Магия чрезвычайных ситуаций - Ярослав Коваль

Ярослав Коваль

Магия чрезвычайных ситуаций

Ветер нес по улицам какой-то мусор – бумажки, пакеты, веточки, листья… Не по-весеннему холодная погода стояла в Петербурге. Все обитатели города и области уже как-то привыкли, что на первые числа мая приходятся теплые деньки, а уж случится ли дальше заморозок или нет – неважно. И то, и то вполне попадает в статистику. Но вовсе без теплых первомайских деньков не обходилось уже давным-давно, и нарушение устоявшейся традиции больно ударило по обывателям. Подморозило так, что кое-где стекла по кромке затянуло ледком. Отопление поспешили отключить еще в конце апреля (впрочем, оно уже почти не функционировало и все равно поотключалось бы, даже если б его оставили), и люди замерзали в своих квартирах.

Повезло тем, кто, намучившись осенью предыдущего года, благоразумно обзавелся самодельной дровяной печуркой (ведь электричество частенько гасло), и теперь на помойках, на задворках строительных рынков буквально вырывал у других страдальцев из рук деревянный и фанерный неликвид. Печурки ставили прямо на бетонный пол в квартире, никого уже не заботила безопасность. Важно было только тепло.

– Прям как в блокаду, – ворчали одни.

– Не греши! – обрывали другие, обычно оптимисты. – И не январь уже, и еды намного больше, и не стреляют…

Но на фразе «не стреляют» торопливо замолкали. Потому что в городе теперь бывало повеселее, чем под артобстрелом или бомбежкой, особенно если несколько магов принимались делить территорию или какие-нибудь перепавшие им блага цивилизации. Тогда от разлетающихся во все стороны заклинаний обыватели, обделенные чародейским даром, разбегались по закоулкам и молились. Причем молились усердно – слух о том, что молитва в сложной ситуации может спасти жизнь, уже облетел весь город. Правда, получалось далеко не у каждого, но почти каждый пытался. И уповал.

Жизнь шла своим чередом, и, против всех ожиданий, город не вымирал. Такова уж человеческая натура – она не любит перемен. Даже если вокруг рушится мир, человек цепляется за остатки привычного: та же работа, тот же дом, тот же город хотя бы. Куда уж там перебираться в село, хотя и земля плодородная у крыльца, и дрова в ближайшем леске можно своровать у лесничества бесплатно… Но город не скудел работниками отчасти и потому, что владельцы предприятий и заводиков, а также всевозможных мастерских были уже отдрессированы свободным рынком и в один миг перепрофилировали свои производства под насущные нужды нового мира. Теперь на подручном оборудовании производили все, что было жизненно необходимо обитателям села, везшим в город продукты – от самых простых хлопчатобумажных материй до кос и молотков. Свою продукцию охотно меняли на зерно и мясо. И даже кузнецы, прежде занимавшиеся ковкой для собственного удовольствия, были завалены работой и ели едва ли не разнообразнее всех…

Эта кузня была оборудована в небольшом флигельке, прилепившемся к телу старого, желтого, будто масло, здания, покрытого пятнами сырости и трещинками. Над первым этажом, целиком занятым мастерскими, недавно возвели еще один, деревянный, неоштукатуренный – там жили мастера и подмастерья. Надо сказать, что окрестные дома были населены довольно плотно, и, хотя работавшие в кузнице мастера частенько мешали жильцам грохотом и запахом дыма, а также создавали еще кое-какие неудобства, квартиры в округе не пустели. Наоборот. При кузнецах всегда можно было разжиться топливом, работой, провизией… В конце концов, какая-никакая, а защита.

Здесь все служило работе мастеров – даже куски колотого кирпича, насыпанные горкой неподалеку от двери, даже наполовину открытые ставни, за которыми не было рам со стеклами, потому что внутри и так потели, будто в путешествии по пустыне. Над окнами, смотрящими на дурную разбитую дорогу, по которой, однако, еще могли двигаться машины, и на берег узенького Бумажного канала, висела огромная наковальня. Она казалась настоящей, железной, в действительности же представляла собой просто искусную бутафорию. Древнюю, как сама история, простейшую и убедительнейшую визитную карточку кузницы.

На набережной зашумел мотор автомобиля, и из-под арки выглянул подмастерье с измазанным лицом, в криво сшитом буром брезентовом фартуке. Проследил, чтоб машина была припаркована как надо, в стороне от основного проезда, и крикнул во двор, зовя кузнеца. А девушке, вышедшей из машины после короткого неуверенного молчания все-таки сообщил:

– Нам сегодня должны уголь привезти. На грузовике. Смотрите, чтоб грузовик тут мог развернуться.

Девушка обернулась, оценила взглядом оставшееся пространство и пожала плечами.

– Здесь фура развернется, что уж говорить о грузовике… Данило в мастерской?

– Сейчас выйдет.

Что-то громыхнуло во дворе, и под аркой действительно появился невысокий, жилистый, лысоватый, распаренный от тяжелой работы у огня мужчина с пышной, но короткой бородой, в таком же брезентовом фартуке, как и у его ученика, только пошитом аккуратнее. Махнул рукой посетительнице и гостеприимно показал в сторону арки и двора за ней.

– Проходи, проходи, Огонек. А ты, Леха, топай дрова рубить. Что тут прохлаждаешься, работы нет? – Подмастерье мигом улизнул. – Проходи.

– Готово?

– Конечно. – Кузнец провел гостью во двор, а потом и к прижатой камнем двери, открытой в глубь полутемных мастерских, хотя девушка тут уже бывала и знала, куда идти. Полутемными помещения были оттого, что в каждом из них висело всего по одной электрической лампочке, и той, которую удалось найти, а не той, которая требовалась. Поскольку рядом с горном, к примеру, яркий электрический свет вообще ни к чему, то там и экономили.

Гудел воздушный насос, работавший здесь вместо мехов, и ярко-желтое пламя так и рвалось во все стороны наподобие неправильной формы одуванчика. Впрочем, большая его часть все равно целила под черный колпак вытяжки, и запах дыма в мастерской почти совсем не чувствовался. Вместо него был другой, какой-то необычный аромат чистого воздуха, прокаленного огнем от всего лишнего. У трех наковален по очереди работали четверо парней и две девушки в светлых головных платках – на вошедшую они едва обратили внимание. По соседству в металл с визгом вгрызалась «болгарка» – детали изделия доводили до ума.

Кузнец подвел посетительницу к большому столу, наполовину заваленному инструментом, мотками проволоки и листами бумаги с небрежными чертежами. На очищенном от всего лишнего краю лежал меч – длинный, прямой, с массивным «яблоком» сложной формы, с рукоятью, аккуратно обмотанной полосами кожи, с крупным сапфиром, вставленным в перекрестье. Здесь, особенно в однобоком, рассеянном свете слабой лампочки, выглядел он просто великолепно, однако девушка, будто не доверяя, взялась за рукоять и поднесла перекрестье почти к самым глазам, придирчиво рассматривая, как в своей «оправе» сидит темно-синий камень.

– Осторожнее, не коснись пальцами металла, – подсказал кузнец, хотя она и сама знала, что стоит приложить голую руку к отглаженному лезвию, не защищенному слоем масла или, к примеру, слоем воронения, как железо немедленно порастет папиллярными линиями ржавчины – точно по контурам прикоснувшегося пальца.

Посетительница рассматривала камень в перекрестье.

– Тот самый, – пояснил мастер, неверно поняв внимание девушки к драгоценности, приняв его за сомнения.

– Я вижу. – Она помолчала еще немного. – Кто ставил?

– Появился тут недавно. Из-под Луги, мастер на все руки, в том числе и в ювелирном деле разбирается. Вещички делает. – Кузнец вздохнул. – Просто потрясающие. Жаль, Интернета нет, а так бы, уверен, изделия его расходились бы со свистом. Есть ведь даже в нынешнем мире богатые люди.

– Не огорчайся раньше времени, Даниил. Скоро будет и Интернет. Всему свое время.

– И скоро?

– Все зависит от хода войны. Если что, ты непременно получишь от нас и компьютер, и доступ в сеть. И место на сервере. Покажи мне остальные клинки.

– Пройдем в офис.

«Офисом» называлась небольшая комната с такими же, как везде, голыми кирпичными стенами, заваленная незаконченными изделиями, поломанными инструментами, обрезками кожи и рулонами грубых тканей, которыми обтягивали наружную сторону щитов да еще иногда колчаны для стрел. Мебели здесь было совсем мало, но для посетительницы кузнец мигом очистил кресло от постороннего хлама, подставил поближе стул для себя и широким жестом показал на стол. Чертыхнулся, полез в угол за большим холщовым свертком, водрузил его на столешницу и показал рукой еще разок, уже на сверток.

– Все десять?

– Ну да. Только ножны для последнего сейчас доделывают, ну и на двух сохнет клей. Ты же подождешь? Скоро обед, опять же, милости прошу к нашему столу.

– Спасибо, не откажусь. Я подожду, конечно. До ночи все равно в пункт назначения не доберусь, так что мне спешить некуда. – Девушка, не присаживаясь в кресло, развернула сверток и придирчиво осмотрела лежащие перед ней клинки. В перекрестье каждого был вставлен драгоценный камень, правда, каждый раз разный. С первого же взгляда было видно, что работа такая же высококачественная, как и всегда, и беспокойство мастера излишне. – Отлично. В конце концов, ножны – дело десятое.