Чекист - Комбат Найтов

Комбат Найтов

Чекист

Из тамбура в дежурную комнату заставы вместе с тремя бойцами ворвались клубы морозного пара. Бойцы были в тулупах, в застегнутых под подбородком буденовках и с винтовками за плечами – очередной наряд возвратился с охраны государственной границы. Старший наряда вскинул трехпалую рукавицу к козырьку шлема и доложил о возвращении. На его ресницах быстро таял снег. Изморозь, покрывавшая края шлема, на глазах серела и впитывалась в серое сукно. Зеленая звезда с красной крапинкой металла посередине была тоже покрыта изморозью. На улице ниже тридцати пяти. Остальная форма была скрыта длинным, до пят, белым маскхалатом, капюшон которого пограничники откинули еще на улице, когда разряжали оружие. Принимавший доклад командир заставы старший лейтенант Толоконников скомандовал:

– Вольно! Отдыхайте, товарищи бойцы!

Старший наряда велел:

– Кругом! В расположение шагом марш! – и собирался следовать за ними.

– Помощник! Задержитесь!

– Ефрейтор Барыкин!

– Я!

– Наряд в расположение, приступить к чистке оружия!

– Есть!

Помощник командира взвода повернулся и застыл в ожидании приказаний.

– Проходите! Чай будете?

– Спасибо, товарищ старший лейтенант, не откажусь, холодно очень! Даже Найду сразу в питомник отвели.

– Я заметил. Присаживайтесь! – лейтенант подвинул к краю стола стакан в подстаканнике и сахарницу.

Помкомвзвода успел развязать завязку от маскхалата на шее и сунуть за пояс меховые перчатки. Винтовку он поставил в открытую пирамиду дежурной смены заставы, расположенную у входа.

– Пришёл ответ на ваше заявление о желании учиться в военном училище.

– Так ведь набор в этом году уже закончен! Или отказали?

– Нет, приказано отправить вас в распоряжение кадров пограничных войск НКВД в Москву.

Командир протянул удивленному младшему командиру листок бумаги. Весной тот действительно писал заявление с просьбой направить его на учебу в летное училище. «Комсомолец! На самолет!» – было модным лозунгом, и комсомолец Быстрых откликнулся на призыв ЦК ВЛКСМ. Но никакого ответа летом он не получил, хотя ежедневно спрашивал в строевом отделе об этом. Затем понял, что его цель по-прежнему недостижима, и постарался забыть об этом. И вот в конце декабря 1937 года он держит в руках, может быть, заветный ответ. В бумаге ясно написано: «Согласно поданному заявлению о желании продолжить службу в качестве командира РККА». Странно, ведь набор давно закончен. Золотистые кончики петлиц старшего лейтенанта ярко отсвечивали под электрическим светом двухсотваттной лампочки под потолком дежурной комнаты. Худощавое лицо командира склонилось над бумагами: он заполнял требования и командировочное удостоверение на Быстрых. А сам виновник мучений командира прихлебывал чай из граненого стакана в металлическом подстаканнике и наблюдал за аккуратными движениями ручки в левой руке командира заставы. Ему всегда было интересно наблюдать за тем, как пишут левши.

Промокнув написанное массивным пресс-папье с бронзовым вензелем на ручке и подув на документ для пущего результата, командир еще раз перечитал написанное и удовлетворенно хмыкнул. Потом отложил его в сторону и взялся за заполнение следующего бланка. Так длилось минут двадцать, помковзвода успел немного вспотеть в своем зимнем обмундировании. Наконец старший лейтенант поднялся из-за стола, Быстрых тоже встал. Ему протянули через стол бумаги. Лейтенант взглянул на часы.

– Передай старшине, чтобы тебя подняли в пять тридцать и запрягли пару, как раз успеешь позавтракать и на станцию к берлинскому попадешь. Ну, товарищ Быстрых, ни пуха тебе, ни пера! – и подал младшему командиру руку через стол. Тот коротко пожал ее и упомянул черта.

– Разрешите идти?

– Конечно! Дела сдадите старшине.

Поспать, естественно, почти не пришлось. Чистил оружие, собирал и сдавал старшине заставы имущество и материальную часть. Старшина ворчал, что у Быстрых все не как у людей, мол, заранее надо готовиться. «Было бы к чему!» – хотелось ответить Быстрых, но он помалкивал, дабы не провоцировать старого ворчуна. Затем короткие сборы собственного имущества в «отпускной чемодан», оставление автографов в вещевой книге, предъявление содержимого тому же Власюку. Короткий сон минут сорок, затем быстрый завтрак, и вот уже из-под копыт лошадей ему в лицо летят комья снега. На боку наган-самовзвод. Поверх шинели накинута толстая доха. Передвигаться по погранзоне разрешалось только при оружии. На облучке красноармеец Митрохин, рядом пристроился молодой «комод» Трифонов, который принял у Быстрых должность и сопроводит обратно на заставу санки, предварительно получив в штабе и на складах отряда какое-то имущество и документы.

Через полтора часа приехали на станцию Колесово. До отхода скорого поезда на Москву оставалось сорок минут, но поезд уже стоял на станции, правда, без локомотива. Внутри работали досмотровые группы, и посадку на него не объявляли. Вячеслав уселся на деревянную скамейку в здании вокзала и ждал объявления. Подошел патруль, и у него проверили документы, после этого разрешили следовать в хвост поезда и садиться в концевой вагон, где досмотр уже произведен.

Вагон был общий, но внутри было только несколько железнодорожников. Остальные жители приграничья в это время поездом не путешествуют. Пожилой усатый проводник проверил предписание и прокомпостировал полученный в воинской кассе посадочный талон. Предупредил, чтобы товарищ младший командир следил за вещами и оружием.

В вагоне тепло. Вячеслав снял и уложил на верхнюю полку шинель. Шинель и гимнастерка у него старого образца, с нарукавной нашивкой зеленого цвета. В этом году объявили о новой форме и новых званиях, но переаттестация и переобмундирование до западной границы еще не докатились. Видно, у железного наркома Ежова времени на все не хватает. Так что из семисот пятнадцати застав на Западе в новой форме щеголяют только три на основных переходах через границу. По-новому звание помкомвзвода соответствует сержанту, во всяком случае три треугольника у обоих. Только пока на петлицах присутствует серебристая полоса, у сержантов ее не будет.

Вагон, наконец, дернулся и через несколько минут покатился на восток. Немного поскучав у окошка, Вячеслав забрался на верхнюю полку, положил вещмешок под голову и укрылся длинной «кавалерийской» шинелью, чуть поджав под себя коленки. В общем вагоне белье не выдают, хорошо еще, что есть верхние полки, так как поезд скорый. На местных поездах все места сидячие, и поспать можно только сидя. Проснулся он только поздно вечером, проспав Минск, Смоленск и многие другие остановки. До Москвы оставалось два часа. Воспользовался кипятком из бойлера, стоявшего перед купе проводника, и заварил себе чай из сухого пайка, которым снабдил его старшина. Теперь вагон был наполнен людьми, и особо присесть было некуда. Горячая кружка обжигала руки.

– Товарищ командир! Сядайте и поснедайте, чаво порожнем кипяток хлебать! Рятуйте, люди добры, служивому человеку чайку попить не даем.

Ему уступили место у столика, на столе появились яйца, хлеб, куски вареной курицы, домашняя колбаса.

– Снедайте, не побрезгайте, товарищ командир! Вы ж с границы! А вы нарушителей ловили?

Вячеслав кивнул в ответ, но рассказывать ничего не стал, несмотря на многочисленные просьбы. Он многое мог бы рассказать, с самого детства скитался по пограничным заставам вслед за отцом и матерью, которые оба были пограничниками. Времена, когда западная граница кипела и пограничникам и отрядам ЧОН приходилось ежедневно сталкиваться с противником, миновали. Теперь здесь относительно спокойно, а основные события происходят на Дальнем Востоке и в Средней Азии. Здесь же активных боевых действий нет. Идет ползучая война. Из Польши контрабандой ввозятся и вносятся товары ширпотреба и ткани. Здесь их продают только на старые советские деньги из серебра, которые выпускались с 1921 по 1931 год. От 1,8 грамма до восемнадцати граммов серебра в каждой. Шесть лет назад их выпуск отменили, но изъять из обращения не смогли. За задержание крупной партии такой контрабанды молоденького красноармейца-первогодка, возглавившего погоню и задержание банды после гибели старшего наряда, и направили в Могилев, в школу младшего комсостава. Через полгода он вернулся на заставу, уже со значком «За отличную стрельбу», и стал вначале командиром отделения, а затем и помкомвзвода. Таких задержаний у него восемь. Но об этом приказано никому не рассказывать. Серебро скупается по всему Союзу и ручейками стекается в западные области. То, что удается перехватить, лишь вершина айсберга.

Поняв, что захватывающих рассказов не будет, соседи успокоились, и Вячеслав перешел в свое полукупе и забрался обратно на полку. Впрочем, вскоре по вагону прошел проводник и сказал, что подъезжают.