День Боевых Машин - Варди Соларстейн

Варди Соларстейн

День Боевых Машин

17 декабря 1939 года. Позиции 123 стрелковой дивизии.

Командир 217-танкового батальона, старший лейтенант Лебедев, отвернул полог палатки и вновь взглянул на поле, лежащее северо-западнее позиций советских войск. Сквозь утренние сумерки и туман угадывались очертания двух гигантских холмов. Вечно запаздывающее в этих северных краях солнце еще не озарило острые верхушки елей. А учитывая облачность, и не осветит сегодня вообще. На финской стороне все было бело и аккуратно. Лебедев посмотрел на грязный снег, перемешанный с глиной, следами сапог и гусениц у лагеря танкового батальона, только позавчера вышедшего на эти позиции, и тяжело вздохнул. Затем, нервно сплюнув, вернулся в общую палатку.

Военком батальона, политрук Малыгин, косо взглянув на вновь вошедшего командира, с надрывом продолжил свою филиппику:

— Товарищи, завтра мы прорвем эту линию финнов! Поломаем, перемелем, пойдем дальше, сминая сопротивление гусеницами и подавляя превосходящим огнем! И уже с рассветом следующего дня наши передовые части, на плечах врага, ворвутся на улицы Выборга, исконного русского города, подло захваченного белофиннами! И огни этого пока чужого, белогвардейского города, завтра станут нашими, советскими!

Надо сказать, что Лебедев, слушал своего ораторствующего комиссара невнимательно. Но когда зашла речь про «исконно русский» Выборг, чуть было не прервал важный процесс политического воспитания младшего состава. Командир хотел поправить своего военкома, рассказав в паре фраз истинное положение дел с основанием Выборга, но краем глаза взглянув на особиста Снегирева, стоявшего рядом с неопределенной улыбкой, замороженной на губах, и наблюдающего разом за всеми — и за танкистами и за их командирами, осекся на вдохе. Потерявший дыхание старший лейтенант глухо закашлялся. Но эта помеха не сумела прервать процесс накачки бойцов перед штурмом белофинских позиций. Комиссар батальона, как истый жрец своей религии работал по пастве с душой и полной самоотдачей. Кроме проникновенных слов, отчаянно жестикулировал и потрясал над головами красненькой книжечкой краткого курса ВКП(б), под редакцией Самого. Лебедев, взглянув на одухотворенный профиль Малыгина, непроизвольно и с завистью отметил, что тот вещает с огнем в глазах, явно веря в свои собственные слова. Политрук мешал факты как мог, но тот кто ему желал возразить, мог послужить примером для остальных. И вероятнее всего что показательно мученическим. За этот процесс как раз отвечал стоящий рядом лейтенант НКВД Снегирев. А такие наглядные и показательные действа всегда вдохновляют на подвиг колеблющихся.

Командир танкистов, человек с высшим образованием, как то самостоятельно пришел к выводу, что в любой армии на войне — без таких людей, как Снегирев и Малыгин — никак не обойтись. Люди просто не поднимутся в атаку, не побегут цепью на вражеские пулеметы, если их не замотивировать и не поставить перед нелегким выбором.

Лебедев по прежнему не находил себе места. Пусть внешне он выглядел невозмутимо и серьезно, одним своим видом внушая в подчиненных уверенность в благоприятном исходе сегодняшнего дня. Но в душе — все бурлило, и грудь сводило нервными спазмами, ну словно какой-то «институтке».

Ведь именно сегодня все и решится. Вся карьера и сознательная жизнь старшего лейтенанта зависела от предстоящего боя. Через несколько часов судьба покажет, напрасно ли СССР потратил миллионы рублей на разработку новых перспективных вооружений и прав ли академик Бекаури и сотрудники НИИ-20.

Лейтенант, не скрывая нервного напряжения, снова сел за стол в президиуме и резким жестом откинул застежки планшетки. Красноармейцы с уважением посмотрели на своего командира — тот даже во время политзанятий планировал предстоящий бой.

На самом деле лейтенант находился в замешательстве — ему полчаса назад сообщили, что его командир, майор Кужелев отозван в штаб в армии и теперь командир 217 особого танкового батальона — именно он, Лебедев.

Ситуация усугублялась тем, что батальон был временно разделен между двумя дивизиями. И штаб батальона, и вся матчасть, находились в расположении соседней дивизии, а командированный на штурм высоты 65.5 Лебедев располагал всего лишь одной группой телеуправляемых танков. Лебедева уже пробовал подмять под себя местный танковый вождь, командир 91 батальона, но натолкнувшись на железобетонный отказ, затаив злобу был вынужден оставить роту старшего лейтенанта в покое. На время.

Старлей вернулся к изучению диспозиции. Артподготовка была намечена на девять утра Московского времени и по плану продолжалась немыслимых два часа. Танкист пока даже представить себе не мог такого масштаба — что же будет с вражескими позициями после подобного обстрела? И будет ли финнами оказываться сопротивление, ведь если они не станут этого делать — испытание нового оружия пройдет безрезультатно. Этот аспект чрезвычайно волновал командира экспериментальной части, так как он считал, что после такого артиллерийского ада — выжившие финны просто разбегутся. Атака основными силами планировалась на полдень, и вот в этот часовой промежуток требовалось опробовать телетанки.

Но что действительно напрягало Лебедева — так это полное отсутствие разведданных о полосе укреплений противника. Никто из командования не позаботился о разведке, отсутствовали данные аэрофотосъемки, не было даже детальных карт местности. При таком положении дел, при почти полном отсутствии необходимой информации, сколько не изучай финскую переднюю линию обороны — кроме того что заметишь сам с переднего края, ничего, получается, и не известно. Но высшее командование этот факт, похоже, нисколько не смущал.

Старший лейтенант вновь вскочил с места и вышел из огромной палатки. Пристально взглянул на свинцовое небо. Тучи нависали над землей, казалось до тяжелых, налитых холодом и угрозой облаков можно дотянуться рукой. О поддержке авиацией в такую погоду не могло быть и речи. И хотя с запада тянул свежий ветерок, ни о каком прояснении среди плотной пелены облачности мечтать не приходилось. Под яловым сапогом лейтенанта смялся полумокрый снег — при температуре в минус два по Цельсию, снежный покров, который за ночь выпал по щиколотку, грозил к вечеру полностью растаять, превратив поле боя в грязевую ловушку для людей и техники.

— Вы — старший лейтенант Рабоче-Крестьянской Красной Армии Лебедев?

Окликнутый командир встрепенулся. Необычным в данном случае был не только порядок слов, но и акцент. Рука незаметно легла на кобуру с «наганом», отстегнула клапан, и лишь затем Лебедев медленно повернулся. На него смотрело сразу пятеро человек, четверо парней и одна девушка. Глаз резанула молодость лиц, затем командир танкистов отметил, что ребята выглядели одетыми с иголочки, и вот тут присутствовала какая-то неправильность. Цвета обмундирования отличала такая глубина расцветки и настолько запредельная чистота оттенка, сама униформа сидела по фигурам не по казенному великолепно, что Лебедев аж заморгал от зависти. Прямо показ мод, а не армия. Портило впечатление только то, что все пятеро, включая девушку — носили на носу очки. Но наличие этого аксессуара подействовало на старшего лейтенанта как раз успокаивающе. Очкариков он не боялся, да и шанс на то, что финны заслали разом пятерых близоруких шпионов, он сейчас посчитал минимальным. Но полностью не исключил. Этих людей он не знал и совершенно не горел желанием первым нарушить секретность.

Лебедев держал паузу, не спеша отвечать. В этот момент, отвернув полог армейского тента, из палатки на улицу вышел старший политрук Малыгин. Цепко осмотрев юные лица, оценив позу своего старлея с рукой на кобуре, он жестко спросил.

— Кто такие? По какому делу?

Парень со знаками различия младшего лейтенанта, стоящий на шаг впереди остальной четверки, четко отдал честь и представился.

— Младший лейтенант Петров, сто тысяч пятисотый отдельный танковый батальон. Согласно приказу начштаба седьмой армии должны принять участие в утренней атаке. Вот приказ.

— Сто тысяч пятисотый батальон? — Лебедев повторил с придыханием. Даже если учитывать то, что нумерация часто была направлена на дезориентацию противника, все равно размерность цифры не укладывалась в голове.

— Временно прикомандированы к вам в качестве четвертой роты, — продолжал странный младший лейтенант.

— Атака через три часа! Как вы собираетесь в ней участвовать, если я вас мало того что в первый раз вижу, так и вашей техники не знаю?!

Голос Лебедева звенел негодованием. Опять кто-то наверху перестраховывается и дублирует. Пригнали новую роту. Явно студенты Ульяновской школы особой техники (УШОТ), с пылу жару «специалисты телетанкового дела». Третий выпуск, «октябрята».