Альбатрос над Фисоном. Роман - Руслан Нурушев

Альбатрос над Фисоном

Роман

Руслан Нурушев

Посему дано ему имя: Вавилон; ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле.

© Руслан Нурушев, 2017

ISBN 978-5-4485-1193-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ – I

«Двое с заката»

I

– Это что, уже Лахош?

– Да, Лахош. Сейчас причаливать будем.

И помощник капитана заторопился дальше. Высокий франтоватый брюнет с усиками и эспаньолкой, в фетровом котелке и с тросточкой, крутанулся на каблуках и подмигнул соседке. А та, молодая темноволосая дама в бежевой шляпке, внимательно и настороженно изучала из-под вуали приближавшийся городок.

– Ну что, дорогая, – брюнет по-щегольски небрежно повертел тросточкой, глаза его, насмешливые и дерзкие, весело заблестели, – пойдемте собираться, госпожа Ар-р-пак?

Обращение, и особенно имя, он произнес явно грассируя, покатав «р-р» на языке с подчеркнутой аффектацией, – казалось, сам раскатистый звук доставлял ему некое удовольствие. И с легким поклоном, с шутливо-преувеличенной любезностью предложил руку, затянутую в белую лайковую перчатку. Дама тряхнула головой, серые глаза ее сердито сверкнули.

– На вашем месте, господин Арпак, я бы вела себя посдержанней, – и, оглянувшись, понизила голос. – Хотя бы в интересах дела. Веселиться еще рано.

Г-н Арпак осклабился и щелкнул каблуками.

– Замечание принимается, моя дорогая, – и с усмешкой развел руками. – Хотя это только вопрос стиля: дела лучше делать легко и изящно, с улыбкой на устах. Иначе не стоит и браться. Как, впрочем, и вообще жить.

Та фыркнула.

– Эстетство когда-нибудь вас погубит. Идемте в каюту.

…Старенький однопалубный пароходик «Эн-Меркар» Орукского речного пароходства, натужно дымя, стуча и откашливаясь, осторожно причаливал к Лахошской пристани – переоборудованной барже с деревянными надстройками, крашенными в желто-зеленое. То были цвета́ Лахошской Республики, – флаг ее развевался у мостков на набережную. Набережная – это, конечно, сказано громко: Лахош хоть и отстоял независимость в бесчисленных войнах с соседями, но, по сути, так и остался захолустным городишкой. Как, впрочем, и большинство соседних городков-республик и карликовых княжеств, что во множестве возникли в Приречье, пойме и дельте Фисона, на обломках Восточной Конфедерации после Катастрофы.

Ярко светило августовское солнце, бликуя и искрясь на речной ряби. Безоблачно и безмятежно голубело небо в вышине, лишь крылья чаек резали его просторы. Сухой ветерок доносил запахи степей, окружавших Лахош, – полыни, выгорающих трав, кизяка. С полузатонувшего парома, рядом с пристанью, с дикими визгами и хохотом сигали в воду загорелые дочерна пацанята. И поднимали тучи брызг, непрерывно шумя, галдя, перекликаясь. А поодаль трое босых мужиков, закатав штаны и поскидав рубахи, толкали к реке лодку. На другом берегу, на дебаркадере, грузилась керосином посудина, гремели бочки; у горизонта, где начинались Хайварские холмы, темнели нефтяные вышки. Был обычный воскресный день.

Когда, вздрогнув, «Эн-Меркар» пришвартовался, на причал со стуком перекинули деревянные сходни. Чета Арпак с саквояжами сошла в числе последних. Торопиться особо было некуда, – судно прибыло из Орука, хоть ныне и дружественного Лахошу, но тем не менее отдельного государства, и предстоял обычный в таких случаях въездной контроль.

Поперек крытого прохода к мосткам уже натянули цепь – до окончания осмотра. Вдоль нее, по разные стороны, лениво, со скучающим видом расхаживали два ефрейтора Национальной Гвардии в желто-зеленом камуфляже и небрежно сдвинутых беретах, с карабинами за плечами. Перед ними, чуть расставив ноги и заложив руку за спину, надвинув фуражку пониже, стоял молодой лейтенант. На холеном лице его, казалось, застыла безразлично-вежливая маска, и, как кукла-автомат, он лишь равнодушно цедил: «Граждане Лахоша – направо, к таможенному. Иностранные подданные, а равно лица без подданства – в левый коридор, на миграционно-таможенный контроль. Приготовить документы и багаж к осмотру…» Г-н и г-жа Арпак повернули налево. За натянутой цепью топтались встречающие – некоторые с цветами. Топтались нетерпеливо, высматривая прибывших, недовольно косясь на гвардейцев.

– Итак, Ильшу Арпак, тридцать семь лет, подданный Амарнской Демократической Республики. Миса Арпак, двадцать девять лет, подданства того же, супруга, как я понимаю. Паспорта серии…

Они находились в небольшом, скудно обставленном кабинете. За конторским столом, заваленном бумагами, восседал маленький кругленький человечек в таких же кругленьких очочках, в канареечном мундире с голубыми петлицами. Назвался он инспектором Миграционного Департамента Абоном, и очочки его строго поблескивали на свету, когда он изучал документы. У распахнутого настежь окна в потертом облезлом кресле развалился с газетой в руках субъект в штатском. Это был коренастый, плотно сбитый крепыш лет тридцати с бритым затылком. Он не представился, и хоть демонстративно громко и шуршал листами, но тем не менее, как заметила г-жа Арпак, внимательно прислушивался, бросая украдкой быстрые взгляды.

На рассохшемся, давно не крашенном подоконнике стоял графин с водой, валялись брошюры законов. На стене, над головой инспектора, висел портрет Маршала Бнишу, красавца-бородача в гвардейском мундире, бессменного со времен Революции Хранителя Республики. В углу темнел сейф с полуотворенной дверцей, за которой виднелись ящики картотек, папки дел, початая бутылка водки и два граненых стакана. Из окна доносились визги ребятни, противными голосами перекликались чайки, вдали надрывно лаяла собака. Присесть на пустующие у стены стулья, даже даме, им так и не предложили.

– Так, господин Арпак, – инспектор Абон придвинул к себе бланк, взял ручку, – место рождения?

Г-н Арпак удивленно поднял бровь.

– А что, этого нет в бумагах?

– А что, у вас в Амарне все на вопрос отвечают вопросом? – инспектор поднял взгляд, стеклышки очков грозно блеснули. – Отвечайте на поставленный вопрос! Что у вас в документах, я вижу и без вас, меня интересует ваш ответ. И вообще, вопросы здесь задаем мы, зарубите это себе на носу!

Г-н Арпак возмущенно покрутил головой, но сдержался.

– Хорошо! – и с отвращением сдернул перчатки. – Пишите: родился в поселке Раппур Амарнской Республики в шестьдесят девятом, четырнадцатого…

– Достаточно! – быстро и не совсем вежливо прервал чиновник. – Про дату рождения вас никто не спрашивал, отвечайте только на поставленные вопросы. Род занятий?

– Преподаватель, доктор философии, занимаюсь проблемами…

– Достаточно! Это ваши проблемы. Цель приезда?

– Приглашен истфаком Лахошского Университета, буду читать курс по современной космологии. Приглашения и рекомендации у вас.

– Срок пребывания?

– До конца учебного года, то есть до следующего июня.

– Где жить? Багаж? Что ввозите?

– Университет предоставляет квартиру, адрес – в приглашении. Багаж прибудет позже, на следующей неделе. С собой вот только самое необходимое, – и он кивнул на саквояжи, – ничего запрещенного.

– Это не вам судить! – оборвал его инспектор, и последовал еще с десяток вопросов, заданных всё тем же быстрым, резким тоном. Вопросов причем самых разнообразных: от причины смерти прабабушки по отцу до любимого блюда классного руководителя в гимназии. Г-ну Арпаку иной раз не оставалось ничего другого, как только недоуменно пожимать плечами.

Закончился допрос, а это скорее напоминало именно допрос, вопросами уже политическими:

– Отношение к эрдекам?

– Простите?

– К радикал-демократам. И вообще, ваши убеждения?

– А-а, отношение – отрицательное, по убеждениям – консерватор.

– Поясните!

– Любой существующий режим – благо, любое изменение – зло.

Субъект в штатском оторвался от газеты и с любопытством посмотрел на г-на Арпака, инспектор Абон хмыкнул.

– Что ж, последний вопрос: посещали когда-нибудь Насар? Имеете там родственников, друзей, знакомых?

– Нет, – быстро мотнул головой г-н Арпак, – не посещал, не имею.

– Тогда саквояж к осмотру!

После осмотра, разумеется ничего не выявившего, наступил черед г-жи Арпак. И опрос был не менее жестким, порой словно провоцируя ответную резкость. Но дама, к удивлению инспектора, держалась достойно: на грубость не реагировала, отвечала спокойно, четко, ясно, хрипловатый голос ее звучал ровно, сдержанно; откинув вуаль, взгляда не отводила. Лишь в глазах ее, серых, холодных, что называется с льдинкой, мелькало легкое презрение, внешне, конечно, не проявляясь. Так что опрос ее прошел без заминок.