Источник жизни - Лев Линьков

Лев Линьков

ИСТОЧНИК ЖИЗНИ

ИСТОЧНИК ЖИЗНИ

Проводника Ислама обвязали подмышками веревкой и начали опускать в колодец. Неужели и здесь не будет воды? Хотя бы такой, какая оказалась в Бурмет-Кую — солоноватой, пахнущей сероводородом.

Булатов сидел около сруба и следил покрасневшими, воспаленными глазами за медленно скользящей вниз веревкой.

Рядом стоял командир отряда Петр Шаров. Просто непостижимо, как он способен стоять под таким солнцем в гимнастерке, туго подпоясанной ремнем и перекрещенной портупеей!

Только пятнадцать пограничников из всего отряда в сто человек могли держаться на ногах. Они столпились у колодца в нетерпеливом ожидании, а остальные лежали на песке. Многие были без сознания, некоторые бредили, а пулеметчика Гаврикова пришлось связать: он вскочил вдруг, с громким хохотом подбежал к бархану, упал на колени, набрал в горсть песку, прильнул к нему губами и с жадностью начал его глотать.

Врач отряда Карпухин вылил в пиалу из бачка с неприкосновенным запасом две последние ложки воды, развел несколько капель клюквенного экстракта и дал больному, а потом сам потерял сознание.

С каждым часом палящий зной делался все более невыносимым. Но куда скрыться от солнца в пустыне? Даже неугомонные жаворонки, нахохлившись и широко раскрыв клювики, притаились в редких безлистных кустах саксаула. Словно окаменев, втянув под панцырь головы и лапы, лежали на склонах барханов черепахи. Лошади сгрудились, понуря головы; и было видно, как тяжело вздымаются их бока.

Воды! Если бы выпить сейчас хотя бы один глоток воды!.. А веревка все скользит и скользит, будто у колодца нет дна.

Булатов облизнул сухим, распухшим языком потрескавшиеся губы.

— Вытаскивай! — скомандовал вдруг Шаров.

Ислам отчаянно дергал веревку, что означало сигнал тревоги.

Комсомольцы Никитин и Сахаров, — они чувствовали себя лучше других, — навалились на рукоятку железного ворота, к которому была прикреплена веревка. Через несколько минут в шестиграннике сруба показались обсыпанные песком чалма и плечи проводника.

— Плохо, начальник, совсем плохо! — взволнованно проговорил Ислам, пожилой туркмен с седой клинообразной бородкой, и разжал кулак — на ладони лежал сухой песок.

Булатов посмотрел на командира. Что же теперь делать?

— Будем откапывать! — сказал Шаров.

Ислам поднял руку и слегка подул на ладонь. Песчинки разлетелись.

— Совсем сухой песок! На дне сухой, с боков сыплется, обвал будет, другой колодец надо итти.

Итти до другого колодца? Булатов оглянулся на неподвижно лежащих пограничников. Разве смогут они подняться и итти в таком состоянии?

Шаров наклонился к нему:

— Надо откапывать, секретарь! Если мы не поспеем завтра к Джураеву, он погибнет, а Ахмат-Мурда опять уйдет в Персию… Как ты себя чувствуешь?

Булатов уперся руками в горячий, обжигающий песок и, пошатываясь, встал. Голова закружилась, барханы закачались и полезли куда-то кверху; вместо лица командира он увидел какое-то желтое пятно. Булатов тряхнул головой, и барханы стали на свое место.

— Да, надо откапывать! — согласился он.

— Я считаю, что первыми должны спуститься коммунисты и комсомольцы, — сказал Шаров.

— Обвал будет! — предостерегающе воскликнул проводник. — Пожалуйста, верь Исламу. Ислам знает закон пустыни. Дальше итти надо.

Ислам лет двадцать чабанил в Кара-Кумах, и Шаров всегда считался с его советами, но сейчас приходилось пренебречь житейским опытом проводника и попытаться добыть воду именно здесь.

Булатов подпоясался, стащил с головы полотенце, надел фуражку и, тяжело ступая, подошел к лежащим на песке пограничникам.

Те, кто имел еще силы, повернулись к секретарю партийного бюро. Некоторые смотрели с полной апатией, словно им было все равно, что скажет сейчас этот низенький, плотный, крутолобый человек. Они уважали и любили его, но что он может сделать? Скажет: «Будем ждать каравана». А где этот караван? Может быть, он уже прошел где-нибудь рядом за барханами и не заметил дыма сигнальных костров…

Булатов откашлялся и хрипло, не узнавая собственного голоса, сказал:

— Товарищи коммунисты и комсомольцы! Кто из вас может встать?

Несколько пограничников медленно поднялись с песка.

Булатов сосчитал их: шесть человек — парторг второго эскадрона Киселев, комсомолец-снайпер Костя Семухин, рыжеволосый, веснущатый балагур Ярцев, три новичка, земляки-иркутчане Молоков, Добров, Капустин.

Булатов перевел дыхание и продолжал, делая после каждой фразы паузу:

— Наш долг быстрее прийти на помощь отряду Джураева. Они погибнут, если мы не поддержим их…

И тогда с трудом поднялись еще три человека: коммунист Забелин, комсомольцы Кругликов и Садков.

— Без воды дальше двигаться нельзя… Надо откопать колодец… — продолжал Булатов.

И тогда, пошатываясь, поднялись беспартийные бойцы Вахрушев и Коробов.

«Только бы мне самому сейчас не упасть», — подумал Булатов и, помолчав, собравшись с силами, закончил:

— Копать станем… Первыми со мной спускаются парторг второго эскадрона товарищ Киселев и комсомолец Никитин.

— Может, тебе самому-то, Сергей Яковлевич, лучше бы не спускаться? — спросил Шаров, обвязывая Булатова веревкой.

— Полезу.

— Ну, гляди, чтобы через час была вода, — сказал Шаров.

— Будет!

Булатов пятый год служил в этих краях на границе, но до сих пор не мог привыкнуть к здешнему климату и мучительно переносил тропическую жару кара-кумского лета. Не раз во время переходов по пустыне он принимал решение обратиться к командованию с просьбой перевести его куда-нибудь в более прохладное место: на Кольский полуостров, в Карелию, на Чукотку — куда угодно, только бы там не было этой палящей жары! Но стоило ему отдохнуть, отмыть пыль, напиться горячего, утоляющего жажду чаю, как недавнее решение казалось проявлением душевной слабости и ему становилось стыдно перед самим собой: если все станут жаловаться на жару и добиваться перевода в другое место, то кто же будет служить в Кара-Кумах? Ведь не одному ему здесь тяжело. И Шарову тоже не сладко, его чуть не каждый год треплет лихорадка, а терпит!

— Я никуда не уеду, пока здесь будет хоть один басмач, — говорил Сергей командиру.

В ту пору, в начале тридцатых годов, положение на границах среднеазиатских советских республик было тревожное. Сотни басмаческих банд, создаваемых агентами английской разведки с помощью феодалов и купцов, сторонников бывшего эмира Бухарского, которых революция лишила богатств, чуть ли не каждый день нарушали советскую границу, прорывались в тыл, совершали набеги на мирные кишлаки, грабили и сжигали их; убивали советских активистов, угоняли скот в Персию и Афганистан.