Вокруг меня - Михаил Барщевский

Михаил Барщевский

Вокруг меня

Авторы

Олег Борисович Лебедев родился в семье писателя и балерины. Писательские дома отдыха в Малеевке, в Юрмале, в Крыму были его естественной средой обитания в школьные и студенческие годы, равно как, разумеется, и 7-я английская спецшкола рядом с домом на «Аэропорте». Домом, само собой, тоже писательским.

Олег был всеобщим любимцем. И объяснялось это двумя, казалось, взаимоисключающими причинами. Первая — его отец многие годы возглавлял Московское отделение Союза писателей СССР. А это означало, что от него, отца, зависело и распределение путевок, и загранкомандировки, и издание книг, и еще многое иное, определяющее качество жизни коллег-писателей.

Писатели же в большинстве своем старались «сбиваться в стаи», как пел Окуджава (правда, про дураков), жить, лечиться и одеваться в одних и тех же местах. Советская власть им всячески в том способствовала — благо контролировать и направлять так было удобнее, Коммунисты понимали, что только идеологический фундамент позволяет крепко стоять на ногах тоталитарному режиму, и задача удержать от развала любое общество, за исключением демократического, без идеологической обработки масс невыполнима. (Другое дело, что и демократическое общество без собственной идеологии организовано быть не может.) Но понимать все это Олег стал много позже. А тогда папино положение предопределяло почтительное отношение к Спирину-младшему родителей однокашников и дворовых приятелей, а отсюда — и их самих.

Вторая причина «любимости» Олега заключалась в нем самом. Олег был добрым, интеллигентным мальчиком, весьма начитанным и расположенным помогать другим людям. Он не умел постоять за себя, что каким-то образом всегда приводило к тому, что те, кто были рядом, брали его под свою опеку и защиту.

А как мы любим тех, кто от нас зависит, кому мы помогаем, чьи благодарные глаза обращены к нам при каждой встрече!

Правда, любили все Олега под другой фамилией.

Олег стал Лебедевым, опубликовав первый рассказ. И произошло это в студенческие годы. А вообще-то от рождения он Спирин, По отцу. И любили Олега как Спирина. Но папа, выполняя волю партии и правительства, выступил общественным обвинителем на процессе Синявского и Даниэля, потом подписал все «нужные» письма по поводу Солженицына и по поводу Сахарова и по всем остальным поводам. Так что в институтской среде, пусть даже и Литературного института имени Горького, фамилия Спирин звучала почти одиозно. Сменить фамилию Олег не мог, да и не хотел, искренне любя отца и прекрасно понимая, что делал тот все и для него, Олега, в том числе, а возможно, и в первую очередь.

Когда зашла речь о публикации рассказа, Олег искренне удивился.

Отец позвал его к себе в кабинет, святое место в пятикомнатной квартире, куда Олегу, уже взрослому, вход без дозволения был закрыт. Суть разговора, а точнее, монолога отца, изредка перебиваемого олеговыми «понимаю» и «разумеется», сводилась к следующему: «Со временем ты сам все поймешь, когда столкнешься с реальной жизнью. Я делал все для вас с мамой. Кто-то скажет, что я служил. Кто-то — что прислуживал. А я просто честно делал свое дело. Не я — был бы другой. Но завистники и недоброжелатели сделали из меня жупел.

Воспользуйся тем, что в моей жизни было благом, и отбрось негатив. Я не только не обижусь, я настаиваю на этом. Иначе зачем все было?!

Рассказ публикуй под псевдонимом. Сделай нам с мамой приятное, возьми псевдоним „Лебедев“.

Почему „Лебедев“, Олег не спросил. Понял сам. Мама начинала балериной. В Большом успела станцевать только партию одного из маленьких лебедей. Отец ее увидел, через неделю сделал предложение, и еще через месяц они поженились. Не прошло и года, как родился Олег. Папа настоял, чтобы мама бросила сцену, Для папиного художественного сознания псевдоним „Лебедев“ был единственно возможным.

Наверное, не надо подробно описывать, какие чувства испытал Олег Когда в дни ГКЧП по всем каналам пустили „Лебединое озеро“?! Какие ассоциации у него родились?… Уходил старый мир, мир его отца, а он со своим псевдонимом, который уже стал роднее фамилии, должен был выживать в новом, ожидаемом и пугающем одновременно. Но каждый раз, видя свое имя — Олег Лебедев — на обложке новой книги или на журнальной полосе, он невольно вспоминал и разговор с отцом, и то, как папа доживал свои дни, оторвав от сына фамильное клеймо, и танец маленьких лебедей, стоивший в итоге маме сцены Большого, и первый день ГКЧП. Однако возвращаться к родовой фамилии было уже поздно. Новомодное для России слово „брэнд“ в полной мере относилось к имени „Олег Лебедев“. И с этим приходилось считаться даже в большей мере, чем со вкусом издателей и тем более читателей.

Известность Олег приобрел как детективщик. Литературой он сам это не считал, называл „чтивом“, но деньги зарабатывал очень хорошие, славу имел повсеместную, с властью нигде и никак не пересекался. Более того, с середины 90-х его сквозным героем стал ветеран КГБ, причем из подразделения внешней разведки, вполне порядочный и раскрывавший преступления, которые милиции оказывались не по зубам. Так что после 2000 года, в силу понятных причин, стал Олег почитаемым и на государственном уровне. По крайней мере два раза в год на банкеты в Кремль его приглашали. А большего от власам ему было и не надо. Да и без этого мог бы обойтись. Но все равно приятно. Отец бы гордился…

Его основной издатель после реализации Кремлем операции „Преемник“ пошутил, что либо Ельцин советовался с Олегом и тот совет дал небескорыстный, либо у Олега дар художественного предвидения.

Словом, Олег был доволен жизнью, собою в ней и никаких неприятностей от нее не ждал.

Олег Михайлович Лебедев родился в семье юрисконсульта и школьной учительницы. Поскольку деда Олега по отцовской линии в 1937-м расстреляли как врага народа, Михаил Лебедев до XX съезда КПСС жил с клеймом „сын врага народа“ и многие двери были для него закрыты наглухо. Он окончил юридический вуз, однако адвокатом стать не мог.

Устроился на работу юрисконсультом. То есть юристом на предприятии. Зарплата небольшая, а совместительство разрешалось только еще в одном месте. Всего получалось 180 рублей. Плюс 110 — зарплата жены, учителя литературы. Понятно, что семья жила небогато.

Хотя на самом деле в те времена большее значение имело не то, сколько люди зарабатывали, а то, что могли купить. Вернее — достать. А отец Олега с самого начала 60-х перешел на место юрисконсульта же, но в большой гастроном, и потому дефицита в продуктах семья не испытывала, К тому же как раз тогда сложилась уникальная система „натурального обмена за деньги“. Классики марксизма-ленинизма такой формы экономического устройства общества не предвидели, и потому партийные руководители страны победившего социализма не знали, что со всем этим делать. Суть экономической проблемы в ее бытовом выражении сводилась к тому, что за деньги можно было купить почти все, но только по блату, Натуральный обмен шел не продуктами и товарами, а связями. Отец Олега доставал приятелям нужные продукты, а те — театральные билеты, книги, плитку, мохер и далее „по списку“, в зависимости от того, кто где работал. С этой точки зрения мама Олега оказалась человеком абсолютно бесполезным. Уж лучше бы она была участковым врачом…

Чего Олег был лишен полностью, так это заграничных вещей. Его семья обреталась в том слое общества, представители которого в загранкомандировки не ездили. Ни джинсов, ни жвачки, ни пластинок с модными западными шлягерами ни в детстве, ни в юности у Олега не было. Но он от этого не страдал.

С детства его мысли занимали книги. Тут мамина профессия оказалась кстати. Она умело формировала вкус сына, советуя, что и в какой последовательности читать.

В восьмом классе Олег начал писать. Когда количество сочиненных им рассказов достигло пяти, мама решила показать произведения сына своим вузовским педагогам, профессорам старой школы, почитавшим русский язык как святыню, а литературу — величиной абсолютной.

Диагноз консилиума был единодушным — перо у мальчика есть, чувство языка тоже, но пишет от ума, реальной жизни не знает, да и с психологией героев плоховато. Словом — примитивный реализм. „Ну, хорошо, что не социалистический“, — подумала мама и передала все ей сказанное Олегу. Реакция сына, особенно с учетом его возраста, родителей удивила. Олег решил, что профессию выберет такую, чтобы побольше общаться с людьми, узнать жизнь в самых острых проявлениях. И что только после тридцати начнет писать по-настоящему. А до тех пор — ни строчки!

Что за профессия? Юрист! Отец был рад. Будет Олег писать, не будет — это его волновало мало. Но то, что Олег пойдет по его стопам, возможно, реализует его мечту и станет адвокатом — окрыляло. Пугало единственное — не увлечет ли сына „следственная романтика“, но на прямой вопрос отца (было это уже в десятом классе), не хочет ли Олег стать следователем, тот, усмехнувшись, ответил: „Я надеялся, что та, батя, лучшего мнения о моих интеллектуальных способностях“.