверстников были так очевидны… Я не раз пыталась воззвать ее к сочувствию и убедить, что дети-то не при чем, не виноваты они, что оказались в сиротском доме при живых родителях. Но Сонька тупо твердила, что не терпит, как она выразилась, «казенщины». Почему ее не прошибало? В этом сложном вопросе мне еще предстояло разобраться.

– Ты мне лучше сознайся, подруга, – перевела она разговор в более интересную для нее плоскость, впрочем, тоже немало меня забавлявшую, – мальчишки в вашем лагере все, поди, за тобой толпами ходили?

– Не то слово – ходили. Бегали! И именно толпой. И мальчишки, и девчонки. Особенно, когда кросс был. Между прочим, Сонечка, я там второе место заняла, – похвасталась я высоким результатом.

Сразу вспомнилось, чего мне стоила победа. Вдруг вернулось ощущение кровавого привкуса во рту, бешено заколотилось сердце где-то в районе горла и противно задрожали ноги, – как тогда, после финиша.

– Молодец! Гордюсь! Ну, тем более. Неужели в спортсменку, комсомолку и, наконец, в просто красивую девушку никто так и не влюбился?

– Ни в одном глазу. Понимаешь, там какие-то все ненормальные собрались, повернутые на спорте. Им не до глупостей было. Разряды всем подавай.

– Гляжу, и ты, дорогая подруга, им уподобилась. А почто не первое?

– Место-то? Я и так чуть не сдохла. Представляешь, у нас заключительный этап соревнования по старому кладбищу пролегал. Я выложилась до капельки, еще человек пять на финише обошла и рухнула, как подкошенная, на бугорок. Не поверишь, как мертвая! Когда мало-мало оклемалась, гляжу – а это могилка! Правда, она от времени уже почти с землей сравнялась. Но мне так плохо было, что я даже не испугалась.

– Не понимаю я этого… И ради чего так гробиться?

– Азарт. А у тебя-то на даче возможностей поболе моего было. Говори, чертовка, клюнул кто на твои чары?

– Да так, мелочевка одна, – пожав плечами, ответила Соня, будто речь шла о рыбе.

Мне показалась, она немного смутилась.

– Ладно, вдвоем, Полина, мы с тобой быстренько наверстаем упущенное. Договорились?

Вместо ответа я растроганно призналась:

– Я так рада Сонь, что ты меня пригласила.

– Подожди благодарить. Ты еще не знаешь, что тебя ожидает на нашем курорте, – на ее хитрой физиономии отразилась интрига, – как бы домой не запросилась.

– Что-то я глубины твоих намеков не понимаю, – с набитым ртом бубнила я, не отставая от подруги по части поедания воздушных палочек.

Пористые, как губка, сладкие кривулинки быстро таяли в коробке. На дне оставался самый смак.

– Должна тебя предупредить… Представь себе, у нас на дачах до сей поры процветает такое дикое и унижающее достоинство явление, как эксплуатация человека человеком!

– А… догадываюсь. Не боись, подруга, меня работой не запугаешь. Физический труд приносит мне моральную радость.

– Вот и славно, – с облегчением промолвила Соня и приобняла меня за плечи.

То ли хотела ободрить, то ли заранее за что-то извинялась.

…С ней всегда было хорошо. Никакие обстоятельства извне не могли нам испортить праздника общения. Потому что Соня мне настоящий друг на все времена. А я – ей. Это было предопределено самой историей. Наши отношения начались с той самой нулевой точки отсчета, когда мы обе еще совсем не помнили себя и, как говорится, пешком под стол ходили. Из достоверных источников известно, что стол частенько бывал общим. Наши первые фотографии, и поныне хранящиеся в альбоме с обложкой из синего плюша, тому подтверждение.

Вот я. Стою в ворсистом пальтишке из ткани букле и в вязаной шапке с огромным помпоном, завалившимся набекрень. А рядом моя верная подруга, в искусственной шубке с капюшоном, туго подвязанная под подбородком платочком, отчего пухлые щечки еще больше налились и вывалились из косынки. Копия Аленки с шоколадной обертки… Обе девчушки своим серьезным видом трогательны до слез. На переднем плане пятнистый козлик из папье-маше. Фотография очень удачная, хоть и черно-белая, поскольку у козла можно разглядеть детали: подставку на колесиках и погрызенные уши. Кто из нас двоих погрыз – вопрос навсегда остался открытым. Но, по-моему, я до сих пор помню специфический вкус сладковатой волокнистой массы с запахом опилок и крахмала.

Еще очень удачный снимок. На нем крупным планом наши лица. Мы озорно смеемся, и у нас странные прически. Вместо привычных локонов на голове у Сони – торчащие в разные стороны клочки, а у меня – челка, и мало того, что вся в ступеньках, еще и уехала куда-то наискосок. Здесь мы уже большенькие, раз имеем доступ к ножницам. Играли в парикмахерскую, да по ходу дела взяли друг друга и подстригли. Ох, Соньке тогда и досталось от матери. А мне не очень. Родители больше смеялись, чем ругали меня. Через пару дней, когда страсти улеглись, и Соньку выпустили из угла, папа взял и щелкнул нас фотоаппаратом на память…

Воспоминания о детстве, от которых сразу стало тепло на душе, отвлекли меня от дорожных разговоров. Я на время замолчала, под колесный перестук и равномерное мелькание столбов с провисшими проводами полностью уйдя в свои мысли. Да и Соня, похоже, выдохлась, потому что тоже притихла. Я все пыталась представить: как там будет? Какая на даче светлая речка и чистый пляж. Еще я без конца мысленно перебирала предметы, упакованные в сумку, беспокойно проверяя, все ли взяла. Не забыт ли любимый купальник и удобные шорты – самые востребованные на отдыхе вещи? Однако беспорядочные думы не мешали мне с восторгом поглядывать в окошко, ведь чем больше поезд удалялся от города, тем привлекательнее становилась картина. Скучные придорожные пейзажи вдруг сменились прекрасными ландшафтами. Что это со мной? Раньше никогда природа меня так не трогала. Соньке виды за окном были слишком знакомы, наверное, поэтому она не обращала на красоты ни малейшего внимания. У меня же периодически захватывало дух от простора – не окинешь взглядом, от пестроты полевых цветов и всех оттенков богатой июльской зелени. Масштабами впечатляли поля, которые уже начали желтеть. Территории бескрайние, колосья высоченные! Видно, по этой стороне прошли хорошие дожди – раз пшеница так вымахала. Да и дикие травы, и так уже выше головы, набрались сил и прут себе дальше.