Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

Я не ведаю, не знаю,

Где найду, где потеряю,

Жизнь — сплошная маята,

Все на свете — суета.

Любовь изменит, будет больно,

Закричишь во сне: довольно!

Проснешься, вспомнишь, маята,

Усмехнешься: суета! -

в этом месте певец сделал паузу, а публика тут же начала бить в ладоши и стучать ногами, повторяя, как заклинание:

Проснешься, вспомнишь, маята,

Усмехнешься: суета!

А певец продолжал петь, и опять ему хлопали, кричали «Бис!» и «Браво!», а следом вступал цыганский хор, за ним ложечники, и все по старому кругу, только песню эту певец пел единственный раз за ночь, других в его исполнении Алексей не слышал…

Первую ночь пароход двигался медленно, осторожно, словно на ощупь, то и дело посвистывая гудком. К августу река сильно мелела. И хотя вовсю уже шли дожди, а дальние горы посеребрил первый снег, капитан боялся посадить пароход на мель и вечером второго дня причалил его к длинному острову, заросшему черемухой и огромными, в два обхвата, березами.

С парохода спустили на довольно крутой берег сходни, и пассажиры устремились на поляну. Низкое солнце окрасило все в золотистые тона, зачернив тени и приглушив цвета.

Дамы, подобрав юбки, бродили по траве, переговариваясь и пересмеиваясь с кавалерами, а те, окружив черемуху, срывали с веток тяжелые кисти с матово-черными ягодами и отправляли их в рот. Но одна беда — комары оказались здесь злющими, кусали беспощадно и всех без разбора. Через полчаса раздосадованная публика вынуждена была спасаться бегством, и остров опустел. Но сходни не убрали, и Алексей решил сойти на берег.

Отмахиваясь от комаров березовой веткой, он пересек остров, постоял некоторое время на противоположном берегу… Напротив острова возвышалась гора, поросшая редким лесом с проплешинами старых гарей, затянутых малинником.

Три причудливых останца на ее вершине, освещенные лучами заходящего солнца, отбрасывали на лес длинные черные тени, и Алексею показалось, что это скрюченная трехпалая рука тянется к реке, словно чудище из детской сказки хочет зачерпнуть воды и напиться.

Темные воды бились о скальные отвесы горы, свиваясь в тугие жгуты и порождая высокие волны с крутыми гребнями, которые, завихрясь в каком-то немыслимом танце, ныряли под утес, нависавший широким выступом над черной пучиной омута. Поток мчался с невероятной скоростью, и Алексей понял, почему капитан не решился провести пароход в этом месте, хотя здесь, судя по всему, было значительно глубже.

Пароход двигался против течения, и вряд ли его машины смогли бы справиться со столь мощной противодействующей силой.

— Дикий омут, — раздался за его спиной мужской голос, — Дикий омут.

Алексей оглянулся. Пожилой человек в измятой шляпе и сером чесучовом костюме вглядывался сквозь подзорную трубу в противоположный берег. Опустив трубу, он улыбнулся Алексею и протянул ему руку:

— Сергеев Владимир Константинович. Учитель истории тесинской мужской гимназии. Возвращаюсь в родные пенаты после летних каникул. — Он кивнул на водный поток. — Силища, а? Сколько людей здесь сгинуло, не счесть! — Он с интересом окинул Алексея взглядом:

— К месту службы добираетесь?

— Добираюсь, — улыбнулся Алексей. — Разрешите представиться. Подпоручик корпуса горных инженеров Полетаев Илья Николаевич. Следую на Тесинский железоделательный завод.

— Похвально, весьма похвально, — покачал одобрительно головой Сергеев. — Рудное дело у нас в уезде ведется по старинке, все больше кайлом да лопатой машут, а ведь пора уже умные машины завозить, чтобы каторжный труд уничтожить А для этого потребуются не только деньги, но и знания таких молодых людей, как вы, Илья Николаевич.

— К сожалению, я еду в Тесинск по печальным делам.

Неделю назад на заводе вспыхнули волнения. Мы получили петицию доменных рабочих, в которой они жалуются на необоснованные увольнения, маленькое жалованье и притеснения, которые чинят мастера.

Учитель достал из кармана очешник, надел очки, сквозь них посмотрел на Алексея и печально вздохнул:

— Да, тяжелая вам миссия предстоит. Начальник завода — немец, фон Тригер. Человек жесткий, деспотичный, но тем не менее порядок на заводе изумительный. Волнений сроду не наблюдалось, а тут, видно, смутьян какой объявился.

Воду мутит…

— Так вы считаете, что претензии необоснованны? — изумился Алексей.

— Почему же, дыма без огня не бывает. — Сергеев взял Алексея за локоть и развернул его в сторону парохода, чьи высокие трубы, увенчанные едва заметным дымком, виднелись из-за деревьев. Там опять гремела музыка, смеялись женщины, а эхо удваивало, утраивало эти звуки, они дробились о скалы и рассыпались, как горох, над притихшей рекой…

— Давайте возвращаться на пароход, а то скоро стемнеет. — Сергеев оглянулся на скалу, увенчанную останцами, И перекрестился.

Алексей с изумлением уставился на него, а учитель улыбнулся, снял очки и затолкал их в нагрудный карман.

— Пойдемте, пойдемте, Илья Николаевич, а по дороге я расскажу вам и об этой скале, и об омуте, но сначала давайте свернем во-о-он к тем березам, — кивнул он вправо на два огромных дерева, растущих, казалось, из одного корня.

Они подошли ближе, и Алексей увидел, что все нижние ветви одной из берез увешаны разноцветными ленточками — белыми, синими, красными .

— Это священная для местных жителей черная береза. — Учитель погладил ствол ладонью. — Смотрите, Илья Николаевич, кора у нее гораздо темнее, чем у соседки. Это достаточно редкое явление, поэтому тесинские татары, их еще хакасами называют, или хагасами, почитают ее, украшают ленточками — челомами. Каждая ленточка — чье-то загаданное желание. Но чаще их завязывают, чтобы умиротворить злых духов или в благодарность добрым за то, что спасли или помогли в чем-нибудь. К примеру, благополучно миновать Дикий омут… — Сергеев вынул из кармана носовой платок, оторвал край и привязал ленточку на ветку.

Затем весело улыбнулся Алексею и пояснил:

— На удачу.

Думаю, лишним не будет. Хотя это и языческий обычай, но определенно в нем что-то есть.

Алексей молча достал из кармана платок. Сергеев проследил взглядом, как его новый знакомый совершает древний обряд, затем сорвал две березовые веточки — одну себе, другую подал Алексею.

— Поставьте у себя в каюте, чтобы злые духи не водились, а лучше сухого чабреца поджечь, его дым любую нечисть выгонит. — Он взял Алексея за руку и провел между березами.

Они остановились на берегу. На верхней палубе парохода вовсю гуляла веселая компания, но на палубах второго и третьего класса тоже виднелись люди — группами и в одиночку. Они стояли, облокотившись на перила, тихо переговаривались, смеялись и наслаждались неожиданно теплым вечером.

Они ступили на сходни, и вдруг сверху послышался мужской голос:

— Владимир Константинович! Вы что ж у меня в гостях не появляетесь? Али чем вас обидел?

Алексей поднял голову. С верхней палубы на них смотрел самый настоящий африканец. Мощный торс и лицо отсвечивали черным рояльным лаком, на фоне которого особенно ярко выделялись белки глаз и ярко-красные губы. Африканец стоял рядом с капитанской рубкой, картинно подбоченясь.

На бедрах — шкура ягуара с переброшенной через плечо когтистой лапой, во всклокоченных волосах — разноцветные перья, на шее — бусы из морских раковин, в ушах и носу — роговые кольца. В правой руке он сжимал настоящее копье из черного дерева, украшенное хвостами неизвестных животных, а другой призывно махал Сергееву и кричал на чистейшем русском языке:

— Вот уж уважьте, Владимир Константинович! Выпейте чарочку на пару с непутевым Мишкой Кретовым!

— Не надо так громко, Миша, — покачал головой учитель, — я все понял и сейчас поднимусь к вам на палубу.

Негр тем временем переключил свое внимание на Алексея:

— А это кто с вами, Владимир Константинович? Почему не знаю?

— Подпоручик корпуса горных инженеров Илья Николаевич Полетаев, — представился Алексей второй раз за вечер и сделал вид, что щелкнул каблуками.

— Ишь ты, подпоручик… — весьма ехидно прокомментировал сверху негр и уже другим тоном приказал:

— А ну-ка оба ко мне на палубу! Живо!

Глава 6

— Экий ты, Миша, черный да блестящий, — засмеялся Владимир Константинович, — того гляди свой парадный фрак о тебя измажу.

— Ничего, — рассмеялся в ответ негр и обнял учителя, оставив на его сюртуке жирные черные следы — пятна гуталина. — Новый справим!

Владимир Константинович отстранился от него, покачал головой.

— Все хулиганишь?

— Хулиганю, — преувеличенно тяжело вздохнул негр. — Планида у меня такая — жизнь весело прожить! — Он оглянулся на Алексея. — А ты что стоишь, как неродной? Вон сколько мест свободных, — кивнул он на столики. — Выбирай любое, а Федька тебе сейчас выпить поднесет и закусить как следует. Сегодня у нас баранина на вертеле и осетры…