Мы – дети войны (сборник) - Раиса Клеймёнова

Что сказать о себе? С 1931 до 1941 г. училась в школе № 31 в тогдашнем Фрунзенском районе Москвы в 6-м Ростовском переулке на Плющихе. 20 июня 1941 г. был выпускной вечер, а 22-го нагрянула война. По конкурсу аттестатов прошла в ИФЛИ (Институт философии, литературы, истории), где проучилась до октября 1941 г., когда институт эвакуировали в Ташкент. Осталась в Москве и 7 ноября, узнав, что МГПИ им. Ленина продолжает работать, стала студенткой его литфака. В мае 1942 г. пошла добровольно на фронт, где, по окончании курсов связистов, служила при штабе 20-й армии Западного фронта под командованием генерала Берзарина, ставшего впоследствии первым комендантом Берлина и трагически и нелепо погибшего в автокатастрофе. Во время ожесточённых боёв была и под Вязьмой, где наша армия чуть не попала в окружение, и под Ржевом, почти целиком сгоревшим. Заболела малярией, была комиссована и по состоянию здоровья демобилизована из армии. Вновь вернулась на учёбу МГПИ им. Ленина. Далее учёба в аспирантуре с 1947 по 1950 гг. на кафедре русского языка, работа в Загорском учительском институте, в Литературном институте им. М. Горького, при Особом отделе Военной академии Генштаба, и, наконец, снова вернулась на родную кафедру русского языка в МГПИ им. Ленина, переименованного теперь в МПГУ, откуда была вынуждена уйти по семейным обстоятельствам.

Муж, Борис Яковлевич Макаров-Землянский, тоже участник войны, работал профессором в МТИЛПе. 30 лет был деканом и зав. кафедрой органической химии. Умер в 2009 г.

Моё отношение к прошлому, настоящему пытаюсь отразить в стихах. Привожу некоторые из них.

Участникам ВОВ

Вот пришли другие времена, иные нравы,Но, друзья, по-моему, вы правы!Ошибок избежать нельзя.Но если б в наш век суровыйВы могли начать сначала,То многое бы повторили снова.В вас крепка по-прежнему основа,Данному всегда верны вы слову,И придти на помощь вы готовы.Вы с любовью отдавались делу,Если нужно, в бой кидались смело.Как бы вы, друзья, ни уставали,Жалобы от вас мы не слыхали.Как бы ни было иной раз жутко,Вы всегда дружить умели с шуткой,Потому скрывать свою любовь нет нужды,Я горжусь своею с вами дружбой!Молодые! Обретите веру —Следуйте такому вот примеру,А когда иссякнет жизненный ваш путь,Не забудьте добрым словом помянуть!

О своём поколении

Годы летят неудержимо,Жизнь проносится мимо, мимо…Ведь вся история – это движенье,Вот и уходит моё поколенье!Что нам досталось?То же, что раньше:Были победы, были страданья.Главное, что мы не растеряли,Веру в народ наш – своё достоянье,Чувство достоинства,Честь и свободуУ нас не отнимутКому-то в угоду!

Поздравление ветеранам Великой Отечественной

В жизни много разных тем,Много в нашей жизни схем,Но, наверно, было б странноНе поздравить ветеранов.     С днём Победы, ветераны!     Не болят пусть ваши раны!Дорогой наш ветеран!Много в мире разных стран,Но, наверно, нет такой —С нашей грустною судьбой,С нашей болью и тоской —С нашей русскою душой!     Прошло больше полувека,     Как окончилась война,     Изменилась вся страна,     Но для вас она одна!     Своим принципам верны,     Вы защитили честь страны,     Не позволив душу растоптать     И самоуваженье потерять.Низко голову пред вами мы склоняемИ от всей души желаемДоброго здоровья, радостных вестейИ счастливых возле вас детей.Ну, а если есть и внуки,Чтоб не знали с вами скуки,Чтобы уважали и любилиИ заветы ваши не забыли!     Знали бы, что Родина одна —     Дорогая сердцу нашему страна.     Если вздумает её кто-либо обижать,     То должны её мы защищать!

А. Ф. Крашенинников

Воспоминания о войне

Ясно сознаю ординарность предлагаемых записок, но, всю жизнь занимаясь историей, знаю, как интересны для историков свидетельства простых людей, далёких от кормила власти. Я принадлежу к пассажирам жизни третьего класса и часть её провел и вовсе в трюме. Попытаюсь изложить некоторые воспоминания и переживания рядового трюмно-третьеклассного пассажира советского корабля.

Я – счастливый человек, занимаюсь делом, которое полностью захватило меня и, можно сказать, является моим хобби. Прожил долгую жизнь и испытал множество приключений. Известный английский писатель Честертон советовал не зацикливаться на неприятностях, а рассматривать их как неожиданные приключения. Такой взгляд помогает жить и не сожалеть о своей судьбе. Испытав множество разнообразных коллизий, я считаю, что приключения, выпавшие на мою долю, – это те необходимые тени, без которых не было бы ощущения света и счастья.

Был трижды женат и с каждой женой разошёлся, но к каждой жене у меня осталось чувство благодарности за то хорошее, что она дала мне, хотя, конечно, при разводе испытывал и горечь, и гнев.

Делал множество ошибок, но не упорствовал в них. Другое дело, что я так и не научился вовремя анализировать их и более не повторять. Тогда бы я стал завидным членом общества. Однако этого нет… Я вновь и вновь делаю всё те же ошибки, хотя что-то всё-таки иногда корректирую.

В детстве меня заставляли писать дневник. Это было ужасное занятие: скучнейшие записи протокольного характера о том куда, с кем и зачем ходил. Ни капли мысли. Писал какой-то шизоидный тип. Потом, уже в седьмом или восьмом классе записи изменились, но всё равно атмосфера тех лет не позволяла быть откровенным даже с самим собой. Проходили исторические события: убийство Кирова, затем, через несколько месяцев, выселение интеллигенции, когда мои родители в панике, как и весь культурный Ленинград, распродавали мебель по бросовым ценам, лишь бы получить хоть какие-нибудь гроши в страшном ожидании возможной высылки. А по ночам ждали прихода энкаведешников. В нашей квартире арестовали мужчин семьи графов Ланских, а жену и дочь выселили в десятидневный срок. То же случилось и со многими другими семействами из нашего дома. Старой интеллигенции в Ленинграде почти не осталось.

В 1937 г. начался разгром советских партийных кадров. Теперь терзали тех самых большевиков, которые двадцать лет были на коне. Всё это казалось тогда крайне непонятным, исторической закономерности не улавливалось, и проносившиеся события казались похожими на стихийное бедствие. Впрочем, взрослые и воспринимали всю советскую жизнь как стихию военного времени. Когда вспоминали события дореволюционного прошлого, то говорили «в мирное время». Действительно, с окончанием «мирного времени» жизнь превратилась в сплошную цепь насилий, жесточайших расправ, в наиболее лёгких случаях – угроз применения оружия. Трудно было понять разницу между «военным коммунизмом» и просто «коммунизмом», ведь в обоих случаях главным аргументом власти являлось насилие.

Однако, несмотря ни на что, я всегда был оптимистом. В детстве был уверен, что вполне счастлив: ездил в Новгород с группой детей от Дома Журналиста, в бухгалтерии которого работал мой папа, занимался помимо школы многими делами: плаванием, боксом, стенографией, учился в театральной студии, посещал многочисленные публичные лекции в Центральном лектории и в Доме Журналиста, которые читались лучшими профессорами. Был активным комсомольцем. Меня даже намечали к участию в переписи 1939 года и в школьном комитете комсомола просили подобрать из комсомольцев группу переписчиков, поставив показавшееся мне тогда несколько странным условие: включать в группу только русских и евреев, чтобы никого из других национальностей не было.

Знал об исчезновении многих людей, но не задумывался, почему так много оказалось врагов. При массовом наборе в пионерскую организацию в 4-м классе я в неё не вступил, исполнив настояние отца. Но через четыре года стал комсомольцем, несмотря на его нежелание. Отец был религиозен, я был крещён, как все в те годы, ходил с ним в церковь в детстве, затем отошёл от религии, и он ходил в одиночку.

Начало войны для нас, студентов Академии художеств, было полной неожиданностью. Мы сдавали весенние экзамены, усиленно готовились к ним.

Мы сидели в дальнем зале библиотеки. Потом народу стало как-то меньше. Вдруг вбежал парень и крикнул:

– Война, война! По радио говорит Молотов.

Залы библиотеки быстро опустели. Студентам из общежития приносили извещения о мобилизации. Другие сами поехали в военкоматы. Да и те, кто не был обязан идти в армию, тоже настолько взволновались событиями, что ушли.

Мы возвращались по набережной Невы, потом по Невскому. Ярко светило солнце, был выходной день, и на улицах толпилось много народа. Но не было обычного воскресного оживления, не чувствовалось праздничности. Какая-то странная настороженность витала над толпами, казалось, праздно гуляющих людей. Ведь нас уверяли, что войны не будет, и мы твёрдо верили в это. Внезапное начало войны вызвало некоторую растерянность.