Компаньонка - Перихан Магден

Перихан Магден

Компаньонка

Маме: конечно же, ей и только ей

Один

В такие дни, как сегодня, город ранит нежную кожу души, точно обидное слово… Неприятности никак не кончатся. Замучило безденежье, а воспоминания преследуют, как жестокие убийцы, от которых не скрыться. Не знаю, как противостоять этому. Но мне и не хочется знать. Задыхаюсь. Утратила сон и покой. Кажется, где-то во мне идет война между сказочным королевством света и темными силами зла. Это длится уже давно. Неужели я так одинока?

Пью чай в кафе «Амбассадор», жую пирог. И в голову приходит дурацкая мысль (от скуки, наверное) — просмотреть объявления в газете «Вакансия». Самая популярная в городе газета, кстати. А мысль действительно дурацкая. Такие, как я, слишком квалифицированы, опытны, а главное, разборчивы, и могут сколько угодно читать объявления о приеме на работу, мечтать получить ее, но при этом всегда страшно рады в очередной раз услышать унизительный отказ. Хотя радость тоже сомнительная. Ведь обычно отказы, если не учитывать, конечно, некоторую их поэтичность, портят настроение. Да что там портят — слышать их невыносимо. Но если уж окажешься в таком положении, когда после допроса исполнительной очкастой мышки из отдела кадров, с которой без повода и говорить не захочешь, о чем-то нелепом вроде: «По какой причине вы ушли с предыдущего места работы?», а на другой день получаешь отказ по телефону от какой-то, судя по голосу, малолетки-секретарши, проглотить это очень непросто. Такой черствый кусок частенько царапает горло.

Вот потому-то подобные мне (кто знает себе цену!) на эти объявления даже не смотрят. А при виде их чуть не тошнит. Заставлять себя читать это, сдерживая тошноту, обычно не хочется. Хочется вести себя так, как хочется. Главная, кстати, привилегия таких, как мы.

Чтобы осуществить свое дурацкое желание, мне достаточно протянуть руку и взять самую популярную газету города с соседнего стола. Ее оставила пожилая дама, которая ела бисквит. Так. Стоп. Сначала допью чай и доем пирог. Никто же за мной не гонится. Одинокие люди всегда выдумывают себе бессмысленные правила, и сами же их нарушают.

Доедаю пирожок, еще пару раз глотаю чай. И вдруг подошедший официант хватает мою газету. Этот официант самый мерзкий из всех, кто когда-либо здесь работал. Меняются они тут примерно раз в месяц… Парень, тебе что, заняться нечем? Я только хотела допить чай и посмотреть все-таки, что мне может предложить эта газетка… Нет, он будто назло ее забрал. Уставился нахально и ухмыляется, демонстрируя всему миру отсутствие передних зубов: мне, мол, тоже газета нужна, здесь дела неважно идут. Ну вот. Так я ничего и не узнаю о вакансиях. Да и ладно.

Все когда-нибудь кончается, неудачи тоже кончатся. Не собираюсь унижаться, выдирая газету у кого-то из рук. Напротив «Амбассадора» есть прекрасный, тихий парк. Вот туда и направлюсь.

«Моя» скамейка — перед статуей «Сонные Нимфы». Статуя стоит в центре мраморной чаши фонтана. Скамейка моя. Только если ее не оккупировал какой-нибудь олух. Нимфы всегда мокрые от фонтана, всегда сонные и чистые. Вроде не смотрят друг на друга, а кажется, что то и дело тайком переглядываются. Хорошенькими их, конечно, не назовешь. Просто выглядят естественно. Меня в них привлекает именно естественность. Последние дни я так часто и долго сижу на скамейке и так часто и долго смотрю на них, что не удивлюсь, если они вдруг оживут, чтобы поведать мне свои секреты.

О чем-то в этом духе наверняка уже написал какой-нибудь писатель-романтик. Эти слова не мои. А нимфы красивые потому, что стоят в воде, такие спокойные и мраморные. Нимф-то еще можно было бы послушать. Но вот людей, которые только и мечтают кому-нибудь сообщить свои никчемные тайны…

Моя скамейка и свободна, и нет. Свободна потому, что на ней никого нет. Не свободна потому, что тот, кто сидел здесь до меня, забыл газету. Непреодолимо тянет поворчать. Ну что такое! Читать они могут! А газету что, не выбросить за собой? Настолько уже привыкли к лени и погрязли в беспорядке, как в болоте. Если беспорядок в собственном доме — пожалуйста. Но в парке, на скамейке, куда может сесть кто-то еще… Беру газету. Посмотрим-посмотрим… Ух ты! Снова она — «Вакансия»!

Комкаю ее и направляюсь к урне. Ну вот, все руки в газетной краске. Что там еще может быть, кроме бесконечных «требуются»? Разворачиваю. Посреди страницы — громадное яркое объявление — невозможно не заметить! — сообщает миру о безгранично щедром работодателе. Черт бы побрал этого работодателя.

ДЛЯ СОПРОВОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА

В ДЛИТЕЛЬНОМ МОРСКОМ ПУТЕШЕСТВИИ

ТРЕБУЕТСЯ КОМПАНЬОНКА

Обращаться по рабочим дням, до 14.00,

всем позвонившим…

Смотрю на объявление, и как-то не по себе, хотя подобные объявления я читала много раз.

Судя по адресу — самый дорогой район города. Смотрю на башню с часами — она как раз напротив парка. До двух всего ничего. Хватит терять время.

Прыгаю в такси. Мне — в Деловой центр. Чтобы подъехать к зданию, машине нужно проехать его и развернуться. Пытаюсь обогнать время: некогда стоять в пробке. Рассчитавшись с водителем, выскакиваю из такси и бегу через дорогу.

Ох уж этот Деловой центр! Если бы вы только видели эту кастрированную версию всем известного небоскреба. В нашем городе хорошие архитекторы вымерли лет сто назад. Задыхаясь, влетаю в здание с главного входа.

Не верится: неужели это я сломя голову несусь вперед, сметая все на своем пути? Ради чего?

Напомаженная тетка с недовольной физиономией, занявшая оборону за черной стойкой администратора, пытается остановить меня:

— Могу я вам чем-то помочь?

— Я по объявлению в газете, — выпаливаю, переводя дыхание.

Напомаженная тетка — сущая мымра — делает вид, что смотрит на часы: «Боюсь, господин директор уже уехал. Он принимает до четырнадцати часов».

— Ага, — говорю я, достаю платок и тру нос, делая вид, что сморкаюсь. — Думается, черный лимузин перед входом ждет господина директора. И еще мне кажется, что господин директор еще не нашел того, кого ищет. А раз уж господин директор еще здесь, то я не опоздала. Позвольте, я все-таки с ним встречусь.

Мымра рассматривает меня, пытаясь понять, что за беда в моем обличье свалилась ей на голову. Затем, как в замедленной съемке, плывет к телефону на другом конце своего окопа. Поговорив с кем-то, поворачивается ко мне. От избытка макияжа ее лицо похоже на маску. От таких «красоток» мне не по себе: неловко на них смотреть.

— Вас примут. Пожалуйста, проходите к лифту.

На этот раз у нее обнаруживаются приветливые нотки в голосе. Вот лицемерная крыса! Кивком изобразив нечто среднее между «спасибо» и «пока», бросаюсь к лифту. Двери закрываются сами. Внутри — ни единой кнопки. Невидимая рука тащит меня вверх. Было бы здорово не встретить больше ни одного «помощника» или «ассистента». Терпеть не могу секретарш. Все как из особого отдела.

Наверное, меня везут на последний этаж. «Шшшш», — открываются двери лифта. «Шшшш», — закрываются. «Шшшш», — передо мной раздвигаются двери из матового стекла. За ними меня встречает высокая улыбчивая женщина лет пятидесяти с резкими чертами лица. Ее глаза блестят, на губах играет легкая улыбка. Такой тип женщин мне хорошо знаком: умная, уверенная в себе, с чувством юмора. Знает, что такое боль, и причинить ее умеет, если задеть. Обаятельная, независимая, деловая. Просто умница-красавица. Она мгновенно вызывает у меня расположение.

Женщина берет с большого старинного письменного стола, явно мужского, лист бежевой бумаги, протягивает мне и, глядя мне в глаза своими невозможно зелеными глазами, спрашивает: «Можете заполнить анкету?»

— Могу, конечно, но заполню или нет, не знаю, — говорю я.

— Как хотите, — со смехом отвечает она. — Это же просто анкета. Заполните ее, как вам хочется.

— Анкета и в Африке анкета, — говорю я. — Плохо или хорошо ее заполнить невозможно. Лучше я вам сделаю из нее симпатичный кораблик, — с этими словами я беру у нее бумажку, сажусь в кресло с широкими подлокотниками справа от ее стола и, наклонившись над журнальным столиком, старательно складываю кораблик. Я, конечно, не мастер по оригами: кораблик выходит обычный. Такой может сделать каждый школьник.

Она берет у меня кораблик, ставит на ладонь и говорит: «Прошу вас, подождите несколько минут». И исчезает за дверью, которая находится сбоку от стола.

Я уверена: господин директор примет меня. Какой-то вихрь на бешеной скорости мчит меня к этой работе, и ничто не может ему противостоять.

Я словно вижу воочию этот губительный вихрь. Старинный письменный прибор с чернильницей на столе умницы-красавицы, китайская чашка и книга «Шибуми», журнальный столик с бронзовой пепельницей, кресло с широкими подлокотниками, над столом копия «Таможни» Руссо, огромные окна, стеклянные карнизы, ковры на полу, лифт, Деловой центр, господин директор, напомаженная мымра, умница-красавица и, наконец, я — все мы летим куда-то, подхваченные им. Летим с огромной скоростью: нас тянет, как кусочки металла к огромному магниту. Тянет, тянет, тянет…