Несотворенный мир - Мария Фомальгаут
- Категория: 🟠Проза / Русская современная проза
- Название: Несотворенный мир
- Автор: Мария Фомальгаут
- Возрастные ограничения:Книга может включать контент, предназначенный только для лиц старше 18 лет.
- Поделиться:
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несотворенный мир
Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2015
© Мария Владимировна Фомальгаут, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Несотворенный мир
Пролог первый
Было бы проще, если бы мне было больно.
Но мне не больно.
И даже не страшно. Они умеют притуплять страх, они препарировали мои эмоции, они вскрыли мою память – безжалостно, беспощадно, жестко, наплевав на все международные конвенции и договора.
Уже не пытаюсь защитить свою память. Знаю – не уберегу, не прикрою. Все равно разломают, все равно заглянут в самую глубину.
Я хватался за остатки сознания. Я смотрел на человека за пультом, я заставлял себя вспомнить, как его зовут, даром, что я не знал, как его зовут, а нет, генерал называл его при мне, он назвал его Тук, Тук, Тук, так падают яблоки по осени, когда я последний раз видел яблоки, не знаю, вечность прошла, тук, тук, тук, так надо постучать в дверь, чтобы открыли. Чтобы открыть память, надо постучать в неё, а не взламывать – сильно, беспощадно, безжалостно, молоком, тук, тук, тук.
Сознание разрывалось на мелкие кусочки, на осколки, сознание растворялось в памяти, я пытался ухватиться за память, чтобы не потерять самого себя. И не мог. Мне подворачивалось что-то неуместное, из детства, какие-то первые воспоминания, школьные годы чудесные, а Илюха, идиотище, айфон в школу принес, а у меня айфона нет, и никогда не будет, пот ому что денег нет, отец говорит – учись-учись-учись, и будут деньги, а сам он всю жизнь учился-учился-учился, и где теперь его деньги, спрашивается…
Они дернули меня за память, больно, сильно, я еле удержал воспоминание. Я вспоминал, как Илюха, идиотище, держит айфон, я тяну шею, хочу увидеть, что там, что там, что там, мальчишки отталкивают, Илюха кивает своим вассалам, гоните его на хрен, он еще разобьет. Понимаю, что мне здесь не место, и никогда в илюхиной компании мне будет не место, потому что у Илюхи отец… а у меня отец… сейчас уже не помню, кто был отец Илюхи, и кто у меня, да это и неважно.
Говорю – чтобы показать, что тоже не лыком шит, что я тоже кое-что стою, говорю, чтобы привлечь внимание.
– А я… а у меня билет в космос есть!
Илюха оборачивается, смотрит на меня. Первый раз в жизни Илюха смотрит на меня.
– А ну покажи.
– А дома лежит.
– А принеси.
Хочу сказать, что принесу, обязательно принесу, да что принесу, Илюху в гости приведу, пусть посмотрит, – и тут же спохватываюсь.
– А папа велел никому не копазы… – волнуюсь, путаю слова – не запокы… не по-ка-зы-вать…
– Врет он все, нет никакого билета! – орет кто-то из Илюхиных вассалов.
– А за вранье знаешь, чего полагается?
Я знаю, что полагается за вранье. И надо бежать, и не бежится, Илюхин кулак обрушивается на мою переносицу…
Кусочек памяти оборвался, выпал еще один кусочек, тоже ободранный, сильно потрепанный:
Обозначаю гипотенузу через а, два катета – через бэ и вэ.
Нет.
Не поймут.
Помечаю гипотенузу одной черточкой, первый катет – двумя, второй – тремя.
А вот дальше как прикажете объяснять, что такое квадрат, циферку два здесь не поймут…
– Вы еще долго мне будете гипотенузы писать?
– А… откуда вы русский язык знаете?
– Уберите это, уберите… меня в школе этим умучали… и вы еще тут…
Смущенно молчу.
– А у меня сахар есть, – говорит он, – вы едите сахар?
– Ем.
Стараюсь не вспоминать, что сахар – белая смерть, стараюсь забыть все запреты не грызть сахар, вытряхиваю из памяти суетливых родителей, да что ты сахар грызешь, вон, печеньку возьми…
Нет здесь печенек.
Нет…
Они снова потянули мою память, сильно, резко, кто же так память тянет, её бережно тянуть надо, чтобы не разорвать. Память запутывается сама в себе, я отключаюсь.
Пролог второй
Барракуда большая
Сфирена мелкочешуйчатая
Лаврак
Сарган
Луфарь-гумбар
Я смотрел на бесконечно длинный перечень. Если бы у меня была голова, я бы схватился за голову.
Не то, все не то.
Впрочем, я забегаю вперед – очень и очень сильно. Если начинать эту историю с самого начала, то…
Начало
Этот мир стоял здесь со времен своего сотворения. То есть, он не стоял, а летел в пустоте, на невидимой привязи вокруг Солнца. Мир был очень старым – намного старше, чем все его обитатели, никто из них уже не помнил, как создавался мир. У жителей не осталось даже достоверных сведений – только легенды и слухи, которые чем дальше, тем больше обрастали новыми легендами и слухами.
Когда этот мир только создавали, его создатели недодали ему много того, что нужно было додать миру. Например, еще при строительстве разворовали все добро, оставив совсем чуть-чуть. Милосердие тоже было нечастым гостем в этом мире – редко-редко воин подносил флягу с водой к пересохшим губам своего врага. Еще большей редкостью в получившемся мире было знание – раз в сотни лет людям открывалось что-то действительно стоящее, какой-то ответ на мучившие людей вопросы – да и то такой ответ, который порождал еще больше вопросов. О более сложных вещах – абсолютной истине, истинном знании, совершенной красоте – в этом мире не знали совсем, потому что строители разворовали эти ценности подчистую. В общем, этот мир был построен как множество других миров, выстроенных до принятия закона «Не укради», согласно которому за кражу полагалось небытие.
Несмотря на нехватки того и этого, мир когда-то, возможно, был очень хорош, но поистрепался за века и миллионы лет. Ось планеты сдвинулась из-за столкновения с каким-то небесным телом, отчего теплый климат сменился холодами и снегами. На смену цветущим лесам пришли снега и пустыни, величественные ящеры сменились мелкими мохнатыми зверьками, которые постепенно сбросили шерсть и заполонили всю землю собой. На зеленых лужайках выросли дымные фабрики. Все это было неудивительно – мир с самого начала был обречен простоять не так долго, и теперь доживал свои последние тысячелетия. Штукатурка с фасада осыпалась, перекрытия пообветшали, окна покосились, двери жалобно скулили, когда кто-нибудь их открывал, половицы по ночам скрипели. За века и века мир оброс воспоминаниями, легендами, слухами, история мира была переписана такое бессчетное число раз, что уже никто и не помнил, какая она была – история, и была ли вообще. По ночам в мире бродили неупокоенные души и несбывшиеся надежды – верные признаки того, что мир бесконечно стар.
Жильцы мира… впрочем, трудно назвать их жильцами, потому что никто их не заселял специально, никто не вывешивал на мире табличку «Сдается в аренду, продажа квартир» – и длиннющий номер телефона. Так получилось, что когда мир был построен, про него все как будто забыли: и строители, и заказчик, если таковой вообще был. Ходят слухи, что мир так и не был достроен – может, у заказчика кончились деньги, а может, он убедился, что получилось совсем не то, что он хотел. Так тоже бывает, и намного чаще, чем мы думаем.
Вот таким был мир, в котором я начал свой жизненный путь. В детстве я не видел, как устроены другие миры, но почему-то считал свое место обитания худшим из миров – как и семь миллиардов моих соотечественников. И я, как и все мальчишки в моем мире мечтал, что попаду в какую-нибудь лучшую страну, где все будет по-другому…
Хотя нет.
Эту историю надо начать совсем не так.
Её нужно начать, например, с того момента, как я вообще решил написать эту историю. Это случилось когда я спустя века и века приехал на руины своего мира, где прошла моя юность. Водитель флаера, должно быть, принял меня за сумасшедшего – не каждый день попадаются такие типы, которые просят отвезти их в заброшенное измерение. Он даже несколько раз переспросил адрес – да точно ли я хочу туда, может, перепутал улицу или район.
– Нет, добрый господин, я ничего не перепутал. Я действительно хочу попасть туда.
Водитель равнодушно вел флаер по улицам среди миров и галактик. Должно быть, он решил, что я и правда сумасшедший. Он даже попросил с меня оплату вперед, видно, побоялся, что я убегу, или вообще наброшусь на него с кулаками.
Итак, в то утро в половине одиннадцатого я стоял возле того, что было моим миром, то есть, конечно, не моим миром, а миром, в котором я жил. С тех самых пор от мира мало, что осталось, да собственно, ничего не осталось. Я увидел проржавленные каркасы и одну стену, причем я даже не мог вспомнить, что это была за стена – Великая Китайская Стена или что-то другое. Солнце превратилось в красный карлик, отгорело своё и погасло, уцелевшие планеты вращались застывшими ледяными глыбами. Я напрасно искал хоть обшарпанную колонну, хоть истлевший остов, хоть золотые пластины с записанными текстами – мир не оставил после себя совсем ничего, как будто стеснялся своего существования. Это было тем более странно, что в былые времена люди буквально бредили мечтами, что они оставят после себя. Хотя, быть может, на закате веков человечество и правда пыталось возвести что-то вроде Вавилонской башни в память о себе – но время не пощадило наши попытки обессмертить свои имена.