Спокойной ночи и всего доброго ! - Дональд Уэстлейк

Уэстлейк Дональд

Спокойной ночи и всего доброго !

Дональд Уэстлейк

СПОКОЙНОЙ НОЧИ И ВСЕГО ДОБРОГО!

Боль разливалась в груди, животе, ногах. Девица истошно горланила песню. Во тьме метались серо-голубые тени. "Я - Дон Дентон, - свербила настырная мысль. - В меня стреляли". Сосредоточиться не было никакой возможности: слишком уж рьяно вопила певица. Дон почувствовал, как проваливается куда-то, постарался удержать сознание на краю пропасти и внезапно, похолодев от ужаса, понял, что это не сон, и смерть действительно окутывает его. Надо разомкнуть веки, любой ценой заставить глаза открыться. Слушать эту горлопанку, цепляться за слова ее дурацкой песни, добиться, чтобы мозг работал. "Спокойной вам ночи, спокойной вам ночи, и пусть, как погаснут огни, к вам в окна заглянут небесные звезды, особенно если вы в доме одни..." В комнате было темно, лишь телевизор продолжал влачить свое серо-голубое существование. Девица закончила на тошнотворной ноте и вскинула руки в ответ на грохот рукоплесканий. И тотчас Дон увидел себя. Вот он выходит на подмостки и широкой улыбкой провожает упархивающую за кулисы певицу. Он Дон Дентон. Сегодня среда. С восьми до девяти вечера по первому каналу шла его передача, записанная днем. "Представление Дона Дентона". На языке телевизионщиков передачу называли "консервами", потому что ее записывали в три пополудни, но крутили в восемь вечера, якобы в прямом эфире. Благодаря такой постановке дела профсоюз не мог требовать доплаты за сверхурочные. Дентон непременно просматривал свои передачи, уговаривая себя, что при этом им движет добросовестность профессионала, а вовсе не тщеславие. Нынче днем, закончив запись, он отобедал в "Афинском зале" и сразу же отправился домой. Разумеется, один: он не терпел ничьего присутствия во время своей передачи. Дон прекрасно помнил, как вошел в квартиру, переоделся в джинсы, майку, сунул ноги в тапочки, налил бокал виски, включил полированный ящик с громадным экраном и сел в свое кресло с переделанным в столик правым подлокотником, в котором были два выдвижных ящика и зажим для записной книжки. На экране появился титр: "Представление Дона Дентона". Трижды вспыхнуло его имя, загремели фанфары, камера пошла наплывом на закрытый занавес, тот раздвинулся, и показалась физиономия Дона, встреченная громом рукоплесканий. Он нахмурился. Слишком уж усердствуют. Не так-то просто управлять воодушевлением платных хлопальщиков, надо будет сказать звукооператору, чтобы впредь чуть приглушал. Дон нацарапал несколько слов в записной книжке. Его лицо на экране осветилось неотразимой улыбкой. Дон затараторил, отпустил одобренную дирекцией шуточку о правительстве, дождался, пока стихнет смех, и объявил певицу. И в этот миг... Да, все отчетливо всплыло в памяти. За спиной хлопнула дверь квартиры. Дон раздраженно обернулся. Неужели нельзя подождать окончания передачи? Всем известно, что по средам с восьми до девяти его ни для кого нет дома. В освещенной прихожей появилась фигура, облаченная, будто в январе, в громадную меховую шубу. Дентон даже не понял, мужчина это или женщина. - Черт бы вас побрал! - воскликнул он. - Неужели не ясно... И тут из самого центра фигуры вырвалось оранжевое пламя, грохот прокатился по стенам, и тотчас вновь истошно заголосила певица: "Спокойной вам ночи! Спокойной вам ночи!" В него стреляли! Кто-то вошел и пальнул! Дон обмяк в кресле. Что-то тяжело ворочалось в животе, к горлу подкатила тошнота. Но, похоже, пуля угодила не в живот... не в ногу... она попала... Господи, сюда! Жгучая боль в груди с правой стороны. Хуже некуда. Публика в студии засвистала и захлопала. Дон поднял голову. Лицо его было искажено. Но там, на экране, он одобрительно улыбался себе и объявлял выступление комика: "Вам ли не знать, как трудно привыкать к новой машине..." Надо позвать на помощь. У него в груди пуля, она попала в очень, очень плохое место. Надо встать, снять телефонную трубку, набрать номер... Он пошевелил правой рукой, и та уплыла куда-то далеко-далеко, за миллион километров. Попробовал наклониться вперед, но боль хлынула в голову и отбросила его на спинку кресла. Вцепился в подлокотники, но и они выскальзывали из рук. Лицо Дона снова исказилось. Туловище и ноги сделались бесчувственными, кое-как действовали только руки и голова. Господи, он умирал. Смерть угнездилась во внутренностях и пожирала их. Надо тотчас же позвать на помощь, пока она не доползла до сердца. Дон снова подался вперед, боль пронзила его насквозь, рот раскрылся сам собой, и из него вырвался крик. Телевизор ответил безумным хохотом. Дон поднял глаза на экран. Комик подмигнул ему. - Ради всего святого... - прошептал он. - Это пустяки, - отвечал комик. - Я вожу в багажнике запасной двигатель. Телевизор задрожал от смеха. Комик опять подмигнул умирающему, сделал ему ручкой и вприпрыжку ускакал с подмостков. Лицо Дона, здоровое и холеное, улыбалось вслед уходящему артисту. - Превосходно, Эдди! Браво! - Ради всего святого... - прошептал Дон. - А ну-ка, угадайте, кто выступит перед вами сейчас! - вскричало изображение. Кто? Кто это сделал? Кто стрелял? Дон силился привести в порядок мысли, но они застревали в вязкой паутине. Ключ. Он будто вновь услыхал лязг вставляемого в замок ключа. Ключи от его квартиры были у четырех человек. У жены, Нэнси. Они разошлись, но еще не оформили развод. У Херба Мартина, его сценариста. У Морри Стоунмена, ассистента. У Эдди Блейка, комика, бывшего гвоздем его программы. Значит, наверняка кто-то из этих четверых. Все они знали, что он дома. Один. У телевизора. И у них были ключи. Четыре лица закружились перед глазами, будто в калейдоскопе. Нэнси, Херб, Морри и Эдди. Дон смежил веки, постарался сосредоточиться. Все четверо так люто ненавидели его, что любой из них мог прийти и открыть пальбу. Во рту разлилась горечь. Голос Дона объявил с экрана: - Добро пожаловать, профессор! Дон открыл глаза. Господи, он едва не канул в вечность без возврата! Нет! Надо выжить, чтобы посмотреть, как они засуетятся, как они запрыгают, когда он схватит их за грудки. Кто же из них? Смех публики гулял по комнате, будто волны. Дон заставил себя вглядеться в экран. На подмостках Эдди Блейк завершал свой номер с профессором. Может, он? Эдди Блейк приоткрыл дверь его гримерной. - Ты хотел меня видеть, Дон? Было начало седьмого, они только что завершили запись. Дон сидел перед зеркалом, стирая грим. Он не обернулся, когда увидел в зеркале отражение подошедшего Эдди. Тот прикрыл за собой дверь и неловко привалился к стене. Шевелюра из пакли была растрепана, крючковатый нос выдавался далеко вперед, долговязую фигуру едва заметно сотрясала нервная дрожь. Дон тщательно удалил с лица остатки грима, обернулся и, наконец, нарушил молчание: - Сегодня ты провалился, Эдди. Уж и не припомню, когда ты работал хуже. Эдди залился краской, его черты застыли, но он изо всех сил старался изобразить невозмутимое спокойствие. Дентон закурил, нарочито медленно выдул струю дыма и спросил: - Ты снова "подсел", Эдди? Опять на игле? - Ну что ты, Дон, - поспешно ответил комик. - А может, просто хотел поскорее отбояриться от меня, чтобы успеть на выступление в Бостон? - Я не халтурил, Дон, - затараторил Эдди. - Я выложился полностью. - Нас показывают по первому каналу, Эдди, - процедил Дентон. - Ты обязан славой мое передаче. Что бы ты делал без меня, Эдди? Комик не ответил. Прежде ему и впрямь не удавалось подняться выше третьразрядных варьете. "Представление Дона Дентона" стало для него подарком судьбы. После передачи приглашения посыпались отовсюду и, в частности, из одного бостонского ночного клуба, где, насколько знал Дентон, Эдди платили большие деньги. - В нашем договоре записано, что без моего согласия ты не можешь выступать в других местах. - Ты понимаешь, Дон, ведь я... - До сих пор я смотрел на это сквозь пальцы, но теперь довольно. Я запрещаю тебе подрабатывать на стороне и напоминаю, что ты - мой служащий. Все, Эдди, увидимся на репетиции. Дон снова повернулся к зеркалу и начал расстегивать сорочку. Бледное отражение Эдди шагнуло к нему. - Послушай, Дон, это же несерьезно... Дентон не удостоил его ответа. - Нельзя же так, с бухты-барахты. Я все понимаю, но мне непременно надо быть в Бостоне в субботу. Я обещал. - Пеняй на себя. - Но это очень важно. - Разговор окончен, Эдди. И тут Эдди взорвался. - Ты сам завалил передачу! - в отчаянии вскричал он. - Бездарь! Ты не можешь выступать без смеха на пленке! - Ах, ты... - Дентон аж поперхнулся. - Я тебя в порошок сотру! Тебя не увидит больше ни одна живая душа! Будешь зарабатывать мытьем посуды! Дентон смотрел на Эдди сквозь туманное марево. Эдди Блейк? Может, это был Эдди Блейк? У него был мотив. Если Дентон умрет, кто будет вести передачу? Конечно, Эдди, главный затейник. Смерть Дентона для него - что трамплин. Из телевизора хлынули новые голоса. Дентон постарался вглядеться в экран. Рекламный ролик. Счастливая супружеская пара, никаких семейных дрязг, а ключ к их успеху - в жестянке с кофе "бьюлинг". Счастливая чета. Дон подумал о Нэнси. И о сценаристе Хербе Мартине. - Я решила развестись, Дон. Он перестал жевать. - Нет. Они сидели в "Афинском зале" втроем - Херб, Нэнси и Дентон. О встрече просила Нэнси. Сказала, что у нее важный разговор. - Не понимаю, какой смысл упрямиться, Дон, - подал голос Херб. - Ты уже давно не любишь Нэнси, а она - тебя.. Живете порознь. Так чего же ты? Дон злобно зыркнул на Херба и наставил на Нэнси вилку. - Она - моя жена, - сказал он. - И принадлежит мне. - Я могу получить развод и без твоего согласия, - забормотала Нэнси. Поеду в Неваду... - Если будет нужно, я сам подам на развод, - отрезал Дон. - И незачем мне покидать пределы штата. Не сомневайся, я найду свидетелей супружеской неверности и сообщу суду, что разлучник - в прошлом коммунист. - Это уже не действует, Дон, - сказал Херб. - Долго еще ты будешь размахивать этим жупелом? - Пока существует черный список, дорогуша, - ответил Дон. - Времена меняются. Черные списки больше не в чести. - Хочешь проверить? Могу помочь. - В тридцать восьмом... - Птичка моя, неважно, когда ты примкнул к коммунистам. Ты и сам это прекрасно знаешь. Ты хороший сценарист, я тобой доволен. Но стоит мне пошевелить пальцем, и тебя выпрут взашей и с телевидения, и откуда угодно. - Почему ты не даешь нам житья? - со слезами в голосе спросила Нэнси, и посетители за соседними столиками с любопытством посмотрели на нее. Дентон промокнул губы накрахмаленной салфеткой и встал. - Ты спросила, я ответил. - Можно попросить тебя об одолжении? - осведомился Херб. - Постарайся угодить под машину по дороге домой. - Не шути с ним, Херб, - сказала Нэнси. - Ты уверена, что я шучу? - серьезно спросил сценарист. - Нет, кроме шуток, друзья, - произнес голос Дона. - Энни и Дэнни - едва ли не лучшая танцевальная пара на свете! Обмякнув в кресле, Дентон в отчаянии смотрел на свое изображение. Оно двигалось, смеялось, хлопало в ладоши. Живое, невредимое, ликующее. Кто? Херб? Нэнси? Он напряг память и постарался вспомнить на миг появившийся в прихожей силуэт. Мужчина или женщина? Трудно сказать: что-то аморфное в мохнатой шубе, черный контур в залитой светом прихожей. Человек в шубе мог быть худосочным как Херб или дородным как Морри Стоунмен. Энни и Дэнни, самая неуклюжая пара танцоров в стране, ворочались на подмостках. За кулисами толстяк Морри промокал платком потный лоб, приговаривая: - А они шикарно смотрятся, Дон. Правда ведь, шикарно. Все газеты побережья отлично отзываются о них... - Они смотрятся похабно, - холодно ответил Дон. - Но ты же согласился выпустить их! - По твоему совету. Сам я их не видел. Сколько, Морри? Ассистент завертел головой, вытирая лицо. - Как ты можешь, Дон... - Сколько они тебе дали, Морри? Круглая физиономия вытянулась. - Пятьсот. - Ага, ладно, вычту из твоего гонорара. - Честное слово, у них отличные отзывы со всего побережья. Хочешь, покажу тебе газетные вырезки? - Помнишь, сколько ты мне должен? - Тот-то и оно! - Морри елозил платком по лицу. - Я думал, наварю малость и начну тебе отдавать. Ты ведь этого хочешь, Дон? - Чтобы ты потом плюнул мне в лицо и учредил собственную передачу? Это весьма огорчило бы меня. Ты нужен мне тут, Морри. - Да ты что, Дон! Не собираюсь я уходить от тебя. - Врешь. Ты задумал начать выступать на пару с Лайзой Лайл. - Да кто наплел тебе такой чепухи? - Морри был воплощением оскорбленной добродетели. - У меня и в мыслях не... - Впрочем, волноваться рано. Прежде верни мне весь долг с процентами. А эту затею с Лайзой оставь до лучших времен. Бурные рукоплескания. Танцоры раскланивались со зрителями. - Убери их с глаз моих раз и навсегда! Дон нацепил на лицо улыбку и выбежал из-за кулис к боковой камере. - Дорогие друзья! Нашу вечернюю программу завершает новая восходящая звезда эстрады. В марте она дебютирует с собственным представлением. На ваших экранах - Лайза Лайл! Дентон видел, как сверкают эмалированные зубы его телевизионного двойнка. - Она хочет начать дело с Морри, - прошептал он изображению. Морри? Стрелял Морри? Кто же? Пространство между Доном и экраном исказилось, заполнилось дымкой. Он усердно заморгал, боясь, что туман уже не рассеется. Они всплыли перед ним, все четверо: Херб и Нэнси обнимались и с торжеством смотрели на него; чуть правее - Эдди Блейк, пальцы его левой руки теребили пуговицу, он посматривал на Дентона покровительственным взглядом; Морри громоздился слева, в его сверка.щих глазах читалась ненависть. - Кто же из вас? - хрипло спросил Дон. - После твоей смерти, - ответила Нэнси, - я смогу выйти замуж за Херба. - После твоей смерти, - добавил Херб, - мне будет не страшен твой черный список. - После твоей смерти, - вставил Морри, - у меня не будет никаких долгов, и я сделаю передачу с Лайзой Лайл. Кто же? Кто? Дон снова увидел себя, резвого, проворного, здорового. Он махал зрителям рукой. Это был он! Все думают, что и сейчас, в девять вечера, это тоже он. Смерть надвигалась быстро, оставалось совсем чуть-чуть, и он исчезнет с экрана. - Представление окончено, дорогие друзья, - ответило ему изображение. Надеюсь, вы хорошо провели вечер. - Изображение улыбнулось. - Не уходи! - прошептал Дентон. Изображение сделало ручкой, как бы призывая Дона не валять дурака. - Помоги мне! - прохрипел Дентон. - Набери номер! Помоги! Ведь ему на экране это было совсем нетрудно: снять трубку и набрать 911. Но изображение только улыбнулось еще раз. - Всего доброго! Дурацкий слепой образ в нелепом полированном гробу посылал ему воздушный поцелуй, а он испускал дух в кресле.- Помоги мне! - взревел Дентон и захлебнулся.Изображение блекло, удалялось, растворялось и твердило, отступая:- Я вас люблю. Спокойной вам ночи и всего доброго!