Расчудесный Хуливуд - Роберт Кемпбелл

Котлета то и дело подумывал о том, чтобы прикопить пятерку, да и поймать ее на слове. Правда, если бы она согласилась за пятерку, то оказалась бы дешевой проституткой, и это его огорчило бы.

Факт, однако же, заключался в том, что у него никогда не оказывалось свободной пятерки, потому что его мучал ненасытный голод и каждый доллар, оказавшийся у него в кармане, он немедленно проедал.

И все же он всерьез подумывал о пятерке, даже если ради этого ему предстоит умереть с голоду.

В нежилом и заколоченном здании он был сейчас один-одинешенек. Лишь где-то на этажах капала вода, да возились по углам крысы и мыши. Он сидел на целой стопке циновок, перед ним горел огарок свечи. С наступлением темноты вся ватага выходила на промысел. И мальчики, и девочки были готовы сделать все, что от них потребуют, лишь бы их накормили, напоили, купили новые кроссовки, дали подкурить или нюхнуть.

Сисси, Мими и Му уже на панели. Там же Хоган, Роч и Даки.

Господи, чего только не приходится делать, чтобы прокормиться. Все эти извращенцы со своими запросами и причудами.

– Я вам не лидер злоебучий, – уверяет друзей Хоган. – Я в жопу никому не даю. Я им сам вставляю. И не сосу никому. Ложусь на спину, а они сами сосут. Ненавижу лидеров. Ебал я их всех!

Котлета отлично помнил, как это произошло впервые с ним самим. В кабине у дальнобойщика, едущего на запад. Здоровенный мужик поставил его раком и – как это называется? – изнасиловал. Но лидером он из-за этого не стал.

– Посвети мне в окошко, мамочка, уже иду, – косо усмехнувшись пробормотал он.

Загасил свечу, спрятал ее в карман. Достал карманный фонарик и начал выбираться из дому. На улицу. Туда, где уже зажглись вечерние огни, куда уже вышли на поиски мимолетного счастья толпы народу.

Глава десятая

Ночами в Хуливуде бывает холодно.

Фэй надела лишнюю пару шерстяных носков. Набросила на плечи шаль, а руки держала в карманах куртки.

Джоджо, ее напарник, то и дело дул себе на руки. Но Фэй знала: это не только из-за холода. Руки он обморозил в далеком прошлом. Он был рослым темнокожим, и на лице у него имелось достаточно растительности, чтобы она скрывала жуткие ожоги, отпугивающие от него незнакомцев. Он завязал с наркотиками. Принял баптистскую веру. И вышел на улицу помочь тем, кто еще не успел набраться ума-разума.

Ему с Фэй было ведомо то, что знакомо лишь немногим. Жить с ощущением постоянной опасности интересно независимо от того, сидишь ты на наркотиках или нет. Опасность с тобой неразлучна. Смерть Дышит тебе в затылок.

Они полагали, что любой сбежавший из дому ребенок становится наркоманом примерно за месяц, проведенный на городских улицах. Начинает нюхать или подкуривать. Начинает тратить деньги на героин. Начинает жить от одного острого ощущения до другого. Начинает ошиваться на углу с дружками и подружками, торгуя собой, практикуя оральный и анальный секс и питаясь исключительно чизбургерами и пиццей. И запивая кока-колой. Иногда лакомясь мороженым. И это называется жизнью? Почему малолетние проститутки обоего пола называют это жизнью? Потому что такая жизнь им нравится. Конечно, не всегда и, разумеется, не во всех ситуациях. Но тем не менее нравится.

И Фэй с Джоджо об этом знали.

Знали практически все про малолетних потаскушек с перекрестка Голливудского и Виноградной.

Фэй подумала о том, что, не сиди Сэм из ночи в ночь за стеклянной витриной "У Милорда", он никогда не увидел бы, как она выходит на миссионерскую тропу. Вот и не верь после этого в судьбу! Может быть, и в Бога стоит поверить?

– У тебя все в порядке, Сисси? – спросила она у малолетней потаскушки с выкрашенными в несколько разных цветов волосами, щеголяющей в комбинации в качестве блузки и в тугих джинсах, превращенных в шорты на такой высоте, что становилось непонятно, что же именно они скрывают.

– Титьки мерзнут, – пожаловалась Сисси.

– А почему ты не носишь лифчик?

Парнишка по кличке Даки в причудливом наряде молодежной группировки из другого города и в бейсбольной кепке с надписью "Детройтские тигры", рассмеявшись, сказал:

– А у нее и титек-то нету.

После чего выплюнул жвачку на тротуар.

– Она говорит о тепле, а не о том, чтобы торчало наружу, сукин сын ты несчастный, – огрызнулась Сисси.

Она в свою очередь рассмеялась и пихнула его. Походили они сейчас на двух щенков.

– Ну, так, может, зимнее белье потеплее? – на полном серьезе спросила Фэй. Спросила так, словно была докторшей, выписывающей рецепт. – Здесь, в Южной Калифорнии, запросто можно простудиться. И болеть потом будешь целый месяц.

– В чем дело? Ты ей кем доводишься? Мамочкой? – со внезапной злостью спросил Даки. Расстроило его то, что подружка обозвала его сукиным сыном.

– Да что с тобой, Даки, – удивилась Фэй. – Не с той ноги встал?

– Волосы в жопе зачесались, – сказала Сисси, шлепнув его по заду.

– В рот тебя, заорал Даки.

– Ну-ну, парень, полегче на поворотах, – пробормотал Джоджо.

– Прошу прощения, – язвительно сказала Сисси. – Сам изо рта не вынимаешь, вот и раздухарился.

Мими и Му отошли из-под залитого светом участка тротуара возле витрины, где они выставляли напоказ свои юные прелести. Шум перебранки явно заинтересовал их. Главное, чтобы было на что посмотреть. И чем заняться.

– В чем дело, Сисси?

– Ни в чем. У Даки волосы в жопе…

– Я тебя предупреждал. Я тебе сейчас покажу. Даки хотел было ухватить Сисси за наброшенную на плечи пелеринку из искусственного меха.

– Руки прочь, мудак. – Она с ловкостью увернулась. – У тебя все руки в говне, а ты еще лезешь.

Одна из только что подошедших девчушек сграбастала Даки за плечо и потащила его в сторону. Он погрозил ей кулаком. Захихикав, она шмыгнула прочь.

– Я уж тебя подкараулю, Сисси, – пригрозил Даки. – Я уж тебе покажу.

– У меня в приюте Магдалины есть фланелевые рубашки, – сказала Фэй.

– Фланелевые рубашки, – не веря собственным ушам, простонал Даки. И, засмеявшись, принялся хлопать себя по коленям и расхаживать из стороны в сторону по улице – одна нога на тротуаре, а другая на мостовой. – Хотелось бы мне посмотреть. Хотелось бы посмотреть на Сисси в смирительной рубахе.

– Никакие это не смирительные рубахи. – Фэй-прореагировала на его слова, оставив без внимания шутовскую пантомиму. – Теплые рубашки с короткими рукавами и красивым рисунком.

– Тебя заманят туда, запрут и силком заставят стать монашкой, – сказал Даки.

– Даки! – Фэй наконец рассердилась. – Почему бы тебе не отойти в сторонку? Дай нам поговорить.

– А отошла бы ты сама! Или лучше пошла бы! Даки показалось, что он отлично парировал нанесенный ему удар.

– От Даки не отвяжешься, пока не дашь ему чего-нибудь сладенького, – сказала Мими.

Джоджо извлек из кармана конфету. Разломал пополам. Дал половину Даки, а вторую пока придержал.

– Честная сделка, – уже с набитым ртом произнес Даки.

– А теперь отвали ненадолго, – темным и глубоким, похожим на шоколадную реку голосом сказал Джоджо.

Даки, жуя конфету, отошел. Шел он на цыпочках, явно ликуя, как совсем маленький мальчик, только что взявший верх над сверстниками в игре.

– Можешь заглянуть и взять себе парочку таких рубашек, – сказала Фэй.

– И мне тоже можно? – спросила Му.

– И тебе тоже. Девочки рассмеялись.

– Может, присядем, – предложила Фэй.

– Эй, Му, что-то я не пойму, – смеясь, сказала Мими.

– Перекусим.

– А, Му, почему?

– А может, и останемся ночевать.

– Эй, Му, ты к кому?

– А с утра вас посмотрит доктор, – добавила Фэй, уже осознав, что девочки просто дурачатся над нею.

– Как, Му, быть посему?

– Ну, если вы все-таки передумаете… – сказала Фэй.

Они с Джоджо отошли, провожаемые смехом и шутками.

– А через двадцать минут кто-нибудь из этих детишек уже окажется на заднем сиденье и будет зарабатывать на хлеб насущный, – заметила Фэй.

– Мы пытаемся. Кроме этого, мы ничего не можем поделать, – своим голосом горького шоколада ответил Джоджо.

Глава одиннадцатая

Холостяцкую вечеринку, задуманную Хобби, предстояло провести на вилле в колонии Малибу. Его невеста уже въехала в городской особняк.

Боливия, Айра Конски, агент Пола Хобби, его адвокат Мелвин Джибна – а организация вечеринки была поучена именно им – жаловались, что просто не в силах созвать всех друзей режиссера и продюсера. Поэтому они ограничились "ближним кругом", состоящим примерно из ста двадцати человек.

Более типичного сборища умных барракуд, подлых шакалов и сладкогласых акул нельзя было, наверно, наблюдать нигде, разве что – на съезде служителей евангелистской церкви.

И вот уже если не все, то все же сто десять гостей любовались панорамой Тихого океана – деловые партнеры и просто-напросто знакомые. Полдюжины из них можно было назвать друзьями Хобби, но и то с большими оговорками. Если бы Хобби и впрямь вознамерился собрать истинных друзей, то встречу можно было бы провести в будке телефона-автомата.