Сталинград - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Женя, слушай внимательно: берешь Олю, и вместе ползете, не поднимая ни головы, ни задницы, в сторону крайнего справа капонира. Потом попробуйте уйти к нашим, главное, двигайтесь в стороне от линии огня.
– А ты что?! – Впервые голос подает казачка, причем тон у нее очень недовольный – видать, еще не простила пощечины! Но одновременно в нем слышится и явная, неподдельная тревога, отчего в груди становится непривычно тепло.
– А я попробую прикрыть вас и помочь нашим чем-то посущественнее, чем эта пукалка! – Взглядом указав на кобуру, в которую убрал вальтер, я легонько толкнул Степанова в плечо и, прямо посмотрев в глаза бойцу, коротко, властно произнес: – Выведи ее отсюда, ясно?! Это приказ!
Евгений понятливо кивнул, начав забирать вправо и потянув за собой Мещерякову (все-таки про себя я по-прежнему вспоминаю ее девичью фамилию). Казачка мазнула по мне гневным и одновременно тревожным взглядом, в глазах ее читалась то ли мольба, то ли приказ: «сбереги себя»! Попробую, Оль, попробую… Мне вообще-то умирать никак нельзя, да только как тут можно сберечься? Только драка, и только до победы, ведь побежденным от фрицев пощады ждать точно не стоит…
Я сам, насколько это было возможно, быстро ползу к третьему, крайнему слева капониру, от которого еще совсем недавно подавал голос снятый с танка ДТ. Ползу по недавно примятой гусеничными траками и солдатскими ботинками высокой траве, уже вновь тянущейся вверх, к небу. Жизнь берет свое.
Прополз я, наверное, метров сто, однако немцы и так сосредоточили огонь карабинов и скорострельных МГ на пытавшихся бежать вперед, но теперь уже залегших рабочих завода. Так что я рискнул и за две короткие перебежки покрыл практически всю оставшуюся дистанцию до вроде бы уцелевшего танка. Вроде бы – потому что, приблизившись, я увидел целых две пробоины в башне «тридцатьчетверки».
– Ты кто?!
Голос спрашивающего сухой, надломленный. Отвечаю уверенно, максимально дружелюбно, что особенно актуально в сложившихся обстоятельствах:
– Я – старший лейтенант Самсонов, двести восемьдесят второй полк войск НКВД. Ты нас прикрыл буквально пяток минут назад, спасибо!
– Ага… Вас же вроде трое было?
Вместо ответа я бегом преодолеваю последние метры до стоящего в капонире танка и падаю рядом с забрызганным кровью сержантом, все еще держащим у плеча телескопический приклад пулемета.
– Двоих я отправил к заводским пробиваться, а сам хочу прикрыть их. И заодно рабочим помочь. Тебя как зовут, сержант?
– Федя.
Невысокий светловолосый парень, как кажется, контужен. Отвечает он чересчур громко, и заметно, что ему приходится вслушиваться в мои слова, чтобы понять их смысл. Да и взгляд у танкиста плывет…
– Ты кем в экипаже был?
– Механик-водитель.
Я понятливо кивнул. Бронебойная болванка, пробившая башенную броню, зачастую приводит к детонации боеукладки. Но если последняя пуста (или практически пуста), болванка вполне способна перебить экипаж, рикошетя от внутренних стенок. Судя по внешнему виду сержанта, его товарищей немецкие снаряды буквально разорвали на куски, и механу просто повезло уцелеть. Страшно представить, что сейчас творится внутри машины…
– Слушай, Федь, а у вас еще снаряды оставались, не знаешь?
Парень страдальчески посмотрел на меня – как видно, возвращаться в танк он не хочет ни под каким предлогом, но внутренняя честность добросовестного крестьянского парня (выводы я сделал по его простому, добродушному лицу и крепким мозолям на руках) не позволила соврать:
– Я слышал слова командира: «Бронебойные – все». Но мы брали еще осколочно-фугасные, на стрельбах не все отстреляли.
Прямо, доверительно посмотрев механу в глаза, я начал буквально на пальцах объяснять, что необходимо сделать:
– Федь, наши там гибнут. Моя рота накрылась целиком, сейчас и рабочим достанется по первое число. Мы должны хоть как-то им помочь… Я стрелял из пушек, примерно знаю принципы наводки и зарядки. Если поможешь довернуть башню, мне большего и не надо… За экипаж твой отомстим! Ну же, ты ведь смелый парень, был бы трус, нас бы не прикрывал!
Я, конечно, могу и приказать как старший по званию, но чувствую себя обязанным фактически спасшему нас танкисту. Да и потом, если это будет его собственное решение, механ наверняка станет лучше воевать. Однако после недолгого молчания он огорошил меня своим ответом:
– Так поворотный механизм башни – он слева от орудия. Наводчик всегда и доворачивал… Тем более у нас он ручной, нету электропривода.
– Слышь, помощник, а ты чего молчал-то?
– Уважаемый игрок, вы и не спрашивали.
Круто, блин…
– Ладно, Федь. Тогда будь здесь, если что, прикроешь из ДТ.
Парень облегченно кивнул, после чего заметил:
– Товарищ старший лейтенант, я ведь курсовой пулемет снял, а там еще спаренный в башне остался. Дисков всего ничего было, у меня вот только два. Может, тогда бросите мне остав шиеся?
Залезая в нутро «тридцатьчетверки», в один миг превратившейся из боевой машины в братскую могилу, я едва сумел вымолвить:
– Посмотрим…
В ноздри практически сразу ударил тяжелый, удушливый запах сгоревшего тола, крови, распотрошенных внутренностей. Бойня, твою дивизию, настоящая, гребаная бойня… Пробираться наверх расхотелось, как только я увидел рядом с креслом механика-водителя оторванную кисть. А когда разглядел на кресле наводчика танкиста, практически порванного в районе живота, чьи сизые кишки толстыми колбасками вывалились вниз на полметра, меня и вовсе обильно так, жестко вырвало. А когда я поднял взгляд – еще раз.
Невероятным усилием воли, буквально зарычав от ярости и брезгливости, я пополз наверх, столкнув с сиденья тело убитого командира. Тот, словно мешок, завалился набок, освободив испачканную кровью и нечистотами сидушку… Тут же я разглядел и заряжающего, в груди которого зияет страшная дыра – сквозь нее виден пол… Но после картины воистину жуткой смерти командира танка тело неизвестного мне младшего сержанта показалось уже не таким и обезображенным. При этом мысленно я поблагодарил всех святых, что четвертого члена экипажа в танке просто не оказалось: видать, не радийная это «тридцатьчетверка», а может, просто не было его сегодня на учениях, стрелка-радиста…
Глубоко выдохнув, вдохнув и снова выдохнув, я потянулся к казеннику орудия. Слава богу, он оказался пустым. Бери снаряд да досылай, вот и весь сказ. Кстати, один осколочный я разглядел у тела мертвого заряжающего, еще три – в практически пустой боеукладке в задней части башни. Негусто… Но салют по погибшим танкистам дать хватит!
Дослав снаряд в казенник, я вновь глубоко выдохнул, преодолевая брезгливость, и сел в темную кровавую жижу, растекшуюся по сиденью. Положив правую руку на маховик вертикальной
