Хомо пипогенус эректус - Гюнтер Браун

Браун Гюнтер, Йоханна Браун

ХОМО ПИПОГЕНУС ЭРЕКТУС

— Как вам известно, я зарабатываю в год несколько миллиардов, но, увы, я не в состоянии принять вас в собственном доме хоть сколь-нибудь прилично, — говорил Адам Радарро, председатель нескольких комиссий по координации земных наук, обращаясь к небезызвестному даже за пределами Земли структурному исследователю Планусу Ирреверзиблусу. — Загляните в холодильник: не считая пары оливок времен моего дедушки, он безнадежно пуст. Откройте морозилку: там лишь несъедобные куски льда времен моего отца. Оглядитесь в комнате. Ваши ноги утопают вовсе не в пышном ворсе ковра, а в самой что ни на есть обыкновенной пыли, свалявшейся в хлопья. А захоти вы у меня переночевать, я мог бы предложить вам белье грязно-серого цвета, которым накрыл бы небольшую горку искромсанного поролона. Можете не утруждать себя: эта лампа зажигается, лишь когда ей вздумается, а отопление заработало бы, только если бы я попросил вас спуститься в подвал и забросить в печь несколько лопат угля (надеюсь, уголь еще есть в наличии и лопата не сломана). Единственное, что я мог бы вам предложить, это деньги, хотя тоже только если денежный автомат опять не сломался.

— Да не беспокойтесь вы! — отвечал Планус Ирреверзиблус, структурный исследователь. — Все это мне очень знакомо.

— Но как прикажете мириться с тем, что, зарабатывая в год несколько миллиардов, я не могу предложить своему гостю простейшей закуски, которая есть в каждой уличной лавчонке.

— Вы ошибаетесь. В уличных лавках еда бывает теперь с перебоями. И стыдиться тут нечего. Я тоже ничего не смог бы предложить вам в своем доме. Ну разве что мне бы повезло и я достал бы в автоматическом магазине пакетик пищевого концентрата. И пыли у меня в доме, дорогой Радарро, не меньше. Например, глядя в окно, я уже не могу сквозь стекла различить, какая на улице погода. И единственное, на что остается полагаться, это на сводку погоды, если ее случайно передадут.

— Что же, — сказал Радарро. — Хоть вы и зарабатываете немного меньше меня, очевидно, и вас тяготит мысль, что денег вы получаете гораздо больше, нежели ваши предшественники, зато живете гораздо хуже.

— Огорчительна вовсе не мысль о деньгах! Главное, у меня теперь совершенно нет времени продолжать исследования, ибо я вынужден беспрерывно чинить машины, которые, собственно, и были приобретены мною для обслуживания и поддержания чистоты, а когда дефекты уже невозможно устранить, приходится самому себя обслуживать и убирать дом. Наши предки благодаря огромным своим достижениям в науке и технике оставили нам богатое наследство. Они добились таких успехов лишь потому, что все мелочные работы по личному пропитанию, обслуживанию и уборке помещений отдали в чужие руки. Частью этим занималась прислуга, а частью машины, которые при малейшем признаке дефекта тут же осматривались и ремонтировались специалистами. Никогда бы мои предки (а все они были исследователями) не смогли вывести нас на тот высокий уровень, который мы сегодня теоретически имеем, если бы они сами мыли окна, стирали белье и с трудом добывали себе пропитание. Действительно, у нас никто больше не должен обслуживать другого, это противоречило бы нашим моральным нормам, не говоря уже о том, что этим у нас теперь никому не приходится зарабатывать себе на жизнь. Интеллектуальный уровень всего населения настолько поднялся, что сейчас едва ли сыщешь человека, готового на подобную работу даже за самые большие деньги. То же касается ремонта и наладки аппаратуры и пунктов приготовления пищи.

— Однако, кажется, речь шла о том, чтобы изобрести машины, которые чинили бы себя сами, — напомнил Адам Радарро.

— Речь шла о многом, — уныло пробормотал Ирреверзиблус. — Но сегодня у изобретателей руки не доходят до того, чтобы изобретать… хотя почти все население состоит из изобретателей. Они одержимы самыми смелыми научными и техническими идеями, по которым ведутся основательные дискуссии и которые всех нас более или менее восхищают. Но кто будет претворять их в жизнь, если только не найдется чудак, согласный опускаться все ниже и ниже, чуть ли не терять человеческий облик — голодать, мерзнуть?..

Адам Радарро внимательно оглядел великого исследователя Плануса Ирреверзиблуса. Он вынужден был признать, что костюм его собеседника совсем обветшал, из одного ботинка выглядывал грязный большой палец, щеки ввалились, а нос заострился. Из этого Радарро с надеждой заключил, что исследователь все же время от времени занимается исследованиями.

Ирреверзиблус заметил, каким взглядом окинул его Радарро.

— Да, — признал он, — я как раз приближаюсь к тому архаическому типу работника умственного труда, на который иногда ссылается литература прошлого и который так счастливо побороли наши предки. Судя по описаниям, великие умы древности ютились в жалких каморках, где кишели крысы. Хочу, кстати, заметить: позади моего дома я также недавно встретил крысу.

— Самое время что-нибудь изобрести! — подхватил Радарро. — Может, какие-то новые структуры, это было бы по вашей части. В этом я как координатор наук ничего не смыслю. Сдается мне, вы уже нащупали какое-то решение. Я бы вам для начала выдал миллиардика три.

— К чему они мне?

— Можете приберечь их на грядущие времена — когда снова будет иметь смысл обладать миллиардами, дорогой друг.

— Хорошо, перешлите мне деньги, — небрежно бросил Ирреверзиблус. Насколько я знаком с денежными автоматами, деньги наверняка поступят ко мне не раньше, чем ситуация в корне изменится. В чем я действительно нуждаюсь, так это в закаленных ученых, которые согласились бы стойко переносить страдания физической деградации, дабы посвятить высвободившееся время созданию исследовательской лаборатории и изыскательским поездкам.

— Судя по тому, насколько вы пообносились, вам удалось уже что-нибудь изобрести?

— Нам нужна рабочая сила, — сказал Ирреверзиблус.

— Гениально, но это не новость.

— Нужны не люди, нужны другие структуры.

— Только не говорите мне о машинах!

— Я имею в виду живые структуры.

— Уж не слонов ли?

— Нет, — ответствовал Ирреверзиблус, — пипогиго.

Когда спустя несколько лет Планус Ирреверзиблус возвратился из экспедиции в отвесные утесы неприступных гор Альфа, Адам Радарро не мог скрыть своего разочарования. Казалось бы, ученый достиг наивысшей степени истощения и оборванности, что вселяло надежды, но, увидев принесенных им пипогиго, Радарро вспомнил, что уже встречал когда-то подобные существа: чучела их стояли в стеклянном шкафу, в школе. Съежившись, спрятав головы в оперение на груди, они сидели, словно замерзающие курицы. Два пипогиго самец и самочка, — которых Ирреверзиблус поставил в клетке перед Радарро, показались миллиардеру заслуживающими внимания не более, чем две большие взъерошенные вороны.