В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

Максуд Ибрагимбеков

В аду повеяло прохладой: Хроники переходного периода

Часть первая

Большинству людей свойственно полагать, что их судьба зависит в основном от них самих. Если не учитывать стихийные бедствия и техногенные катастрофы, то до некоторой степени это так и есть. Действительно, жизнь человека складывается в зависимости от его умения использовать задатки, заложенные в нем при рождении. При удачном стечении обстоятельств развитый интеллект, физическое здоровье и честолюбие изначально предоставляют ему преимущества в предстоящей жизненной гонке. И все же, и это общеизвестно, человеческая жизнь в силу других, как правило, непредсказуемых обстоятельств складывается у всех по-разному.

Когда Сеймур Рафибейли учился в школе, он очень удивился бы, если узнал, что его дальнейшая судьба будет зависеть от незнакомых людей, вернее, от их конкретных поступков, которые в определенный день и час им еще предстоит совершить вдали от Баку. Уже в детстве ему было известно, что они существуют – Сталин, Гитлер и Черчилль. Имя Шарль де Голль ему довелось услышать позже.

Красивого товарища Сталина он ежедневно видел на портретах и в документальной хронике, которую обязательно показывали во всех кинотеатрах перед просмотром фильма. Сталин Сеймуру нравился. С детства по радио и от всех окружающих он слышал, что он мудрый, добрый и старается изо всех сил ради того, чтобы советские граждане жили еще зажиточнее и веселее. В Баку все знали дом, где он до революции укрывался от недремлющего ока царской охранки, и всей школой ежегодно посещали подпольную типографию «Нина», в которой под руководством товарища Сталина выходила пролетарская газета «Искра», в свое время признанная буревестником революции на всем Кавказе. Сталиным все восхищались. И любили. На вопрос физрука – кого они больше любят Ленина или Сталина, дети уже в первом классе отвечали – Сталина! О Гитлере он знал немного, только то, что тот канцлер Германии, которая в силу присущим всем странам капитализма порокам воюет с другими странами Европы, имеющими такие же врожденные язвы капитализма. К фашистской партии отношение советских граждан тогда было положительное из уважения к немецкому народу, именуемому вплоть до 1940-го товарищем Сталиным и его соратниками «братским».

О малоизвестном в Баку Черчилле Сеймур узнал от отца – знатного нефтяника страны Искендера Рафибейли. Рассказывая сыну о причинах бурного расцвета нефтяной промышленности в Баку, он упомянул Уинстона Черчилля. Еще тридцать лет назад нефть использовалась главным образом в качестве горючего в лампах освещения и в печах отопления. Все изменилось в 1911 году, когда Черчилль стал Первым Лордом Адмиралтейства. Это ему первому пришло в голову перевести военный флот, а вслед за ним и торговый, с угля на нефть. Вслед за английскими кораблями на жидкое топливо перешли все флоты мира.

Эффект от перехода на новый вид топлива был колоссальный. В результате спрос на нефть возрос в многие тысячи, а в Баку начался нефтяной бум, который продолжается поныне. Закончив рассказ о Черчилле, отец спохватился и попросил Сеймура в институте никому об этом не рассказывать. В разговорах следует быть сдержанным, сдержанным и осторожным, сказал отец Сеймуру. Уинстон Черчилль живет в капиталистической стране, ходят слухи, что он ушел в политику и нефтью больше не занимается. Если ни в одном современном справочнике или учебниках по нефти Черчилль не упоминается, значит, какому-нибудь наивному человеку разговоры о нем могут показаться антисоветской пропагандой и как сознательный гражданин он из лучших побуждений сообщит о тебе куда надо.

О де Голле Сеймур Рафибейли в свои двадцать лет вовсе ничего не знал.

Само собой разумеется, что ему не было известно и о том, что де Голль, Гитлер, Черчилль и Сталин никогда друг с другом не встречались. Зато ему, как и большинству бакинцев, было известно много интересного о Ганди и Долорес Ибаррури. Потому что о них регулярно писали бакинские газеты и сообщало Всесоюзное радио.

Это вовсе не означало, что Сеймур не был любознательным или общительным человеком. Бакинская молодежь в то время много читала. Издавалось огромное количество книг. Практически читателям была доступна вся мировая литература. Чехова, Вальтера Скотта и Александра Дюма большинство его сверстников прочитали еще в школе до поступления в институт. Книги продавались в магазинах по смехотворно низкой цене. Самыми популярными писателями были Марк Твен, О’Генри. Можно сказать, что главным развлечением студенческой молодежи в те годы было чтение хорошей литературы.

Баку в те времена был после Москвы, Ленинграда и Киева четвертым в СССР по величине городом, но так уж получилось, что почти все мало-мальски приметные обитатели этого большого города были между собой знакомы или знали друг о друге понаслышке. Ах, какой это был город! Если бы кому-нибудь вздумалось предъявить миру образец лучших достижений бурно развивающегося социализма, то он назвали бы Баку – город наилучшим образом приспособленный к обитанию человека. Четыре театра – один оперы и балета с постоянным репертуаром, два драматических и театр юного зрителя, несколько кинотеатров, там перед сеансами, в сопровождении оркестра пели популярные певцы. Любители спортивных зрелищ проводили свободное время на ипподроме, где в тотализаторе при максимальной ставке в два рубля и удачном раскладе можно было выиграть хорошие деньги, или же бескорыстно наслаждались на двух стадионах футболом и состязаниями по легкой и тяжелой атлетике. Детей водили в зоопарк и ботанический сад, где можно было посмотреть, как живется в условиях победившего социализма многочисленным представителям флоры и фауны.

Не пустовали и рестораны, кухня нескольких из них была способна, по отзывам знатоков, удовлетворить самый изысканный вкус. По выходным дням на приморском бульваре играл духовой оркестр. Оркестр считался хорошим, и поэтому его часто приглашали играть на похоронах уважаемых людей. Для похорон у оркестра был особый репертуар, в котором отсутствовали музыкальные произведения духовно-божественного содержания. Во избежание неприятностей дальновидные музыканты, независимо от культурных потребностей родственников покойника, играли преимущественно печальные отрывки из известных шедевров мировой музыкальной классики. Делалось это полюбовно по согласованию с организаторами похорон.

Жители Баку были сплошь атеистами. В Бога перестали верить почти одновременно все после того, как было объявлено, что Бога нет, а религия – это опиум для народа. Народ, убедившись на опыте печальной судьбы некоторых людей в том, что религия – действительно вещь очень вредная, а временами даже опасная для жизни, повсеместно перестал молиться. Действующими оставались считаные храмы, которые продолжали посещать разве только доживающие свой век старики, родственникам которых в этой жизни терять уж совсем было нечего. Мечети, церкви и синагоги отдали под библиотеки и музеи. Они были объявлены архитектурными памятниками и заботливо охранялись государством. Бывшие «божьи храмы» использовались также в качестве политпросветучреждений, где трудящимся демонстрировали научные атеистические фильмы и читали лекции по научному коммунизму.

На похоронах оркестр играл лишь в будни, а в выходные и праздничные дни он выступал для бакинцев на их любимом бульваре. Солнце отражалось в морской воде, пахло цветами и хвоей. Нарядные люди прогуливались по тенистым аллеям под волнующие звуки «Большого вальса» или «Марша энтузиастов», полной грудью вдыхая морской воздух и приветливо раскланиваясь со знакомыми. Нагулявшись всласть, горожане удалялись под парусиновые тенты с видом на море, где всегда можно было выпить свежего бочкового пива. Детям давали вкусные газированные напитки: «вишневый» и «ситро». Здесь же, под навесами, в больших котлах варили крупных морских раков. Пахнущие укропом и лавровым листом, горячие раки пурпурного цвета продавались по пять копеек за килограмм. «Баварское» пиво было двух видов – светлое и темное, последнее почему-то называлось «мартовским». Вот уже пятнадцать лет как «баварское» пиво варили на местном заводе специалисты, переехавшие в Баку из Германии. Вполне приличное с виду пиво варили в Баку и до немецких умельцев, и трудовой народ его пил, но без всякого удовольствия. И тогда советская власть, подобно чуткому камертону незамедлительно отзывающаяся на чаяния народа, наладила в Баку производство «баварского пива».

В случае необходимости приглашались иностранные специалисты для работы и в других отраслях народного хозяйства. Идя навстречу пожеланиям трудящихся, в Баку приехали ихтиологи, а вместе с ними специалисты-смежники, которым было дано задание наладить на основании последних достижений науки разведение осетровых рыб. В ударные сроки были спроектированы два завода по искусственному оплодотворению икры, после чего из-за границы стали закупать за валюту нужное оборудование. Строительство заводов планировалось завершить в 1943 году, и тогда первые миллионы мальков осетровых должны были начать осваивать просторы Каспийского моря. Немногочисленные скептики отнеслись к плану искусственного разведения рыбы с сомнением, но вслух свои настроения уклонистского свойства выражали только в кругу проверенных временем близких друзей, да и то вполголоса. Их вводило в сомнение то обстоятельство, что осетровые в те времена бурно размножались самостоятельно без посторонней помощи. Рыбы добывалось много, и предложение намного превышало спрос. Живую рыбу продавали на рынках и в магазинах, завернутыми в мокрую рогожу осетрами торговали вразнос по домам, осетрину коптили и перерабатывали на консервном заводе, но довольно-таки увесистая часть улова частенько пропадала даже в зимних условиях… А вывозить этот чрезвычайно скоропортящийся продукт по причине отсутствия холодильников было невозможно. Знали это и доморощенные ревизионисты, и вообще им казалось, что если полукилограммовая банка белужьей или осетровой икры стоит три рубля, включая стоимость стеклянной банки, то так будет продолжаться всегда. А те, кто верил в советскую власть и знал, что ей свойственно видеть то, что до поры до времени недоступно другим, отнеслись к проекту с пониманием и постарались высказать свое одобрение на страницах газет «Коммунист», «Бакинский рабочий» и «Вышка», а также на собраниях представителей общественности и производственных совещаниях.