Медленный ад. Ракшас с дефектом - Сергей Валерьевич Мельников

Сергей Мельников

Медленный ад. Ракшас с дефектом

Вместо стекла во входной двери родильного отделения торчала фанерка с коричневыми пятнами сучков. Лёня дёрнул раз, дёрнул два, с душераздирающим скрипом створка сдвинулась, сгребая грязный снег и застряла.

— Дверь закрой! — рявкнула техничка в грязном халате. — В лифте родился? Всё отделение застудишь!

С виноватой улыбкой он сделал, что требовали. Уборщица бросила размазывать грязь с талой водой по полу и шмякнула тряпку ему под ноги.

— Ноги вытирай! Ходят тут, а мне перемывай за ними, — разворчалась она. — Чего припёрся, старый чёрт?

— Так жена у меня рожает, — совсем стушевался Лёня. Он послушно встал на темно-серую драную мешковину: запузырилась вода между подошвами, потекли струи в разные стороны. Чище не стало.

Уборщица всплеснула руками:

— Ну ты ж смотри. Дед старый, а туда же! Срам один на уме! О душе думать пора! Или от молодого кого понесла?

Бабка ехидно сощурилась, ожидая реакцию. Лёня почувствовал, как заклокотало в груди.

— Да что вы себе позволяете? — от возмущения он задохнулся, и в конце фразы сорвался на фальцет, от чего ещё больше смутился и покрылся пунцовыми пятнами.

С удовлетворённой улыбкой бабка выдернула тряпку у него из-под ног.

— А ты горлом тут не бери, много таких горлопанов развелось. Я тебя не боюсь, чертяка. У! — потрясла она кулаком, потом махнула и пошла дальше размазывать грязь по полу. На её дряблой шее покачивался серебряный крестик.

— А как зовут тебя, божий человек? — елейным голосом спросил Лёня.

— А тебе зачем? — зыркнула бабка.

— Отцу нашему за тебя помолюсь, здоровья просить буду. Тяжело, чай, в таком возрасте ведра с водой таскать.

— Тяжело, сынок, ой как тяжело. — Бабка шустро усыновила "старого чёрта". — Помолись, добрый человек. Евдокией меня зовут. И я помолюсь.

Не спросив имени, она натянула обычную свирепость на лицо. За спиной Лёни скрипнуло, и бабка заорала:

— Куда прёшь? Ноги вытирай, лишенец!

Лёня увидел в углу телефонную будку и кинулся к ней. Трубки не было, в мятом корпусе — прорези для микрофона и динамика. Он нашарил двушку в кармане и сунул в монетоприёмник.

— Транспортный отдел. Слушаю! — гаркнул молодцеватый голос.

— Тише, пожалуйста, — взмолился он. — Тут будка без стекол и автомат без трубки.

На том конце вздохнули и спросили вполголоса.

— Говорите, что у вас?

— Это Леонард, ракшас1, у меня жена рожает, в шестой горбольнице. Тут подходящий объект есть. — В голосе появились умоляющие нотки. — Может, подвесим меточку и к нам?

— Что за объект? Как зовут, кем работает?

— Евдокия, техперсонал.

— Минуту, проверяю по картотеке.

На том конце прибалтийская певица Анне Вески по радио призывала радоваться жизни самой, потом тот же голос сказал:

— Не выйдет, на Евдокии уже висит метка смежников.

— Да как? — захлебнулся от возмущения Лёня. — Это не бабка, а адский демон! Вампир энергетический! Смежники совсем ослепли?

Он говорил слишком громко, и техничка остановилась, навострив уши. Лёня глянул на неё с опаской и зашептал, почти касаясь губами прорезей микрофона:

— Честное слово, она меня за две минуты довела.

— Ничего не могу поделать, — невозмутимо ответили с той стороны. — Объект Евдокия ходит в церковь каждую неделю, исповедуется и причащается. Сейчас, в эпоху развитого социализма этого достаточно.

— Блин! — сказал Лёня и нажал рычаг. — Перестройка уже вообще-то!

Он присмотрелся к бабке: и впрямь белая метка над головой. Сильно расстроиться не успел: по лестнице сбежал врач в очках с золотой оправой. Распахнул руки, будто друга старого встретил.

— Леонид Сергеевич! Дорогой мой! Уже вот-вот. Волнуетесь, голубчик?

Врач заключил Лёню в объятия, пухлые губы ткнулись в ухо.

— Сотку мне, сотку смене, — Шепнул он чуть слышно.

— Что, простите? — не понял Лёня.

Доктор отодвинулся, удивлённо глядя на него, как на экзотическую птичку колибри, случайно залетевшую в заснеженную Москву

— Леонид Сергеевич! Вы же хотите, чтобы роды прошли успешно? — спросил он, пытливо заглядывая будущему отцу в глаза.

— К-конечно, — ответил Лёня, заикаясь.

— Ну вот, — радостно улыбаясь хлопнул его по плечам доктор и снова приник губами к уху:

— Сто. Рублей. Мне. Сто. Смене.

— И не о чем будет беспокоиться! — добавил он громко. — Ну давайте, голубчик, поторопитесь, вот-вот уже. Времени очень мало.

Лёня проводил взглядом дефицитные югославские туфли, бегущие по лестнице вверх и поторопился к телефону-автомату.

— Транспортный отдел. Слушаю вас.

— Это Леонард опять, из шестой горбольницы. Тут объект есть, меточку подвесите?

— Я вам уже говорил: Евдокия — объект смежников.

— Да нет же! Тут ещё один.

— Что ж там за больница такая: объект на объекте? Ладно, диктуйте. Сейчас проверю.

— Доктор Момонкин.

— А, тут и проверять нечего. Сразу нет.

— Да почему же нет?! — возмутился Лёня. — Почему нет-то? Этот мерзавец с меня взятку вымогает. Две сотни рублей! Иначе, говорит, роды пройдут… Неуспешно.

— Извините, Леонард, ничем не могу помочь. Врачей из больниц ГорЗдрава исключили из квоты. В медучреждениях и так не хватает персонала. И сразу вам говорю, чтобы зря не тратили зря время ни моё, ни ваше. На санитарок и медсестёр даже не засматривайтесь. По ним та же ситуация. Если там завхоза какого-нибудь на серьёзном грехе поймаете, или из бухгалтерии кого — звоните.

— Подождите, — Лёня задумчиво провёл когтем по корпусу автомата. С громким скрежетом свернулась спираль под сквозной бороздой. Он испуганно осмотрелся и пальцем запихнул её внутрь. — Тут это… — сказал он тихо, прильнув губами к микрофону. — Можно мне двести рублей из кассы взаимопомощи выделить? Жена рожает.

— Пишите заявление в профком. Вы в кочегарке работаете? В свой профком и пишите. Мы тут при чём?

— Вы меня совсем не слышите? У меня жена вот-вот родит! А этот… Гад! Деньги вымогает! Иначе, говорит, роды будут неуспешными!

— Послушайте, Леонард. Я тут специально в ваше личное дело посмотрел. Вы же у нас ракшас, кажется? Шерсть торчком, когти, зубы и всё такое? Да пуганите вы этого эскулапа-вымогателя, в чём проблема?

— Я… Есть проблема. Я не могу. Просто так — могу, а когда кто-то на меня ругается или издевается, или ещё что-то, я расстраиваюсь и вот вообще не могу.

— Очень интересно, — сказал его собеседник без интереса. — Прямо уникальный случай.

— Да, — вздохнул Лёня и совсем поник, — детская психологическая травма.

— Ну хорошо. Войду в ваше положение, сам свяжусь с вашим председателем профкома. А вы — живо ноги в руки и бегите в кочегарку.

Лёня пулей вылетел из больницы. На стоянке стояло одинокое жёлтое такси. Он представил свою жену: маленькую, несчастную, одинокую, с