Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов» - Питер Найт

КУЛЬТУРА ЗАГОВОРА:

От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Данное издание осуществлено при поддержке фонда ТАМ ALEX.

Перевод публикуется по изданию Peter Knight «Conspiracy Culture» (Routledge, 2000). All rights reserved. Except for brief quotations in critical articles or reviews, no part of this book may be reproduced in any manner without prior written permission from the publishers.

Предисловие

Бранч сидит в своем кожаном кресле, обводя взглядом горы бумаги вокруг. Бумага начинает потихоньку расползаться через дверной проем за пределы комнаты по всему дому. Из-за книг и газет пола не видно. Стенной шкаф забит материалами, которые ему еще предстоит прочесть. Ему нужно втискивать на полках новые книги, силой заталкивая их, расшатывая другие из стороны в сторону, нужно все уместить, ничего не потерять. В этой комнате нет ничего, от чего он мог бы избавиться, ничего, что устарело или больше не имеет значения. Все так или иначе имеет значение. Здесь собраны одни лишь факты. И их становится все больше.

Порой казалось, что мои изыскания, как и сама выросшая на конспирологических теориях культура, о которой идет речь в этой книге, начинали непрерывно возвращаться к тем же самым размышлениям и объяснениям, примечаниям и исправлениям. Всегда есть еще один ключ, который необходимо найти, еще одна теория, которую нужно рассмотреть, еще одна связь, которую требуется установить, причем не в последнюю очередь тогда, когда имеешь дело с новейшими исследованиями. Впервые я задумался о заговорах перед выходом на экран «Секретных материалов». Сначала мне показалось, что этот фильм специально запустили для меня, словно намекая, что я додумался до чего-то очень важного (разумеется, эта параноидальная подозрительность не принесла мне особого удовольствия). Но временами попытка проследить бесконечно разветвляющиеся сюжетные линии в «Секретных материалах» и в других недавно появившихся культурных текстах вызывала ощущение головокружения, стоило мне попасть (в связи с операциями ЦРУ) в чащобу зеркал. В конце концов мне пришлось вообразить некое логически структурированное пространство, стоящее за культурой, развивавшейся (и продолжающейся развиваться) параллельно с написанием моей книги. Появлялась еще одна серия «Секретных материалов», которую нужно было посмотреть. Точно так же Томас Пинчон и Дон Делилло печатали свои новые толстенные романы, хотя я думал, что уже закончил главы, посвященные их книгам. Ощущение, что у тебя голова идет кругом, страх, не отпускающий тебя, и одновременно дикое желание отыскать связность в отрывочных фрагментах — все это не так уж далеко от культуры заговора, описываемой в этой книге.

Начиналось это исследование как путь стрелка-одиночки, потом в какой-то момент оно превратилось в заговорщическое сотрудничество, но в конечном итоге вернулось к стезе одинокого агента. Впрочем, в конце я начал понимать, что заговор существовал всегда, самый настоящий заговор ученых и комментаторов медиа, всех без исключения работающих над одной и той же темой — как они говорят, по чистой случайности. Я многим обязан этому призрачному синдикату теоретиков, специализирующихся по конспирологическим теориям. Их мысли натолкнули меня на собственные идеи.

Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить Хью Хотона, Джо Бристоу и коллег из Йоркского университета, которые помогли мне пробраться сквозь лабиринт докторской диссертации, любезно профинансированной Британской академией. Стивен Коннор и Гермиона Ли, а также Ребекка Барден из издательства Routledge помогли мне прийти к новому повороту после ошибочного завершения диссертации, а щедрая стипендия Британской академии, выделяющаяся на исследования после получения докторской степени, позволила мне развить мои идеи от замкнутой системы постмодернистской литературы до более обширных областей американской культуры. Школа изучения Америки и Канады в Ноттингеме приютила меня, когда совершался этот переход, и в особенности мне хотелось бы поблагодарить Дугласа Толлока, Марка Янковича и Дейва Мюррея за оказанную поддержку. Год, пока я был фулбрайтовским стипендиатом в Нью-Йоркском университете, позволил мне погрузиться в повседневную культуру заговора. За это я благодарен Фулбрайтовской комиссии, а также Эндрю Россу и другим участникам программы по американистике в Нью-Йоркском университете, особенно Никхилю Палу Сингху, Бриджет Браун и Алондре Нельсон. Аласдер Спарк, специалист со стажем по конспирологическим теориям и один из организаторов конференции по этой теме, которая состоялась в Колледже короля Альфреда в 1997 году, играл роль щедрой Глубокой Глотки*,[1] посвящая меня в самые разные темы, которые обсуждаются в этой книге, без устали снабжая меня вспомогательными материалами и инсайдерской информацией. За участие в вышеупомянутой конференции и в продолжающемся международном диалоге, посвященном культуре заговора, я также хотел бы поблагодарить Энию Куинн, Ингрид Уолкер Филдс, Пэт О’Доннелл и Джоди Дин. Отрывки из шестой главы были впервые представлены на суд публики на конференции о творчестве Делилло в университете Рутгере в 1998 году, и я особенно признателен за отзывы Джона Макклюра и Скипа Уиллмена. Кроме того, необходимо поблагодарить моих интеллектуальных и социальных партнеров-заговорщиков Джона Плоца, Джона Арнольда, Пола Уитти, Хитер Миддлтон, Мэри-Энн Галлахер, Софи Бриз, Эдда Морриса и Сюзанну Сейлер, а также моих родителей за их неизменную поддержку. Улики, оставленные на месте преступления, указывают на смутное, но несомненное влияние Линдси Портера.

Отрывки из первой главы были опубликованы под названием «А Plague of Paranoia: Theories of Conspiracy Theory since the 1960s» в сборнике «Fear Itself: Enemies Real and Imagined in American Culture» (Nancy Schultz [ed.], West Lafayette: Purdue University Press, 1999, p. 23–50). Вариант третьей главы вышел под названием «Naming the Problem: Feminism and the Figuration of Conspiracy» в журнале Cultural Studies (11 [1997]: p. 40–63) и публикуется с разрешения Taylor & Francis (http://www.tandf. co.uk/journals). Фрагменты шестой главы вышли под заголовком «Everything Is Connected: Underworld's Secret History of Paranoia» в журнале Modern Fiction Studies (45 [1999]: p. 811–836, © Purdue Research Foundation) и публикуются с разрешения Johns Hopkins University Press.

Введение

Заговор / Теория

Это эпоха заговоров, эпоха связей, ссылок, тайных взаимосвязей.

Будущему предстоит решить, не больше ли фантастики в моей теории, чем мне было бы приятно признать, и не больше ли правды в фантазиях Шребера, чем это пока кажется остальным людям.

Неважно, насколько паранойя захватила тебя, — ее всегда будет недостаточно.

Похоже, что на заре нового тысячелетия конспирологические теории в Америке встречаются на каждом шагу. От «Дж. Ф. К.» к «Секретным материалам», от взрыва в Оклахоме до взрыва самолета рейса 800 компании TWA, от слухов, будто бы ЦРУ распространяет крэк в гетто, до подозрений насчет того, что ВИЧ/СПИД вывели в одной из правительственных лабораторий, — за последние пару десятков лет язык заговора стал типичной чертой политического и культурного ландшафта. Даже первая леди страны сделала ударение на слове «заговор», выступая на национальном телевидении. Во время интервью программе «Today» телекомпании NBC незадолго до того, как ее муж публично признался в скандальной истории с Моникой Левински, Хиллари Родэм Клинтон набросилась на обвинителей президента, заявив, что имеет место «крупный заговор правых, начавшийся против… мужа с того самого дня, как он стал президентом».[2] И хотя эго замечание вызвало массу комментариев и чересчур много насмешек, не в последнюю очередь на радио, тем не менее оно прозвучало вполне в духе времени.[3] Возможность конспирологического объяснения стала считаться само собой разумеющейся (или, по крайней мере, к нему стали цинично апеллировать) повсеместно — начиная от самых мрачных закоулков Интернета вплоть до Белого дома.

Тщательно заготовленная «импровизация» Хиллари Клинтон — показательный признак того, насколько заметным в последние годы стало конспирологическое мышление. Между тем у конспирологических теорий в США давняя история. Можно даже попытаться доказать, что сама республика создавалась в атмосфере страхов и голословных заявлений с обеих сторон, при том, что вожди американской революции были прекрасно обучены разгадывать политические интриги и обман — этому они научились у английской политики. «Они размышляли о них, — пишет Бернард Бейлин, — с нарастающей ясностью — не просто о неверных или даже губительных политических установках, попирающих принципы, на которых зиждется свобода, но о том, что казалось доказательством, свидетельствующим ни о чем ином, как о намеренном нападении на свободу в Англии и Америке, тайком организованном заговорщиками».[4] Предваряя статьей Бейлина обширную подборку американских текстов, объяснявших контрподрывную деятельность с точки зрения заговора, Дэвид Брайон Дэвис задается вопросом: «Возможно ли, чтобы обстоятельства революции заставили американцев считать сопротивление некой темной подрывной силе важнейшей составляющей их национальной идентичности?»[5] Идентичность возникающего государства формировалась под воздействием неослабевающего страха перед зловещими врагами — как реальными, так и вымышленными, как внешними, так и внутренними. Американская история с лихвой навидалась нативистской*[6] демонологии, когда здешние граждане били в набат, встревоженные угрозой в адрес богоизбранной нации: воображение рисовало им диверсионные силы католиков и коммунистов, масонов и повстанцев.