Вторичное погребение - Кларк Смит

Кларк Эштон Смит

Вторичное погребение

— Я смотрю, ты все еще не умер, — сказал Гай Магбен.

Его отвисшие губы, выплюнув слова, превратились в тонкую кривую полоску, которая могла быть и улыбкой, и злобной усмешкой. Он приблизился, взглянул на больного брата и протянул ему бокал с лекарством гранатового цвета.

Сэр Юз Магбен, сидевший среди больших подушек, долго не решался взять бокал. В его тусклом взоре всплыл бесформенный ужас — всплыл, как утопленник в заброшенной запруде. Но он, конечно, принял лекарство и выпил его мелкими конвульсивными глотками, давясь от страха и нервного напряжения.

— На этот раз я заболел серьезно, Гай.

В его гортанном голосе звучал какой-то внутренний надлом.

— И хуже всего то, что я боюсь своей болезни! Что если приступ повторится? О Боже! Не дай мне вновь испытать эту черную агонию удушья! Я прошу тебя, Гай, прошу! Обещай, что ты не позволишь им хоронить меня в течение месяца или хотя бы двух недель! Поклянись, что перед этим проверишь исправность звонка. Вдруг я снова очнусь в гробу, а кнопка не будет работать!

— Не беспокойся. Я обо всем позабочусь.

Тон Гая Магбена казался утешающим, но его слова были пропитаны зловещим смыслом. Быстро оглянувшись через плечо, он нагнулся к больному и прошептал:

— Эта навязчивая идея все больше овладевает тобой, брат. Лучше выбрось ее из головы. Не забывай, что такие события редко повторяются дважды. Скорее всего, если ты снова умрешь, то умрешь навеки. Я не позволю, чтобы наш семейный доктор ошибался так часто и так грубо.

С этим двусмысленным утешением Гай вышел из комнаты и прикрыл за собою дверь. Юз Магбен откинулся на подушки и с тоской уставился на дубовые панели. С тех пор, как началась болезнь, его спальная превратилась в узкий и тесный пенал. Графу казалось, что стены сжимают тело, а потолок опускается все ниже и ниже. Он больше не мог дышать полной грудью. Ему оставалось только лежать — лежать, изнывая от страха и ужасных воспоминаний.

Он всегда боялся смерти, даже в детстве. Это началось с кончины матери, и с тех пор парящая жуткая тень из мертвых пустошей ада кружилась над ним, как хищная птица. Она омрачала и затемняла дни его жизни. Она отделяла графа от тех радостей мира, которые были доступны для других людей. И его воображение, патологически острое и подозрительное, видело во всем лишь знаки угасания: опавшие лепестки вместо цветов, морщины и тлен вместо соблазнительных женщин. Какая же это жизнь, если даже поцелуи юношеской любви отдавали привкусом гниения?

Повзрослев, он с каким-то томным содроганием питал свои фантазии самыми мрачными сценами художественной литературы. Как чародей, созерцающий черный кристалл, он представлял себе подробности физической и духовной смерти — причем, так ясно и четко, словно уже лежал в забвении могилы. Но в этих грезах он и вообразить не мог того мучительного ужаса, который ему довелось испытать в минуты преждевременного погребения.

Болезнь пришла внезапно — сразу после того, как он унаследовал поместье и обручился с Элис Макграйф. В любви к этой женщине он даже забыл о своих детских страхах. Но адская тень отступила лишь для того, чтобы обрести еще более мерзкую форму. И теперь, когда граф лежал на подушках, память вновь подбиралась к горлу, мешая дыханию и останавливая сердце.

Ему снова вспомнился тот приступ таинственной болезни — начало обморока, беспросветная бездна, в которую он погружался через бесчисленные уровни, будто в пустое пространство. Где-то в этой бездне он нашел покой — черный миг, который мог длиться часами или веками… А потом граф очнулся во тьме, попытался сесть и разбил в кровь лицо о несокрушимую преграду в нескольких дюймах выше лба. В бешенстве и панике он задергал руками и ногами, пытаясь отбросить ее от себя, но его со всех сторон окружали неподатливые стены. Их необъяснимая близость повергла графа в жуткое смятение.

В конце концов он понял, что произошло. По какой-то чудовищной ошибке его положили в гроб живым и опустили в семейный склеп под полом часовни. Он начал кричать. Крики, с тусклым отзвуком подземелья, отбрасывало назад. А воздух душил плотным запахом ткани и дерева.

Им овладела истерия. Он совершенно обезумел и, казалось, целую вечность судорожно и безнадежно кидался на крышку гроба. Он не слышал топота ног, которые торопливо спешили на помощь. Он не слышал ударов зубила по тяжелой плите. Все неразличимо перемешалось с его криками и протестами. И даже когда слуги вывели графа из склепа, он все еще бился в тисках кошмара и вырывался из рук своих спасителей.

Пережитое потрясение превратило его в старика. После того случая прошло три года, но графу так и не удалось вернуться к полноценной жизни. Былой страх смерти осложнился новой гранью. Он боялся, что болезнь вернется, что она вновь примет личину смерти, и его опять отправят в семейный склеп.

Этот страх разлучил графа с Элис Макграйф. Разрыва помолвки не было — только молчаливая отчужденность самоистязающего невротика и напуганной женщины, чья любовь поневоле перешла в смущенную жалость.

И тогда он полностью отдался своей мании. Граф читал все, что мог найти о преждевременных погребениях. Он собирал газетные статьи о людях, которым повезло спастись, и о тех, чье возвращение к жизни обнаруживалось слишком поздно. Побуждаемый странным очарованием, он без удержу копался в этой отвратительной теме и в гибели других видел собственную участь.

Фатально убежденный в том, что ужасное событие повторится, граф разработал комплекс превентивных мер. Он оснастил свой гроб электрической системой вызова. Нажатие на кнопку, которая легко находилась правой рукой, приводило в действие сирену над семейным склепом. Второй звонок был установлен вблизи поместья.

Но даже это не могло успокоить страх. Он боялся, что кнопка испортится, что никто не услышит звонок, что слуги опоздают и не спасут его от удушья. С каждым днем эти опасения становились все более сильными и мрачными. Граф исподволь начал сомневаться в брате, подозревая, что Гай, ближайший наследник, заинтересован в его скорейшей кончине. А Гай всегда был циничным и хладнокровным человеком. Его неприкрытое презрение порождало у графа взрывы больной фантазии.

Постепенно, с развитием болезни, сэр Юз Магбен пришел к убеждению, что брат поспешил с его погребением. Это означало, что он мог испортить звонок и кнопку — испортить всю систему для вызова помощи. И теперь, после разговора с ним, уверенность в предательстве, словно черная туча, затмила разум графа. Потея от страха, он решил довериться кому-нибудь еще. Он решил нанять надежного человека, чтобы тот следил за кнопкой и звонком.