С петлей на шее - Ник Трой

Вопрос застал меня врасплох. Обернувшись к созерцающим окрестности коммандос, я увидел короткий кивок Джексона. Черт! Проще спросить, чего не умеют пиндосы?!

— Джексон обучен, — еще более мрачно ответил я. — Но машину нужно отогревать, генерал.

— Действуйте.

— Понял, генерал, приступаем, — уже почти бодро отрапортовал я.

— И еще, кречет… Костян, если будет туго… бросайте все к чертям и возвращайтесь.

Я кивнул, словно Борзов мог меня увидеть, потом отключился.

Как отогревать замерзшую технику я не знал, а потому, скрепя сердце, пришлось вновь обратиться к американцам.

— Ну, вообще-то внутри специальная жидкость, что не замерзает. Наверное, — протянул Дэйсон, рассматривая Ми-24. — Нужно проверить уровни горючего и масла в баках и картерах. Сосульки с лопастей и винтов просто поотбиваем… хотя… протирать придется. Количество топлива нужно знать. Ждать, пока двигатель на холостых разогреется, это долго. Придется действовать по-русски…

За такое «по-русски» я едва не врезал пиндосу промеж глаз. Но потом нехотя согласился. Мысленно.

Надергав из вертолета ветоши и обильно полив керосином из баков, американцы подожгли импровизированные факелы.

— Я видел такое в Сибири, когда ваши соотечественники забыли на праздник Нового года убрать машину в ангар, — пояснил Дэйсон, водя факелом под двигателем. Пламя оставляло черные следы копоти на защитной краске, но иней исчезал мгновенно. — Как это у вас водится, уж не обижайтесь, все средства пропили. Включая бюджетный керосин. Так что на разогрев машины топлива не было. Тепловые пушки жрут тот же керосин, а потому эффект одинаков. Трата драгоценного топлива.

Американец замолчал, передавая факел Бережному. Зябко потер друг о друга ладони, потом с довольной улыбкой продолжил:

— Тамошним летчикам нужно было срочно вылетать, вот они и устроили файер-шоу.

— А металл от перепада температур не лопнет? — недовольно спросил я. — Еще может масло, или что там внутри, загореться…

Дэйсон неожиданно повернулся ко мне. Из-под щитка испытывающе смотрели карие глаза:

— Слушай, хантер, тебе нужно по уму или быстрее? Если быстрее, то претензии не ко мне. А если по уму, тогда сам разогревай.

Я ничего не ответил, решив, что пока стоит простить грубость. Если, конечно, она и была. В общем-то, как ни прискорбно, пиндос в целом прав. Больше ни у кого не возникло дельных предложений. Я с полетной техникой не сталкивался, кроме массовых расстрелов вертолетов и самолетов в «Air Strike 9». Амазонка заткнулась и тихо хнычет в сторонке от вертушки. Бережной и Мусаенко покорно выполняют все сказанное, разогревают машину.

Я смотрел на то, как приводят в состояние готовности Ми-24. Мысленно гадал, долетим ли обратно и что послужило причиной экстренной посадки вертолета? Может быть, неполадки в двигателе? Черт его знает. Честно говоря, я уже порядком устал от неизвестности. Три года сплошных загадок и лишений успели поднадоесть. Не хотелось думать, что нас сейчас спасает только то, что мы раньше считали злом. Американские разведчики, что явно в Сибири не на медведей смотрели. Подонок генерал, нагло разворовывающий казну и госбюджет. И, кто знает, куда уплывали ворованные автоматы и ракетницы. Может, нас же и уничтожали руками зверей-террористов. А может, даже к тому, кто виновен во всей этой кутерьме с Катастрофой! И как Борзов ухитрялся выкручиваться?! Вон, засранец, даже тройку вертолетов успел украсть. Правда, теперь остался только один. И то непонятно, что с ним приключилось.

В наушниках шлема слышно, как негромко переговариваются ребята, в шутках и подначках заводя новые знакомства. Скэндел Джексон и Джеймс Дэйсон щеголяли знанием пошлых анекдотов, являя собой образец коммуникабельности. Впрочем, они ведь разведчики, а значит, должны уметь расположить к себе народ…

Неожиданно язвительные реплики прервались отрывистыми словами, что едва были слышны в шуме помех:

— …Да, борт, начинаем заход… поток силен, будьте остор… екогда болтать, встретимся в Кремле…

В этот момент экран на щитке шлема вдруг полыхнул темно зеленым и погас. Последнее, что успел показать, была мигающая цифра ноль рядом с показателем заряда «умной брони».

— Рацию! Быстрее! — заорал я.

Видя, что ребята недоуменно оборачиваются, не шелохнувшись с места, я бросился к Мусаенко. Сорвал со спины испуганного хантера рюкзак с радиокомплексом, лихорадочно открыл. Включил, потянул антенну. Черт! На какой частоте работал коммуникатор в шлеме?!

— Мусаенко! — рявкнул я. — Мне нужна частота коммуникаторов!

— К-каких? — удивленно заикнулся горец, но все же подбежал к рации.

— Наших! На какой частоте работает коммуникатор в шлеме?! — яростно, по слогам прорычал я. — Быстрее же, скотина! Я засек радиопередачу, понимаешь?! От других людей!

В мгновение ока подскочил Дэйсон, безапелляционно оттолкнув Мусаенко. Принялся крутить ручки настройки.

— На каком языке велась передача? — напряженно спросил коммандос, с каменным лицом протягивая наушники.

— Русский… — прошептал я, вслушиваясь в эфир.

10

Я помню, что в школе, прочитав рассказ Рэя Бредбери, где главные герои остаются одной семьей на всей земле, не понимал их страданий. Ведь это же так круто, когда вся планета в твоем распоряжении! Америка, Карибы, Европа и Антарктика! Куда захочешь, туда и езжай, что захочешь, то и бери! Летом ходи обнаженным по потрескавшемуся асфальту городов, зимой кутайся в теплый плед у камина в старом замке в викторианской Англии. Весну встречай на берегу океана, а самая красивая осень в России… И никто тебе не указывает, что делать, нет напряжения в международных отношениях, демонстрации сексуальных меньшинств и инфляции. Благодать!

Но, оказавшись едва ли не единственными выжившими, что жалкой горсткой собрались в Гарнизоне, все изменилось. Безумно захотелось шумного, спешащего в никуда общества. Автомобильных сигналов за окном поздно ночью. Громкой музыки соседей внизу, когда хочется тишины. Все что угодно! Лишь бы вернуть привычный мир!

Первое время безумное напряжение не отпускало. Близость смерти, опасности, вечный голод и жажда, нервы — все это не так доводило. Все это было и в привычном мире. Но вот после начала жизни в Гарнизоне, когда устоялись порядки и потекла рутинная, в сравнении с поверхностной, жизнь… Настоящие мучения, вплоть до мигрени, причиняло отсутствие новой информации и… страшно признаться, Интернета… я никогда не мог бы предположить, что разум человека двадцать первого века уже настолько мутировал…

И весть о новой группе выживших взорвала душу…

Пятиминутное прослушивание эфира и попытки изменить частоту ничего не дали. Как и воззвания к неведомым людям. Так же неожиданно, как и появился, неведомый человек пропал. В наушниках только сухой треск помех и тишина. Я охрип, вновь и вновь призывая неведомого собеседника. Но результата нет.

Я опустошенно выпрямился, американец принял наушники, его глаза медленно тускнели. Надежда, вспыхнувшая с невероятной силой, с такой же невероятной болью и сгорела.

— Ничего… Молчат.

— Ты уверен, что тебе не померещилось, хантер? — с напором спросил Дэйсон.

Я пожал плечами и зябко поежился, увидев обращенные на меня взгляды. В глазах людей была такая мольба, такая страсть и надежда, что лихорадочный блеск обжигал. Нестерпимо захотелось курить и выпить. Уйти от всего этого, забыть.

— Уверен, — тихо сказал я, отворачиваясь.

Порыв ветра почти заглушил мои слова, швырнул в щиток пригоршню снега. Ночь и развалины, ледяная пустыня, кишащая тварями, смерть и опасности. Все это вдруг вновь предстало перед глазами. Реальность. Рухнувший в пропасть мир…

Я встряхнулся, прикрикнул:

— Так, чего встали? Никто нас отсюда не заберет, самим нужно вырываться! Бережной, что вылупился? Факел почти перегорел! Где новых тряпок нароешь, если прогорят?! С тебя свитер сниму!

Окрик подействовал слабо. Люди нехотя возвращались к работе, с тоской поглядывая на рацию, что я вновь укладывал в рюкзак.

Через двадцать минут прогрева и четырех смен факелов Дэйсон скомандовал отбой.

— Теперь можно попробовать завести, — деловито сказал американец, откидывая фонарь первого пилота и с трудом забираясь вовнутрь.

Коммандос втиснулся в кресло, стараясь не задеть локтями приборы. В массивном комбинезоне экзоскелета он почти полностью заполнил собой кабину вертолета. Джеймс смахнул с приборной панели снег. Даже из-под защитного щитка я видел его пристальный, изучающий взгляд. Такое выражение на сто процентов подходило разведчику и киллеру. Холодное, жесткое, прицеливающееся. Щелкнув парой тумблеров, американец крикнул, стараясь перекричать шум ветра: