Фацетии - Генрих Бебель

Генрих Бебель

Фацетии

КНИГА ПЕРВАЯ

1. ОСТРОУМНЫЙ ОТВЕТ ОДНОГО СВЯЩЕННИКА

Когда наш князь Ульрих, непобедимый герцог Вюртембергский[1] спустя некоторое время после справедливейшей войны отнял у одного графа селение и замок, к этому графу пришел священник — его знакомый и друг. Он сообщил ему весть, печальную и тревожную: селение и замок отвоевал и захватил князь Ульрих. Граф ответил, что это неважно, потому что он и не надеялся дешево отделаться. На это священник насмешливо ответил: «Честное слово, мне это очень приятно услышать. Ведь я так боялся, что мы продешевили». (Он участвовал в сдаче замка.)

2. ОСТРОУМНОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ ОДНОЙ ЕВРЕЙКИ

Однажды я был в городе Хехингене, который находится во владениях графа фон Цоллерн. Там я встретил одну еврейку, которая была хороша собою и к тому же очень остроумна. Когда я попытался убедить ее принять христианскую веру, она ответила мне весьма умно. Она думала, что, в конце концов, обрезание имеет такую же цену, как крещенье, и спросила меня, сколь важно для нас, христиан, крещенье. Я ответил: «Очень важно, без него закрыты врата царства небесного». Она сказала: «А мы, еврейки, невысокого мнения об обрезании». Когда я спросил, почему, она ответила: «Потому что нам хотелось бы скорее прибавить мужского пыла нашим мужчинам, чем отбавить». Этим она очень рассмешила всех присутствующих.

3. ОСТРОУМНОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ О МЕЛЬНИКАХ

Нищий пришел к пекарю, чтобы тот подал ему милостыню, так как они — товарищи по ремеслу. Пекарь спросил, какое же у него ремесло. Нищий ответил, что был мельником. Пекарь сказал: «Сколько крестьян приходило молоть на твою мельницу?» «Семеро»,— ответил нищий. «Семеро? — воскликнул пекарь,— ох ты, глупая и бестолковая голова! Вот если бы я был на твоем месте, то все эти семеро крестьян отправились бы по миру до меня!»

Он намекал на существующее в народе мнение о вороватости мельников.

4. О ТАКИХ ЖЕ

Был один рыцарь, который решил повесить своего мельника, уличенного в воровстве. Когда мельник уже взошел на виселицу, рыцарь стал просить заклинать и умолять его, чтобы он назвал ему хоть одного мельника, честного и надежного. Мельник клятвенно заверил, что никого не может назвать. «Если это так,— сказал рыцарь,— сойди с помоста и живи! Мне лучше иметь дело с тобой, чем с другим, может быть, еще более жадным вором».

5. О ТАКИХ ЖЕ

Один дворянин сказал при мне моему знакомому мельнику: «Если б я жертвовал богу и святым столько, сколько ты наворовал, кто из смертных был бы святей меня? Тебе пришлось бы отмечать постом день моей смерти, как святой праздник».

Но, да пощадят меня мельники! Ведь я рассказываю побасенки и фацетии, а не говорю об истинных событиях.

6. ОСТРОУМНОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ ОБ ОДНОМ ВАГАНТЕ[2]

Есть такие школяры, которые ни к чему доброму не пригодны, ничему не учатся и не хотят работать, а, нищенствуя, слоняются туда-сюда и дурачат бедных простодушных крестьян всякими уловками, насмешками и фокусами. Они говорят, что будто были на горе Венеры[3] (не знаю, что это за гору они выдумали?), где научились всякой магии, и сулят чудеса, о которых я много написал в «Триумфе Венеры».

Один из них пришел как-то к Юстингенскому тележнику (т. е. к тому, кто делает телеги), который уже не раз был обманут и одурачен такими, как он, и стал просить у него подаяния. Он, мол, магистр семи свободных искусств[4] и один из тех, кто побывал на горе Венеры и кого народ называет бродячими школярами. Тележник ему сказал: «Ты уже был здесь в прошлом году?» Когда тот стал отрицать, он продолжал: «Ступай отсюда и не приходи больше, потому что я тебе ничего не дам». Вагант в негодовании спросил, почему он обращается к нему на «ты» (немцы называют на «ты» только друзей и знакомых, или ничтожных, презренных людей), ведь он — маг[5] и магистр семи искусств. Тележник ответил: «Я знаю гораздо больше, чем ты, ибо одним-единственным искусством и ремеслом кормлю себя, жену и ращу семерых детей. Ты же себя самого своими семью искусствами не можешь прокормить и побираешься. Поэтому ты должен меня почитать, а не я тебя». Тот ушел, очень ловко осмеянный.

Так по заслугам достается тем, которые, похваляясь одним только званием, кроме этого пустого звания, ни в чем проявить себя не могут, однако они гораздо более заносчивы, чем люди высокообразованные.

7. ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ ОБ ОДНОМ СВЯЩЕННИКЕ

Был Ульмский священник по имени Мутшеллер, который в Великую среду[6] в одном селении читал перед народом проповедь и сказал: «Дети божии, сегодня я запрещаю вам вкушать всякую человеческую еду» (он хотел, чтобы они воздержались от употребления мяса). Крестьянин, который там был, добавил: «Лучше всего, значит, придется мне,— я еще не продал своего сена; ибо, если так, то люди должны будут перейти на корм скота».

Тот же священник сказал: «Бойтесь дьявола, о, братья, потому что он — худший из людей. Заслужите любовь бога, которая так сладка, как отвар из сушеных груш (в деревне обыкновенно сушат лесные груши, хранят их до четыредесятницы[7], а потом заливают водой, и получается довольно сладкий отвар; священник и сравнил его с божьей любовью).

Тот же священник, когда в первый раз читал проповедь в означенном селении, сказал: «Братья, эта проповедническая кафедра (неучи называют ее амвоном) всего лишь сосновая: необходимо сделать другую — дубовую, чтобы она могла выдержать мои кипучие и могучие слова после того, как мне принесут мои книги: проповеди Грича, проповеди Ученика, проповеди «Спи спокойно»[8] и им подобных авторов».

Это часто рассказывал мне Леонгард Клеменс[9], мой альпийский друг, посвятивший себя тем же музам, что и я.

8. ПОГОВОРКА О БОЛТУНАХ[10]

В Цвифальтенском монастыре есть ночной сторож, простой человек по имени Иоганн Свинопас (его так зовут потому, что он пас некогда свиней и поросят), Когда он застал у своей жены одну портниху, которая без умолку говорила и кричала, он подошел к ней и сказал: «Позволь тебя перебить» (чтобы не одна она все время говорила). Это стало поговоркой.

Есть и другая поговорка о таких же болтунах. Говорят: «Тысяча слов, две, или четыре тысячи в этом человеке живут разъединенно» (для обозначения многоречивых,— ибо, если бы слова были соединены, они были бы прикреплены к телу и не выскакивали бы изо рта в таком изобилии).

О таких же еще говорят: «С ним легко иметь дело — его не надо ни о чем спрашивать, он сам говорит больше, чем следует».

И я, когда недавно слышал одного чрезмерно болтливого канцеляриста (их называют хартариусами), сказал: