Ричард III - Вадим Устинов

Вадим Устинов

РИЧАРД III

Тот, кто действует, всегда бессовестен, совесть имеет лишь созерцающий.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Последний король Анжуйской династии, которую мы привыкли именовать Плантагенетами, Ричард III стал одним из главных героев многовековой исторической саги и, бесспорно, одним из известнейших английских монархов. Но вот большой вопрос — что бы он решил, представься ему фантастическая возможность самому выбирать между подобной славой и полным забвением? Согласился бы он с той трактовкой его роли, которая была буквально навязана потомкам? Ибо в их памяти Ричард III вот уже более пяти веков остается моральным и физическим уродом, тираном и убийцей. Да, память потомков капризна, нелогична и избирательна, поэтому далеко не каждому после смерти воздается по делам его — уж как повезет. И Ричарду не повезло фатально: его личность попала в фокус сразу нескольких тенденций.

Все началось достаточно тривиально: узурпатору Генри VII Тюдору[1] за неимением правовых аргументов для оправдания насильственного захвата трона необходимы были аргументы моральные. Хронисты, работавшие в период его правления — кто за страх, а кто и за совесть, — стали изображать свергнутого монарха исчадием ада. Ричарда обвинили в причастности ко всем смертям, которые сейчас мы бы назвали резонансными: он якобы убил принца Эдуарда Вестминстерского и его отца короля Генри VI, своего брата герцога Кларенсского, племянников Эдуарда и Ричарда, даже собственную жену Энн. На беду Ричарда III, его царствование оказалось весьма кратким, и он не успел обзавестись летописцами, хорошо разобравшимися в его характере и проникнувшимися его целями в государственном строительстве. В результате никакого противовеса тюдоровским мифам английские хроники не получили.

Другой удар по репутации короля был нанесен адептами классического гуманизма, в первую очередь Томасом Мором. Морализируя на тему природы человека, он избрал Ричарда в качестве отрицательного примера, благо стараниями предшественников в иллюстративном материале у него недостатка не было. Мор считал историю всего лишь вспомогательным инструментом для популяризации своих идей и представил короля зримым воплощением абсолютного зла, нимало не заботясь ни об исторической истине в ее нынешнем понимании, ни об элементарной справедливости по отношению к покойному — благая цель оправдывала в его глазах столь незначительные издержки.

Свою лепту в дело дискредитации короля внес и великий Шекспир, которого не мог оставить равнодушным яркий и колоритный образ умного злодея. Мощный талант драматурга более всего способствовал тому, что зыбкие построения тюдоровских историков превратились в общепризнанные факты, подвергать сомнению истинность которых, хотя бы и по мелочам, по сей день считается чуть ли не кощунством. Люди с готовностью верили даже в совершенно нереальные детали в описаниях, посвященных Ричарду III. Так, Джон Раус, бывший современником короля, утверждал в своей «Истории королевства Англия»: «Тиран король Ричард родился в Фотерингее в графстве Нортхемптон, проведя два года в утробе матери, и появился на свет с зубами и волосами до плеч»{1}. Монах-августинец, поэт-лауреат[2] при дворе Генри VII и воспитатель наследника престола Бернар Андре описывал поведение Ричарда перед битвой на Босуортском поле следующими словами: «Тиран, в исступлении безумия подобный змее, вскормленной ядовитыми травами, как гирканский тигр или смертельно раненный вепрь Марса вдруг разразился криком ярости»{2}. Отличился на фантазийной ниве и Томас Мор, поведавший нам, что Ричард был «мал ростом, дурно сложен, с горбом на спине, левое плечо намного выше правого, неприятный лицом — весь таков, что иные вельможи обзывали его хищником, а прочие и того хуже. Он был злобен, гневлив, завистлив с самого своего рождения и даже раньше. Сообщают как заведомую истину, что герцогиня, его мать, так мучилась им в родах, что не смогла разрешиться без помощи ножа, и он вышел на свет ногами вперед <…> и даже будто бы с зубами во рту»{3}. В дополнение к прочим уродствам Мор наделил короля сухой рукой. Шекспир устами своих персонажей неоднократно называл Ричарда «гнуснейшей жабой».

Под тройственным напором истории, философии и литературы не устояла бы репутация даже святого. Ричард III же святым не был — как не был и адским порождением, что бы ни говорил об этом родоначальник утопизма. Просто он жил в жестокие времена, в жестоком окружении и среди жестоких нравов. Тем не менее начиная с середины XVII века начали раздаваться редкие голоса в защиту Ричарда III. Сэр Джордж Бак в начале XVII века, спустя столетие Хорэс Уолпол, граф Оксфордский, вслед за ними Кэролайн Холстид, сэр Клементс Р. Маркэм и уже в конце прошлого века Пол М. Кендалл приложили много усилий, чтобы обелить память короля, за что получили презрительное прозвище «ревизионистов». Пытаясь бороться с многовековой традицией, обросшей массой кровавых подробностей, они часто и вполне объяснимо впадали в излишнюю горячность и эмоциональность. Поэтому побочным результатом их деятельности стало появление достаточно обширной аудитории, в сознании которой Ричард предстает не исчадием ада, а не менее ходульным и недостоверным ангелом во плоти.

Вопрос о том, кем все-таки был Ричард III, далек от окончательного разрешения, научная дискуссия продолжается. Большинство ученых, как в Великобритании, так и по всему миру, придерживаются традиционного взгляда. Даже недавние раскопки, во время которых был обнаружен скелет короля, отчасти подтвердившие теоретические изыскания ревизионистов, не поколебали непререкаемого авторитета Томаса Мора и Уильяма Шекспира. Но в нашу задачу не входит участие в схватке, которая порой становится слишком жаркой. Мы не будет пытаться разглядеть сквозь мглу веков и пыль архивов черты злодея или героя, но отнесемся к Ричарду III как к человеку, собственными заслугами вознесенному к вершинам власти. Он прожил нелегкую жизнь; на всем ее протяжении судьба бросала ему вызовы, требовавшие немедленного ответа, и он никогда от них не уклонялся.

Часть первая.

МЛАДШИЙ ОТПРЫСК

Глава первая.

ТУЧИ НАД АНГЛИЕЙ

По зеленеющим равнинам, через заболоченные низины и перелески графства Нортхемптон нескончаемой лентой вилась тихая речка Нин. Она неспешно несла свои воды к заливу Уош, глубоко врезавшемуся в восточное побережье Англии. В среднем ее течении, на северном берегу одной из излучин с самого начала XII века стоял замок Фотерингей. Погожими летними днями светлые струи реки отражали мощную деревянную башню на вершине холма, обнесенного частоколом[3]. Нормандец Симон де Сен-Лис, первый граф Нортхемптонский[4], возвел грозное укрепление не только для защиты одной из немногих переправ через Нин, но и для того, чтобы держать в повиновении местное саксонское население, враждебно настроенное по отношению к нормандским рыцарям-завоевателям и значительно превышавшее их по численности.