Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 2 - Игорь Соловьев

Последние рыцари

Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 2

Игорь Соловьев

© Игорь Соловьев, 2017

ISBN 978-5-4485-6009-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть третья: Водоворот интриг

Глава 19. Королевский обед

Антуан

Первый снег почему-то всегда вызывает ощущение обновления и какой-то детской радости, хотя, по логике вещей, должно быть наоборот. Зима и снег – признак смерти природы – пусть и временной, лишь на несколько месяцев, но все же смерти. Снег – можно сказать, выражение этих мотивов, как саван, закрывающий мертвую землю и деревья. Но при всем при том я почти не видел людей, у которых этот саван природы вызывал бы хоть что-то, кроме детского восторга. Нет, конечно, есть логичные, научные, но скучные объяснения: что зимой больше видов игр для детей и что снег сверкает. Но это на деле ничего не объясняет: игр зимой не больше, они просто другие, чем летом, а насчет сверкания – что в нем самом по себе такого, чтобы оно нас радовало? Обычно это говорят с таким видом, будто сверкание снега само объясняет себя. Беда в том, что я не видел еще ни одной вещи, которая бы сама себя объясняла, а ведь люди ведут себя так, словно это есть, словно есть вещи сами собой разумеющиеся, да еще искренне удивляются, когда им задают вопросы. Конечно, речь не только о снеге, а обо всем в целом, и…

…В затылок мне ударил снежок, и я словно проснулся. Нет, в самом деле, нельзя быть до такой степени рефлексирующим занудой, чтобы впасть в унылое философствование посреди игры в снежки!

Софи победно смеялась, видя мое, очевидно, глуповато-растерянное выражение лица. Смеялись и все остальные – смеха в день первого снега ничуть не меньше, чем нападало самого этого снега.

Весь месяц мы, по большому счету, не занимались ничем, у нас образовалось что-то вроде импровизированных каникул. Сначала мы бросились на привычную рутину, но даже ее было немного, и она быстро утонула среди более молодых новичков – точнее, двоих несчастных новобранцев прошлого года, Майкла и Робера, которые и держались как-то отстраненно от нас. Уж не знаю, стеснялись ли, или, может, завидовали славе. Было бы чему завидовать – когда тебя узнают на улицах, требуют автографы, трясут руку (а иногда выкрикивают всякие ругательства – такое тоже бывает), то это весело только первые несколько дней – потом уже начинаешь задумываться о том, как бы изменить внешность, только чтобы на тебя перестали показывать пальцем. И не мне одному было неудобно – и Элли, и Альбина, и Жан ужасно стесняются, как и Этьен, которому нашими стараниями перепала часть славы.

Впрочем, Давид и Алекс, судя по всему, вполне наслаждались таким вниманием и наличием поклонников (и поклонниц), а Анджела просто относилась во всему этому с юмором. Софи, конечно, не нравилось, что на меня обращают внимание всякие посторонние девушки, но она сама первая шутила над этой своей автоматической, непроизвольной ревностью. И вот, едва высыпал первый декабрьский снег, мы мгновенно сговорились через тераном пойти гулять большой толпой. С нами был и Чарльз. Он теперь встречался с Кэрол – ну, по крайней мере, они ходили за ручку; и обновленная Альбина (это отдельная история), а Алекс с Лорэйн (как же страстно она его встречала, когда ушли лишние свидетели, это надо было видеть!), насколько я знаю, готовились объявить о своих отношениях – как только профессор вернется из своего длительного тура по саммитам и публичным лекциям в Восточных и Северных Штатах. Уж не знаю, как они собираются с ним объясняться, да и не мое дело.

Софи влилась в наш круг быстро и органично, как-то сразу сошлась с девочками, и Элли не раз говорила, как она за меня рада. Здорово, что все так устроилось.

Короче, мы чувствовали себя если не хозяевами жизни, то, пожалуй, некоторым особым братством, кастой, теми, кто живет не как все и потому имеет – нет, не особые права перед другими, но… скорее, возможность полнее наслаждаться каждым мгновением жизни. Видимо, правы старые, избитые истины, что ценность и вес каждой отдельной секунды можно ощутить лишь побывав над пропастью.

…Я слепил огромный снежный валун, раскрутил его, и обрушил на стену снежного замка, в котором укрылся неприятель.

Стена пала, и из-за обломков в нас ударили лазурного цвета лучи. Один попал по руке, и она покрылась коркой льда. Только снаружи – игровая версия ледяной молнии, конечно, не промораживает насквозь. Я запустил залп ледяных стрел веером, окатив всю стену, и начал собирать ледяную сферу – то-то им там придется сладко!

К несчастью, осажденные успели разгадать мой маневр – кто-то сиганул со стены прямо в снег, а я не успел заметить, кто это был – навстречу мне летел ледяной вихрь, искрящийся на свету. Я вдохнул резкий, ароматный, пробирающий запах снежной свежести, тщетно ища цель сквозь оледеневшие очки – и через две секунды грудь словно пробила насквозь ледяная рука – не иначе, копьем холода кинули. Так я и остался стоять в неподвижности ледяной статуей. Блин, и кто же меня одолел? Надеюсь, остальные справятся без меня и добьют защитников замка, а то уже ощутимо холодает – еще бы, когда тебя покрыло почти пятью сантиметрами чистого льда…

В общем, бой длился еще минут пять, а мне оставалось только думать о вечном, стараясь не замечать холода.

Я успел подумать и о том, что, в сущности, так мало изменилось с тех пор, как мы были детьми, хотя тогда я боялся, что что-то необратимо и безвозвратно исчезнет, и почему-то ни к селу, ни к городу пришли на ум магические ранги – кажется, выплыли по ассоциации с мыслью о том, что я, как маг третьего ранга, с прицелом на четвертый, мог бы единолично уничтожить небольшой квартал. Почему, спрашивается, уничтожить? Почему мы вообще так кроваво мыслим? Сломать, разрушить… Надеюсь, только потому, что так проще измерять чистое количество энергии. Вообще, кто придумал эти ранги? Почему в природе такое четкое распределение сил? Почему мы, люди, служим в качестве подвижных и разумных точек по переработке энергии, этаких ретрансляторов и генераторов в одном лице? Собственно, даже это неизвестно доподлинно – мы вроде как впитываем часть силы из окружающего мира в определенной форме (и то не любой, а ту, которая лучше развита и к которой есть предрасположенность), хотя на это тоже тратится часть сил, имеющихся внутри нас – но общий баланс уходит в сторону мага, и чем больше он вмещает, тем он и сильнее. Еще одна загадка – почему разброс между магами одного уровня не превышает десяти, ну, пятнадцати, процентов, а соседние ранги составляют разницу один к пяти? Конечно, на практике чистый перевес силы вряд ли много решает. Мы перевешивали Кея по силам с самого начала, но сколько он нас катал по полу? И ведь это был не бой на уничтожение, а учеба, тренировка. На что же способен Великий Темный?

А если в общем плане – что вообще в нас, людях, такого, что вызывает этот резонанс, почему одни едва могут сдвинуть с места диск, и то с большим трудом, а другие – уничтожить целый город? Все это остается пока без ответа. Из немногих уцелевших и новых исследований магического поля мне удалось выцепить лишь самые поверхностные ответы – дело, мол, в каких-то особенностях устойчивых и создающихся постепенно по мере развития плода завихрений энергии, каких-то узлов, сплетающихся из хаотично меняющихся нитей различной толщины и силы (и это не всегда напрямую связано), потоков и линий магической энергии, которые пронизывают и нас, и весь мир. Прямо сказать, такой ответ больше запутывает, чем объясняет, но приходится работать с тем, что есть. Во всяком случае, прикладная часть магии исследована куда лучше, и из этого черного ящика мы черпаем наши города, связь, транспорт, производство, дома и еду, ну и, конечно, средства уничтожения всего этого, включая нас самих. Конечно, многие технологии сейчас не то потеряны, не то запрещены, не то все это вместе. Скажем, та, которая превратила полматерика в ледяную пустыню, или тысячи и миллионы людей в нежить, или та, что раскалывала континенты… И хорошо, наверное, но вместе с тем мы бы вряд ли смогли сегодня построить тот же Королевский Замок или Университет, или даже Академию. По сути, в случае войны мы вынуждены рассчитывать на десяток уцелевших крупных замков (только замки, укрепленные могучими щитами и магическими пушками, способны сдерживать вражескую армию достаточно долго), а руководство армии и Арканума считает, что никакой реальной угрозы нет. Наслушались оптимистов вроде Томашевского, что ли…

Собственно, на этом моменте меня, уже продрогшего до костей, освободили из льда. Элли и Софи, хохоча, подняли меня (видит небо, какими усилиями) с колен, Софи растерла мои щеки, поцеловала, и я тут же упал, попытавшись идти – ноги, увы не гнулись. Ну, не беда – меня подняли простым заклинанием левитации, и я степенно плыл метрах в трех над землей, махая руками и изображая воронье карканье, что вызывало у всех гомерический хохот (только бы не уронили!). Пустырь, однако, все тянулся, и в ход пошли магические лыжи. Меня тоже ускорили, и я теперь летел повыше и действительно со скоростью птицы. Дух захватывает, но и дышать трудно, и щеки горят. Зато недолго – минут десять, и мы были у таверны. Видел бы нас кто – толпа хохочущей молодежи и живой гигантский воздушный шар – я сам не выдержал и засмеялся, что было для меня в силу какой-то врожденной странности, редким явлением – обычно, как бы смешно мне ни было, губы мои производили лишь улыбку, словно у моего горла не было сил на полноценный, громогласный смех.