Кукушкин мёд - Горбунова Алла

Алла Горбунова

Кукушкин мёд

© А. Горбунова, 2021

© ООО «Издательство К. Тублина», 2021

© А. Веселов, обложка, 2021

I. Только всегда

«всё смотрю на то, чего нет…»

всё смотрю на то, чего нетто, что спрятано у белки в дуплето, на чём лежит зимний пледто, что ночью зарывается в снегтолько то и есть, чего неттихий дом, дорога к звездето, как бабушка дышит во снедождь, идущий везде и нигдеи всё то, что считается здесьбудто есть, как закат, рассветвовсе не есть, не здесьтолько след, только то, чего нет

Ночной обход

Эту сирень сажал дедушкаВ низине, где тени и всё зацветает поздно,И круглая антенна на крыше старого дома,Красный кирпич печных труб, ошмётки заката, ошмёткиЦветения яблонь. Ночью небоЕщё голубей дневного. Вот белая сирень –Там, где были качели, где ржавая бочка лежитНа боку под жасмином, где люпины и папоротникразрослись.Вот шифера куча –На месте под яблоней, где ирис цвёл, как в немецкой сказке.Уголки губ можно смазать оранжевым сокомЦветущего чистотела; кот соседский лежит на крыльце –Злой, как в прежние годы, шипит, как к нему подойдёшьИ нервно дёргает носом.Надо идти поздороваться с пнями: пниБыли деревьями, когда в сердце моём было вечное лето.Сгорели уже и дрова.Хищным глазом мой дядя смотрит на берёзу,Которая мне была матерью и вскормила меня своим сокомИз деревянных грудей.Деревянную грудь я сосала, играла гвоздями, осокой.Облепиха цвела за сараем,Газовые баллоны под ним хранились,А на месте компостных куч теперь сложенстроительный мусор.Здесь кот наш покойный любил отдыхать на поленнице,Здесь – земляника цветёт и давно заросла могиладругого кота,Моего первого, моего ближайшего друга.Кстати, гляди-ка, цветёт ещё и рябина.Птицы поют негромко, безмятежно.Где-то совсем далеко я слышу кукушку.Однажды нашли мы птенцов в яме песчаной,Ту яму давно зарыли. Всюду шифер и доски, обломкиЦелой вечности. Сныть отчего-то больная,Вся во вздувшихся волдырях.Вот другие сорта махровой сирени:Бледно-лиловые кисти и пурпурные скипетры.Утром огромный ёж на тропинке фыркал.Сына я позвала, сын был счастлив ежу,А ёж ненавидел людей.Был он большой как кошка и не хотел молока,Хотел крови. Мать моя родила петуха однажды,и он сказал:– Что ты даёшь мне всё пиво да пиво? Давай мне мяса!Вот колодец, где старая бабка живёт.Вот кострище, вокруг огня я плясала, бывало,И издавала дикие крики, и подруги мои неслись за мнойв этом танце.Белого пепла кучка, чёрные угли.Этот костёр —Он жертвенником уже был, когда я ничего не зналаО богах и их жертвах.Жертвенник магии более древней,До начала времён.В кусках стекла у забораОтражение лампы: мама сидит за работой.Знаю ужасную вещь:Есть только тело и боль.Есть только детство и смерть.Есть огромная ель и сосна, и странный какой-то шар,Просто шар. Здесь у печиМне открылась когда-то речьС причудливым ритмом, тёмная,Колдовская, непонятно-зловещая.Была это песня ведьмы, должно быть, не помню я слов,Но она отзывалась в крови, бормотала из глубины веков,Пропадала, стихала и вновь появляласьв сочлененьях костейОтголоском беззвучного крика природы.Простая, тёмная, дикая, страстная и печальная,Древняя, страшная.Была гроза и скрипели доски.Кто говорил со мной?Что я прозревала тогда?Сама стихия со мной говорит,Что-то такое зовётВ моём теле, в моей боли –Неизбывное…Ночь упала и птицы замолкли,Но так же, как в детстве, нелюдимая речь звучит.

«в небе ангелы боролись…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390}) в небе ангелы боролись –в небе яблони качались –aurora borealisхоров ангельских кипеньекак букашек мельтешеньеосыпанье и цветеньекрыльев хлопанье и пеньезолото полярных маковзарево фаланг и флаговкипень неба на дорогеиз ночного в мир дневного

«ландыши пахнут…»

ландыши пахнуткак тогда, когда их собирали в лесус тётей Люсей, и нас обругаличто они в красной книге, а мы их рвёмночью комары в сельском туалетелетят на тусклую лампочку, дым с соседних участков,рёв мотоциклов на шоссе и обещанье ночной грозыдавно на замке старая душевая, где мылись мы с мамой в грозуя в детстве любила смотреть на мамину грудь:такой хорошей она мне казалось, и радостно былодаже просто увидеть её мимоходом где-нибудь в ваннойвчера видела утку с утятами, за которой плылмаленький злобный пёс, которого любитбритоголовый хозяинкак сына единственного, родного.мыли сына сегодня в тазу, помню: мыли меняставили таз на табуретку, а вниз другойя голову наклоняла, и лили воду ковшома потом мне на мокрые волосы завязывали платоки в этом платке я своё отраженье однажды в стекле увидалаи как Нарцисс, была я потрясена и такой я красивойсебе показаласьчто глаз отвести не могла, и больше такой не была никогдаеще помню: в грозу парни катали меня на мотоцикле,и Юра один раз мне дал прокатиться самой и сзадисидел крестилсякогда я врубив максимальную скорость неслась по шоссепосле Юра разбился, и я видела на шоссе егопокорёженный мотоцикля понимала тогда: парень может разбиться на мотоциклеили погибнуть в драке, ну а девушек часто ждетбыть изнасилованной«отдайся мне, пока тебя кто-нибудь не изнасиловал», —говорил мне мой первый возлюбленный, когда мнебыло тринадцатьа когда мне было четырнадцать, меня пыталисьизнасиловатьпять мафиозных братков; так мы росли – как осотс бельевых верёвок с прищепками ветер срывал бельёне убранное в грозу, вода переполняла желобаизливалась из бочекбочки цвели сладкой жёлтой пыльцой, мы отрывалиголовы долгоносиками из их тел вытекала белая жидкость, как гной,и что-то там говорили такое по радио «Маяк»на стареньком приёмникеа небо кипело – словно бы варишь яйцо, оно треснулои немного белка протеклоя находила везде эту райскую пенувидать бабушка Богастирала белье с порошком, а потомкак вылила всё в кустыпрямо на землю