Цифровой журнал «Компьютерра» № 179 - Коллектив Авторов

Компьютерра

24.06.2013 - 30.06.2013

Колонка

Война районных парикмахеров против Оккама: нескончаемый поединок

Василий Щепетнёв

Опубликовано 30 июня 2013

Бритву Оккама у нас любят. Как всё иностранное. А вот бритвы отечественные предпочитают не вспоминать. А ведь было, было! Особенно колоритны районные парикмахерские предвоенных годов. Представьте: вызывают председателя правления колхоза, счетовода и парторга в район, неважно зачем, обсуждать ли итоги пленума или же встречный план по мясозаготовкам. Нужно предстать. Приоденутся, сядут в бричку и по пыльной дороге, или в дождь, или в пургу – едут. Но перед тем, как явиться в райком, непременно заглянут в парикмахерскую: постричься, побриться и освежиться. Окультуриться. Лохматость и небритость райкомом не приветствовались, видел райком в небритости и лохматости неуважение к власти. В парикмахерской сельский актив и постригут, и побреют, и вдоволь набрызгают тройным одеколоном, после чего райком становился не таким уж и страшным.

Тут ещё следует помнить, что с бритвами в Советском Союзе были временные трудности, приходилось пользоваться контрабандным товаром, но, как известно, не всякий контрабандный товар – непременно заграничный. Выручали дореволюционные лезвия, но их требовалось, во-первых, иметь, во-вторых, уметь эксплуатировать, например править, и в-третьих, владеть навыками бескровного (или хотя бы малокровного) бритья. Умелый районный парикмахер был человеком известным, популярным и даже отчасти влиятельным. Обыкновенно в мало-мальски сносном уездном городке парикмахерских было несколько и между ними существовало острое соперничество. Клиентами одних были люди первой уездной категории, других – второй, а третьим доставались остатки.

При всей значимости у себя в деревне, колхозный председатель в районе относился ко второй категории населения, а если жалел чаевые (а он их нередко жалел, зная цену колхозному трудодню) – то и третьей. А третью категорию как бреют в России? Известно как. Из остатков и до крови. И бритвы самые негодные, и мыло хозяйственное, и одеколон разбавленный. И вот, вдохновясь разбавленным одеколоном, районный парикмахер начинал брить прижимистого председателя. Где кустик оставит, где рощицу, а где до кровушки доберётся, вампир. Освежит разбавленным одеколоном, оглядит критически полученный пейзаж, царапнет ещё разок-другой бритвой:

– Следующий.

И вся-то цена шедевру — сорок копеек, с одеколоном пятьдесят две.

В преддверии райкомовской головомойки, однако, чудачества парикмахера представлялись невинною забавой. Более того, казалось, что только так и можно бриться – с островками недельной щетины, соседствующими с островками ваты (там, где порез особенно удался). Сразу видно – не баре. А это в предвоенные годы особенно ценилось.

Да и в послевоенные тоже.

Зачем брить ровно, если допустимо и криво? Зачем чисто, если с огрехами интереснее? А сколько возможностей открывает одеколон, если его использовать творчески! И после этого – Оккам! Да у нас каждый парикмахер Оккама за пояс заткнёт, особенно парикмахер сельский. Послушайте его в минуты досуга, когда старого секретаря райкома уже нет, а нового ещё нет и народ ходит в парикмахерскую жидко, послушайте – и откроете для себя бездну интересного. Нередко беседа с парикмахером влияла на судьбу, как чтение Голубиной книги. Иногда с последствиями, иногда без. А иногда последствия приходили позднее, от большого сомнения, вложенного разговорчивым парикмахером в умягчённый распаренный ум. И то! Представьте человека, поднаторевшего в истолковании мельчайших шероховатостей на половичке. Там, под половичком, нет, глубже, под досками пола, идёт схватка крыс, которые, конечно, велят себя называть бульдогами, но ни по виду, ни по повадкам разглядеть в них благородных животных нельзя никак. Ну да, мордатостью, массой тела они порой и превосходят бульдогов, но в остальном…

И вот знает человек, чьё крысиное семейство берет верх, чьи отныне в тайге шишки, а в степи руды, и до того ему хочется этим знанием поделиться, что вываливает он это знание на всякую обрабатываемую по долгу службы голову, не ведая, что творит.

А человек, выйдя в облаке одеколона на просторы окружающей действительности, начинает примечать странности там, где прежде видел сплошную ясность. Ну да, через две точки можно провести прямую, и только одну. Зато сколько можно провести кривых! Много ли в природе прямых линий? Горизонт, след метеора (с поправкой на трёхмерность небесного купола), иногда линия терминатора на Луне. Кольца Сатурна, взгляд с ребра. Как-то больше внеземного получается. Зато кривых на нашей планете – сколько угодно. Так почему же мир должен шагать по прямой, когда кривая ближе? И начинается создание версий. Закваска конспирологической браги. Дело увлекательное, особенно если браться за него с душой. Долой простые, прямолинейные объяснения! Тем более что при ближайшем рассмотрении они и не простые, и не прямолинейные, а главное — не объяснения. В истории страны примеров – тьма. Да и во многих семьях, если покопаться, такое можно отыскать… Взять хоть историю с сейфом товарища Свердлова. Если пройтись по ней бритвой Оккама, то дело ясное. Как предусмотрительный, многое повидавший в жизни человек, Яков Михайлович знал: фортуна переменчива. Вот и создал личный запасец. Случись что, он поездом ли, пешком или на аэроплане отбудет в Женеву, где сможет жить сам и кормить семью долго и счастливо. Но это скучно, как прямая через две точки. И парикмахеры начинают варить брагу.

Свердлов был человеком кристальной чистоты и брал деньги не себе, а партии. Придётся вдруг опять уходить в подполье — тогда и пригодятся николаевские десяточки, ювелирные изделия с драгоценными камнями, паспорта… А что партия про это ничего не знала и про сейф надолго забыла, так это бывает. Говорят, до сих пор в столице многие здания стоят заминированными. Их тогда, в сорок первом, на случай сдачи Москвы гитлеровцам соответствующим образом подготовили. На страх агрессору. А потом то ли всё было настолько секретно, то ли ответственные люди в войну погибли, но даже в фундаменте знаменитой гостиницы тонну взрывчатки отыскали, и когда – в двадцать первом веке! Это мне районный парикмахер говорил за верное. А тут какой-то центнер золота. Ну, два центнера. В масштабах первых месяцев экспроприации экспроприаторов величина значительная, но вряд ли рекордная. Такова первая версия.

Другая мне ближе: конечно, Свердлов брал золото не для себя: бежать с пудами золота даже и не практично, иное дело — бриллианты. Свердлов брал золото для партии, вернее, для блага партии. Разница есть. Много оказалось в партии людей случайных, людей примазавшихся. Откровенных мерзавцев. Молва даже приписывает Вождю слова о том, что иной мерзавец полезен Революции именно тем, что он мерзавец. Но как избавиться от мерзавца после того, как польза его исчерпается? А вдруг за это время мерзавец войдёт в силу и сам захочет избавиться от кого-нибудь? Ему, мерзавцу, это ведь раз плюнуть – избавиться-то. Навыки есть, моральных препон – никаких. Вот и готовил Яков Михайлович отряд верных, умелых и отчаянных людей, готовых чистить революцию от мерзавцев любого ранга. Для этого и паспорта, для этого и золото. Всякое дело идёт веселее, если нет перебоев в финансировании.

Что важно, люди эти (числом, думаю, не более дюжины, а лучше бы человека три-четыре, иначе вероятность предательства слишком велика) должны были быть подотчётны лично ему, повиноваться лично ему и выполнять приказы, отданные исключительно им. Чтобы в случае чего партия оставалась чистой, а вина на авантюрные действия легла на преданного, но склонного к перегибам Свердлова. Ну, может, и другие планы были у Свердлова, в чужую голову не влезешь, тем более в чужую мёртвую голову. Потому что Яков Михайлович в марте девятнадцатого года внезапно умер. Инфекция тому виной или кто-то создал свой отряд боевых революционных чистильщиков и опередил товарища Свердлова — вопрос среди парикмахеров спорный. Но сам факт, что сейф, набитый сокровищами, отыскался лишь случайно, позволяет, создавая новый учебник истории, использовать и бритву, и ножницы, и одеколон.

А взять пресловутый тридцать седьмой год и другие. Ага, плохой Сталин взял да и решил обезглавить армию, промышленность, науку и животноводство. Из врождённой вздорности характера. Простое объяснение, куда уж проще. Но возьмём бритву обыкновенную, не оккамовскую, побреем историческую бородищу, и что увидим?

Бездну. Ведь, рассуждая хладнокровно, вопрос «почему» остаётся не только не отвеченным, но даже не заданным. Положим, Тухачевского изъяли в целях профилактики, но чем мешал власти Дмитрий Дмитриевич Плетнёв, известный врач-терапевт, до извлечения из реальности возглавлявший НИИ функциональной диагностики и терапии?