Русская история. Часть I - М. Воробьев

sci_history М. Н. Воробьев Русская история. Часть I

Курс лекций для студентов ПСТБИ. 1999 год

ru Владимир Шнейдер LV FB Editor v2.0 Декабрь 2006 г. OCR Владимир Шнейдер CC49FAD1-60DA-4CBB-BE71-F25A4E1729D5 1.0

Православный

Свято-Тихоновский

Богословский Институт

Воробьев М. Н.

РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Часть 1

Москва, 1999

{стр. 2}

Лекция 1

ВВЕДЕНИЕ

1. — Определение истории, предмет и задачи истории как науки. 2. — Краткий обзор русской историографии. 3. — История славян до появления письменных источников. 4. — Природно-климатические особенности. 5. — Возникновение государственности у восточных славян. 6. — Программа курса.

Как определить науку историю? В древности она была скорее художественным повествованием. Даже столь серьезный автор, как Геродот, совершенно безжалостно оснащает свои хроники литературными излишествами. Правда, в те же древние времена появилось замечательное определение: «История есть наставница жизни». Здесь уже чувствуется, что история — не просто «услада воображения», а что-то рациональное.

В XVIII веке, когда наступает эпоха Просвещения, ко всем наукам, а следовательно и к истории, предъявляются требования чисто рационального порядка. История должна помогать совершенствовать человеческую жизнь, устраивать человеческое общество и т. д. Сейчас мы можем с уверенностью сказать, что подобная задача от научных требований далека.

В начале XIX века, когда, собственно говоря, зарождается научная история, предпринимается попытка сформулировать, каковы цели этой науки. И тогда начинают говорить о том, что задача истории — изображение тех состояний, которые суждено переживать всем народам. И если какой-то народ еще не пережил ту или иную фазу своего развития, ее можно предугадать. Потом, когда немецкая философия начнет влиять абсолютно на все, будут просто говорить о том, что история есть изображение тех мировых событий, которые выражают пути Провидения. Если все это суммировать, то получится, что и по мнению рационалистов, и по мнению утопистов история должна изображать только те основные факты, которые выявляют общий смысл событий. Таким образом историю стали формулировать как науку о законах исторической жизни человеческого общества. Это удобно: наука об общих законах, а не сумма фактов, не анализ деталей. Отсюда очень близко до марксизма, по которому история — это «наука о наиболее общих законах…», потом это уже перейдет в исторический материализм.

Я предлагаю вам записать совершенно иное определение истории, которое дает С. Ф. Платонов и которое представляется мне наиболее серьезным:

«История есть наука, изучающая конкретные факты в условиях именно времени и места, и главной целью ее признается систематическое изображение развития и изменений жизни отдельных исторических обществ и всего человечества».

Нас с вами интересует прежде всего наша российская, отечественная история. Как эта наука развивалась в России и что мы можем почерпнуть из ее развития?

Русская историческая наука знает летописи, сказания, рукописные своды, но, строго говоря, эта запись событий в лучшем случае была морализующим чтением, но не наукой.

В период петровских реформ предпринимается попытка создать первые научные труды. И здесь, конечно, на первом месте стоит 5-томная «История» знаменитого русского ученого В. Н. Татищева, которая и по сей день сохранила определенное значение [1]. Дело в том, что Татищев использует массу источников, иногда перепечатывает, как говорится, все подряд, но поскольку сейчас многие из этих источников не существуют, то Татищев фактически становится для нас весьма солидным и почтенным автором.

Затем появляются ученые — и русские, и немецкие. Шлецер — это знаменитый автор первого научного труда о русских летописях (под названием «Нестор»). Это большая книга, посвященная анализу трудов первых русских летописцев. М. В. Ломоносов начинает писать курс русской истории, но доходит только до изложения событий первых веков.

Все вы, конечно, знаете имя Николая Михайловича Карамзина. Его труды сейчас изданы, и издаются, и переиздаются, я от души желаю вам всем его читать. Он написал первый научный систематический труд по русской истории. Другое дело, что не все выводы Н. М. Карамзина признает современная наука, что не все равноценно у него изложено. Карамзин был чудесный писатель, и чисто литературная сторона его таланта иногда принижает его талант историка, тем не менее это первая солидная «История», которую очень интересно читать и по сей день [2].

Еще мы знаем исторические сочинения М. П. Погодина, а дальше наступает время, когда профессор Московского университета Сергей Михайлович Соловьев начинает издавать свой курс, свою многотомную «Историю России с древнейших времен» [3]. В течение 29 лет выходит 29 томов с удивительной аккуратностью: каждый год по тому — и он доводит это свое огромное историческое сочинение до времен Екатерины II. С. М. Соловьева очень непросто читать подряд; людей, которые прочитали весь его труд подряд, единицы. Но труд С. М. Соловьева — это фактически энциклопедия русской истории (естественно, не исчерпывающая все проблемы и вопросы). Можно дополнить этот труд, но предпринять еще одну {стр. 3} такую попытку, вероятно, никто никогда уже не сможет. Будут создавать энциклопедии, справочные материалы, курсы лекций — все это будет. Но без Соловьева представить себе русскую историческую науку мы не можем. Я не буду сейчас говорить о теориях, которые положил в основу своего труда Сергей Михайлович Соловьев. Это — в дальнейшем. А то, что все, интересующиеся русской историей, не должны пройти мимо этого труда, — я думаю, это вы понимаете.

У С. М. Соловьева был ученик — Василий Осипович Ключевский. Если С. М. Соловьев был сыном законоучителя училища коммерции (родился Соловьев в Москве, на Остоженке), то его ученик В. О. Ключевский был родом из Пензы, окончил там семинарию. Если учитель был гениален, то и ученик поразительно талантлив. Ключевский понял, что переписать «Историю…» С. М. Соловьева нельзя и не нужно. Он создал свой курс лекций [4], совершенно под иным углом зрения. Это был своеобразный теоретический комментарий к «Истории» С. М. Соловьева, правда, очень неровный. Там, где дело касалось характеристики личности отдельных исторических деятелей, — скажем, Ивана Грозного, или Петра Первого, или Екатерины, — там Ключевский, великолепный стилист, становился не столько историком, сколько прекрасным писателем. Эти его исторические портреты без конца переиздавались и переиздаются, и всем необходимо это прочитать — прежде всего для того, чтобы почувствовать обаяние русской истории. А там, где он разбирал, скажем, дворянское землевладение, таможенные тарифы, или где он касался особенностей финансовой системы России в тот или иной период ее существования, — там он был немножко заумен и сух. Там все запоминается, — здесь глаза уже не читают, ум переполнен фактами, цифрами, справками… Такая неровность его курса вами должна быть учтена.

И, наконец, Сергей Федорович Платонов. В новом издании этого учебника есть, к счастью, биография автора и его собственное «Введение». С. Ф. Платонов был представителем школы петербургских ученых (эта школа немного отличалась от московской, но я не буду сейчас говорить о теориях, дело не в этом). С. Ф. Платонов как бы подводит определенную черту под развитием русской науки истории, и черта эта приходится как раз на те кошмарные годы, когда происходит революция. То есть Платонов — это та вершина, на которую поднялась до революции русская историческая наука. С. Ф. Платонов не только автор «Курса лекций…» [5] (они издавались 10 раз, и 10-е издание — самое лучшее) — он еще и автор классических трудов по отдельным вопросам русской истории (например, «Очерки по истории смуты» [6]). Это был замечательный ученый, замечательный человек, и недаром он был обвинен чекистами в саботаже и контрреволюции. Его не расстреляли, видимо, посчитав это несколько неудобным перед Европой. Его сослали в Самару, где он скоро умер, поскольку в то время условия жизни там были совершенно непереносимы. Когда у нас в стране любят говорить, что большевики разгромили в первую очередь генетику, надо помнить, что первой погибла русская история.