Показания перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности - Айн Рэнд

Показания Эйн Рэнд перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, 20.10.1947

Председатель: Поднимите, пожалуйста, правую руку, мисс Рэнд. Клянетесь ли вы, что, свидетельствуя, вы будете говорить правду, только правду и ничего кроме правды, да поможет вам Бог?

Мисс Рэнд: Клянусь. Председатель: Садитесь.

М-р Стриплинг: Мисс Рэнд, назовите, пожалуйста, ваше имя для стенограммы.

Мисс Рэнд: Эйн Рэнд или миссис Франк О’Коннор.

М-р Стриплинг: Э-й-н?.

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Р-э-н-д?.

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Это ваш псевдоним?.

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Какова ваша фамилия по мужу?

Мисс Рэнд: Миссис Франк О’Коннор.

М-р Стриплинг: Где вы родились, мисс Рэнд?

Мисс Рэнд: В Санкт-Петербурге, в России.

М-р Стриплинг: Когда вы покинули Россию?

Мисс Рэнд: В 1926-м году.

М-р Стриплинг: Как долго вы работаете в Голливуде?

Мисс Рэнд: Время от времени я работала на разных фильмах с 1926 года, но как сценарист я работаю с конца 1943-го и по сей день.

М-р Стриплинг: Вы сочинили несколько романов?

Мисс Рэнд: Одну секунду. Могу я рассказывать по порядку?

М-р Стриплинг: Да.

Мисс Рэнд: Да, я написала два романа. Первый называется «Мы живые» и повествует о Советской России. Он был напечатан в 1936-м. Второй – «Источник» - напечатан в 1943-м.

М-р Стриплинг: «Источник» стал бестселлером?

Мисс Рэнд: Да, благодаря американской публике.

М-р Стриплинг: Вы знаете, сколько экземпляров продано?

Мисс Рэнд: Последняя цифра, которую я слышала, была 360 тысяч. Думаю, с тех пор она еще возросла.

М-р Стриплинг: И вы устроились работать в Голливуд?

Мисс Рэнд: Да, я сейчас на контракте.

М-р Стриплинг: Можете назвать сценарии, которые вы написали для Голливуда?

Мисс Рэнд: Я написала сценарий «Источника», который пока не запущен, для «Уорнер Бразерс» и две работы для Парамаунта, истории были не мои, но я написала сценарии – «Любовные письма» и «Ты пришел один».

М-р Стриплинг: Мисс Рэнд, вы слышали сейчас показания мистера Мейера?

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: И вы читали оглашенное мной письмо Лоуэлла Меллетта?

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Который утверждает, что фильм «Песнь о России» не имел политического подтекста ?

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Посмотрели ли вы по просьбе мистера Смита, сотрудника этого комитета, фильм «Песнь о России»?

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Не раньше, чем две недели назад?

Мисс Рэнд: Да, если быть точной, 13 октября.

М-р Стриплинг: В Голливуде?

Мисс Рэнд: Да.

М-р Стриплинг: Не могли бы вы вкратце изложить для комиссии ваше видение фильма в отношении либо пропаганды, либо неправдивого или искаженного представления российской действительности?

Мисс Рэнд: Да. Прежде всего, я хотела бы дать определение пропаганды. Мы все говорим о ней, но никто...

М-р Стриплинг: Вы не могли бы говорить в микрофон?

Мисс Рэнд: Так слышно? Никто не разъяснил, что понимается под пропагандой. Я бы определила как «коммунистическую пропаганду» нечто, что производит хорошее впечатление о коммунизме как образе жизни. Нечто, что внушает людям, что жизнь в России хороша, что люди свободны и счастливы, я бы назвала коммунистической пропагандой. Если я ошибаюсь... То есть, вправе ли я утверждать, что это можно назвать коммунистической пропагандой?

Теперь о содержании фильма «Песнь о России». Он начинается с того, что американский дирижер, которого играет Роберт Тэйлор, дает в Америке концерт, сбор которого идет на поддержку русских в войне. Он начинает играть американский гимн, и под звуки гимна на экране появляется русская толпа, а над их головами вызывающе реет красный флаг с серпом и молотом. Извините, но мне от этого становится дурно. Я не понимаю, как коренные американцы допускают подобное, я-то всего лишь натурализованная американка. Это ужасный пропагандистский прием. Как писатель, я могу вам сказать, что при этом внушается людям. Людям формально и буквально говорят, что для американского гимна совершенно естественно звучать в советском антураже. Это даже больше, чем просто формальный прием, здесь имеется символический подтекст, и он работает.

Гимн продолжается, его играет советский оркестр. Так начинается фильм. Завязывается милая любовная история. Мистер Тэйлор – американец, который добровольно, очевидно, дает концерты в пользу Советов. Он встречает молодую русскую девушку, которая приходит к нему и просит поехать в ее родную деревню и дать там концерт. Нет никаких агентов ГПУ, ее никто не останавливает. Она просто приезжает в Москву и встречается с ним. Он идет ей навстречу и соглашается поехать с ней, потому что влюбляется. Он просит ее показать ему Москву. Она говорит, что сама Москву никогда не видела. Он отвечает: «Тогда я покажу ее тебе». Они осматривают город.

Предполагается, что следующая сцена показывает Москву. Не знаю, откуда студия взяла эти кадры, но ничего подобного в России я не видела. Первым делом вам показывают московские здания, большие, богато отделанные, чистые здания, перед которыми плавают лебеди и яхты. Потом вы видите московский ресторан, подобного которому никогда не существовало. В мое время, когда я жила в России, был всего один ресторан, который по убранству этому и в подметки не годился, и в который пускали лишь комиссаров и спекулянтов. Конечно, деревенская девушка, ей, во-первых, по своей воле никогда бы не разрешили приехать в Москву, не смогла бы зайти в такой ресторан, даже если бы копила деньги лет десять. Однако, нам показывают русский ресторан с выбором блюд, которого в России просто нет, я сомневаюсь, что даже до революции что-то подобное было.

Из ресторана они едут на экскурсию по Москве. Улицы чистые и цветущие. Вы видите кадры мраморной станции метро – знаменитое русское метро, на котором они сколотили такой пропагандистский капитал. Показывают мраморную статую Сталина. Затем парк, в котором бегают счастливые маленькие дети в белых рубашечках. Я не знаю, чьи это были детки, но они были действительно счастливы. Бездомных детей в лохмотьях, на которых я насмотрелась в России, нам не показывают.

Потом герои заходят на экскурсионный корабль, на котором улыбающиеся русские бодро рассаживаются вокруг, одетые во что-то типа атласных рубах, таких, которые вообще-то надевают исключительно идя в ресторан. Потом они посещают роскошную танцплощадку. Я не знаю, кто придумывал идеи нарядов и декораций, которые использованы для бала...

М-р Стриплинг: Это сцена на балу?

Мисс Рэнд: Да, на балу, где они танцуют. Даже для этой страны это перебор. Я никогда не видела никого, кто носит такие наряды и танцует под такую экзотическую музыку, когда я была там. Конечно, не объясняется, кто устроитель бала, и как они туда попали. Но они там – свободные и счастливо кружащиеся в танце.

В этой связи я должна сказать, что я общалась с людьми, которые покинули Россию или сбежали из нее позже меня, и знаю, что время, которое я застала – 1926 год – было лучшим послереволюционным временем. Тогда условия были чуть лучше, чем стали сейчас. Но и в то время мы были скопищем оборванных, истощенных, грязных, жалких людей, у которых было всего две мысли. Во-первых, полнейший террор: мы боялись взглянуть друг на друга, боялись сказать хоть что-то, страшась, что кто-то услышит и донесет на нас. И вторая: где взять еду. Вы понятия не имеете, что значит жить в стране, где у всех мысли только о еде, где все разговаривают только о еде, потому что так голодны, что ни о чем другом не могут думать и ничего другого не в состоянии делать. Политика их не волнует. Романтические отношения их не волнуют – нет ничего кроме еды и страха. Это то, что я видела в 1926-м. В фильме это не показано.

После этой экскурсии по Москве герой – американский дирижер – едет в советскую деревню. Российские деревни это нечто – жалкие и мерзкие. Они и до революции такими были. Уже тогда. Во что они превратились сейчас, я боюсь представить. Вы все читали о программе коллективизации 1933-го, когда советское правительство признало, что три миллиона человек умерло от истощения. Другие источники говорят о семи с половиной миллионах, но три миллиона это цифра, признанная советским правительством, как число людей, погибших от истощения вследствие того, что правительство загоняло их в колхозы. Это задокументированный исторический факт.