Мир как ценность. Разговоры о язычестве - Дмитрий Герасимов

Мир как ценность

Разговоры о язычестве

Дмитрий Герасимов

© Дмитрий Герасимов, 2017

ISBN 978-5-4483-6093-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Язычество

Ценностно-смысловые, культурные аспекты

О словах и ценностях и смыслах – О совести, добре и зле, и духе

«Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, – он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя „человеком“, т.е. оценивающим. Оценивать – значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать – это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей. Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие! Перемена ценностей – это перемена созидающих».

Так говорил Заратустра1.

О словах и ценностях и смыслах

О том, что для «возрождения язычества» как культурного феномена недостаточно использовать те или иные понятия, термины или слова, взятые сами по себе – без их отнесения к стоящему за ними способу мысли (и что самое главное – организующим этот способ ценностям), и что, стало быть, главное различие между язычеством и тем, что его отрицает, заключается не в словах как простых именах (или обозначениях), а прежде всего в самой организации (или структуре) мышления, – о том мало помышляют сегодня, полагаясь в основном на субъективно-личностную интуицию и прямо утверждаемую неясность (многозначность) тех же самых вербальных выражений, способную вести при желании в любую сторону, сродни художественному творчеству. Однако приняв стезю «многозначности», тем самым ведь и язычество ограничивают игровой сферой искусства, низводя его до уровня субъективной (и в этом смысле, конечно, значимой) деятельности, в то время как для его подлинного, онтологического возрождения потребовалась бы настоящая семантико-лингвистическая революция, способная растопить аксиологически-нейтральный «лед» современности, возвращающая и восстанавливающая прежде всего ценностно-восприимчивое сознание «язычника». О необходимости такой радикальной перемены в мышлении свидетельствует несомненный факт глубочайшей укорененности в современном массовом сознании как специальных (т.е. имеющих специфически безразличную цель) слов и понятий, прямо мешающих его обращению к ценностям, так и множества напрямую не связанных с заложенной в них структурой мышления просто отвлеченных терминов, способных поддерживать в сохранном виде господствующий универсум одномерности, единственным действенным выходом за пределы которого как раз и оказываются живые ритуалы, обряды, практики современного язычества, первейшее предназначение которых в этом смысле – именно в восстановлении переживания вообще, непосредственно связывающего с природным миром и входящего важнейшей структурной компонентой в ценностно-организованное сознание любого «язычника».

Итак, вот термины первого уровня, которые не могут употребляться язычниками, не меняя их сознания в чуждом им направлении: грех (греховность – безгрешность), спасение (жертва – искупление), в которых происходит радикальное отделение человека от мира и его противопоставление миру. И далее, хотя и под большим вопросом (как «да» и «нет»): совесть (совестливость – бессовестность), вера (вера – безверие), дух (духовность – бездуховность).

Данные термины в своей совокупности характеризуют специально иудео-христианскую доктрину и являются деформирующими, с точки зрения природного мышления, конкретно-абстрактными, т.е. конкретными именами, относящимися к абстрактной (отвлеченной) действительности. Поэтому они носят дуалистический (антиномический) характер. Хотя получили распространение далеко за пределами иудео-христианской доктрины, они составляют ее сущность, ключевые моменты и не могут быть изменены. Как понятия (концепты), содержащие совершенно определенный, неизменный смысл, они являются словами-ловушками, используя которые, любой человек, в том числе язычник, принуждается мыслить в категориях иудео-христианства. Хочет он того или нет, но благодаря данным концептам его мышление неизбежно делается одномерно-дуальным, способным к восприятию библейского проекта в целом. И наоборот, способность обходиться без данных терминов при объяснении многосложной реальности мира и своего к ней отношения означает способность человека выразить адекватно языческое мировоззрение.

Следующие термины являются терминами второго уровня, т.е. терминами, допускающими как иудео-христианскую, так и языческую (ценностно-нагруженную в рамках непосредственного переживания) интерпретацию, а потому их использование со стороны язычников возможно, однако исключительно с оговорками и разъясняющими дополнениями: бог, личность, добро и зло, смысл жизни, самопознание, свобода и др. Данные термины являются абстрактно-конкретными, т.е. являются абстрактными (отвлеченными) именами, относящимися к конкретной действительности. Они возникли раньше, или параллельно с библейской доктриной, но после включения в иудео-христианский проект первоначально заложенный в них смысл кардинально изменился (сделался отвлеченным). В настоящее время они действуют, как и термины первого уровня, в качестве слов-ловушек, принуждающих мыслить по определенно заданной схеме. Чтобы избежать этого, необходимо делать разъясняющие оговорки. Например, «языческий» Бог, или смысл жизни «с языческой точки зрения».

Терминами, составляющими собственно языческое мировоззрение, являются конкретно-конкретные термины, т.е. понятия, несущие конкретную смысловую нагрузку и относящиеся к конкретной действительности – к вещам. Последние – суть эпифеномены сознания, в которых в равной мере присутствует как смысл (мышление), так и ценность (переживание). Проверить это можно, используя конкретные имена применительно к тем или иным языческим Богам и к соответствующим им мифологическим описаниям как вещам. В язычестве всякая реальность конкретна (быть реальностью и означает обладать конкретностью), и следовательно, ценностно насыщена. Абстрактные же (метафизические) понятия и суждения не выражают собой никакой реальности (кроме реальности отвлеченной), и потому являются бессмысленными (не относящимися к реальности мира и жизни) понятиями и суждениями. К примеру, все дуальные (парные) понятия, такие как «добро» и «зло», «истина» и «ложь», «красота» и «безобразие» и т. д. (а таковыми являются все наиболее общие понятия), не могут обозначать собой ценности. Добро могло бы быть ценностью только в том случае, если бы оно было ценно для нас безотносительно ко злу; соотносительность же его с последним прямо указывает на то, что оно в основе своей является отвлеченным смыслом (!), а не ценностью, и следовательно, не выражает собой конкретной реальности мира, определяемой языческим политеизмом (ценностно-смысловым «полиархизмом», или «полиархией»). Чтобы быть включенными в языческое мировоззрение, такие парные понятия (по сути, «антиномии» мышления) должны фиксировать равную ценность того, что они собой обозначают, т.е. в основе своей они должны перестать быть отвлеченными понятиями.

Но, как уже отмечалось, помимо чисто формального, логического разграничения используемых терминов (как определенных концептов, относимых к той или иной организации мышления), возможно интуитивное следование природному способу мысли, характерному для язычества – в чувственно акцентированных деятельностях и обрядовых практиках последнего. Принципиальное отличие языческого универсума мира и мысли состоит в опоре не только на смысл, но и на ценность. Языческий мир «населен» вещами, обладающими сразу «двумя сущностями» – не только сущностью мышления, но и сущностью переживания. Данное обстоятельство служило источником постоянного сопротивления навязанной «сверху» одномерной матрице ценностно-безразличного мышления, что проявлялось как раз в попытках переосмыслить изначально чуждые природному мышлению понятия, такие как «совесть», «дух», «спасение», «смысл жизни», «добро и зло» и т.д., в исконно языческом смысле. На уровне общих слов и понятий неизбежно происходила своего рода ползучая ценностная реабилитация язычества, хотя и в терминах, с самого начала для этого не предназначенных. В итоге христианство, само того не желая, предоставляло превосходно разработанный философский (умственный) аппарат в руки тех, с кем оно вело постоянную идейную борьбу.