Звезды против свастики. Часть 1 - Александр Антонов

– На это я могу ответить, – горько усмехнулся Гитлер. – Заполучив Мостяцкого, наши враги как минимум лишают акцию по захвату Польши даже той видимости легитимности, какую мы рассчитывали ей придать. Скажите, Канарис, – встрепенулся Гитлер, – ваши агенты в Данциге могут уничтожить Мостяцкого?

– Если таков будет ваш приказ, мой фюрер, они попытаются это сделать, – ответил Канарис. – Но, откровенно говоря, шансы на успех близки к нулю. Во-первых, Мостяцкого наверняка очень хорошо охраняют, во-вторых, осмелюсь утверждать: его уже нет в Данциге.

Гитлер на минуту погрузился в тягостное молчание, потом сказал:

– Хорошо, я вас понял, адмирал. Мы не станем рисковать жизнями ценных агентов, если это, по вашему мнению, безнадёжно. Одного не пойму: как Скорцени мог так опростоволоситься? Почему он легко попался на уловку русских, зачем посадил пленника и сам сел в их самолёт?

– Нисколько не оправдывая действий оберштурфюрера Скорцени, мой фюрер, считаю своим долгом напомнить: самолёт за Мостяцким действительно прибыл из Берлина.

– Как?! – изумился Гитлер. – Вы хотите сказать, что это наш самолёт? Однако в докладе Гейдриха об этом ничего не сказано.

– Видимо, группенфюрер просто не успел доложить, что самолёт со штандартенфюрером СС Айсманом поднялся в воздух с одного из Берлинских аэродромов, подконтрольных СС, – пояснил Канарис.

– Час от часу не легче! – воскликнул Гитлер (что по-немецки прозвучало примерно как «es kommt immer bunter!»). – Мало того, что самолёт, как выясняется, наш, в нем ещё находился Айсман и, верно, с подлинным приказом?

– Трудно сказать… – уклонился от прямого ответа Канарис. Но Гитлера его ответ, казалось, вовсе не заботил. Фюрер всех немцев скорбно качал головой:

– Бедный Скорцени, он, как и я, стал жертвой предательства…

Лицо Гитлера исказила злобная гримаса.

– Выходит, Айсман предатель?! – вскричал он, и посмотрел на Канариса. Тому невольно пришлось отвечать:

– Не могу утверждать, мой фюрер. Пока всё против него.

– Надеюсь, семья изменника арестована?

Гитлер опять посмотрел на Канариса, и тому пришлось вновь уворачиваться от прямого ответа:

– Об этом лучше спросить группенфюрера Гейдриха, мой фюрер!

– Да! – воскликнул Гитлер, – Гейдрих. За всё ответит Гейдрих!

Тут во взгляде фюрера что-то стало меняться.

– Но раз самолёт наш, – сказал он, – то что он делает в Данциге? Дело попахивает захватом. Надо немедленно требовать объяснений от русских!

Опоздали, неуважаемый Адольф Алоисович. Раньше следовало спохватиться, по части требований. А так сидит теперь в своём служебном кабинете глава внешнеполитического ведомства Германии Ульрих Фридрих Вильхельм Иоахим фон Риббентроп, а перед ним на столе союзная нота. А в этой ноте Москва возмущается по поводу несанкционированного пересечения воздушного пространства подмандатной Союзу территории, и извещает германское руководство, что борт-нарушитель силами ПВО Западной группы войск принудительно посажен на аэродроме близ города Данцига.

С этим Риббентроп и прибыл к Гитлеру, как раз в тот момент, когда тот собирался отпустить Канариса. Жестом приказав адмиралу задержаться, фюрер велел Риббентропу изложить цель незапланированного визита. Выслушав сообщение о союзной ноте, Гитлер какое-то время нервно расхаживал между застывшими Риббентропом и Канарисом, потом обратился к дипломату:

– И что дальше?

– Как только будут улажены все положенные в подобном случае формальности, самолёт обещают вернуть вместе с экипажем, и всем, что находилось на борту в момент задержания, – ответил Риббентроп, надеясь на то, что вопрос фюрера понят им правильно.

Теперь Гитлер обратился к разведчику:

– Такое, по-вашему, возможно?

– Думаю, да, мой фюрер, – ответил Канарис: – Только, – добавил «старый лис», – на борту, кроме экипажа, наверняка никого не будет.

Так и случилось. Когда самолёт приземлился, особисты Гейдриха сразу взяли лётчиков в оборот, и вот что узнали…

Дежурный экипаж коротал время за карточной игрой, когда поступил приказ срочно готовить самолёт к вылету. Только-только прогрели моторы, как на лётное поле въехал автомобиль с эсэсовскими номерами. Поднявшийся на борт седовласый господин в чине штандартенфюрера СС приказал немедленно лететь в Варшаву. Получив подтверждение с земли, командир экипажа стал выруливать на стартовую позицию…

В этом месте лётчиков прервали.

«Поднявшийся на борт штандартенфюрер был один?» – спросил следователь. Последовал ответ: «Нет, его сопровождали четверо чинов СС». На вопрос: «Не показалось ли вам, что полковник выглядит или ведёт себя как-то странно?» был получен ответ: «Да, показалось» – «Тем не менее, вы взлетели?» – «Таков был приказ!»

Ordnung ist ordnung (порядок есть порядок). Приказ – это порядок, а «показалось» – это лирика, к порядку отношения не имеющая. Против этого следователям возразить было нечего, и они предложили лётчиками продолжить показания.

До Варшавы долетели без происшествий. На земле борт покинул только один эсэсовец, остальные, в том числе и полковник, остались в пассажирском отсеке. Было приказано дозаправить самолёт и быть готовыми взлететь в любую минуту. Потому приходилось периодически прогревать моторы. Через два часа к самолёту подъехало несколько машин. На борт завели какого-то штатского. С ним поднялись прежний эсэсовец, и другой, высокий. Тут же последовал приказ взлетать. Вскоре после взлёта в кабину пилотов зашёл один из эсэсовцев и, угрожая применить оружие, приказал изменить курс и лететь в Данциг. После приземления все пассажиры покинули борт до прибытия представителей властей.

– Что дало русским право заявить об отсутствии на борту в момент досмотра самолёта каких-либо пассажиров, – заключил Гейдрих, выслушав доклад следователя. – Без выдумки, конечно, но и не придерёшься. С самолётом ясно. Кто отдал приказ на вылет, выяснили?

– Приказ в диспетчерскую аэропорта поступил из здания РСХА, – доложил следователь, – из кабинета штандартенфюрера Айсмана!

– Айсман, – покачал головой Гейдрих, – какой горький и показательный урок для всех нас!

– Да, – поддакнул следователь, – мы все возмущены и обескуражены его предательством!

Гейдрих посмотрел на подчинённого с интересом:

– Так вы полагаете, что Айсман был агентом вражеской разведки?

– Так точно! – вытянулся следователь.

– Расслабьтесь, дружище, – усмехнулся Гейдрих, – и не мелите чепухи. Айсман – агент! Как вам такое в голову могло прийти?

Вдоволь налюбовавшись видом обалдевшего от непонимания офицера, Гейдрих снизошёл до разъяснений:

– Я, в отличие от вас, хорошо знаю Айсмана. Он недалёкий человек и к тому же трус, качества, согласитесь, для разведчика неподходящие. Своей карьерой он обязан тому, что вовремя примкнул к движению. Этого хватило, чтобы получить чин и должность, но лишь в хозяйственном управлении. Ни к каким секретным материалам он допущен не был. Но право отдавать приказы и подписывать бумаги, касающиеся снабжения нашего ведомства, у него было. И, разумеется, он мог отдать приказ об отправке самолёта. Ах, как же ловко наши противники этим правом воспользовались! Нет, – вновь отрицательно помотал головой Гейдрих, – вражеским агентом Айсман не был. А вот предателем де-факто стал. И что в таком случае толкнуло его на путь измены, а? – Не дождавшись ответа от застывшего истуканом следователя, Гейдрих ответил сам: – Как ни странно – любовь. Своих жену и детей Айсман любил больше жизни, и, как теперь выяснилось, ставил выше долга и любви к фюреру! Или вы считаете, что я неправ? – посмотрел Гейдрих на следователя.

– Нет, группенфюрер, я как раз считаю, что правы вы, – разомкнул, наконец, губы следователь. – Тем более что семья Айсмана до сих пор не найдена.

– И вряд ли нам удастся её найти, – кивнул Гейдрих. – Эти парни – русские или англичане – сработали, надо отдать им должное, очень чётко. Нашли в нашей системе слабое звено, изучили все его возможности, выявили слабые стороны и очень ловко своими знаниями воспользовались! Думаю, семью Айсмана сначала похитили, а потом стали этим его шантажировать. Тряпка Айсман в обмен на гарантии безопасности для своих детей и жёнушки сначала провёл вражеского агента в здание РСХА… Кстати, удалось выяснить, по каким документам тот прошёл через КПП?

– Так точно! – ответил следователь. – В журнале регистрации значится «унтерштурмфюрер Клаус Игель».

– Из кабинета Айсмана этот Игель, который на деле какой-нибудь Смит или Петров, позвонил в аэропорт. Там же они подделали все необходимые для проведения акции документы – бланки с печатями и образцы подписей в распоряжении Айсмана имелись в достатке. Хотя авантюра, конечно, но ведь удалась! Интересно, где теперь Мостяцкий?