Высшая раса - Дмитрий Казаков

Дмитрий КАЗАКОВ

ВЫСШАЯ РАСА

Немного о предшественниках, или Вместо предисловия

Этот роман написан из чувства протеста. Против тенденции. Писать на тему нацизма в фантастике в последние годы стало модно. Свидетельство тому – многочисленные романы: «Штурмфогель» Андрея Лазарчука, «Алые крылья огня» Алексея Бессонова, «Зеркало Иблиса» Виктора Бурцева, «Отряд» Алексея Евтушенко.

Ничего не скажу о художественных достоинствах перечисленных произведений. Это дело критиков. Протест вызывает идеологическая направленность вышеуказанных романов, то, как авторы подают нацизм. И если в книге Алексея Бессонова главный герой только играет роль офицера люфтваффе, то в остальных произведениях гитлеровцы – среди главных героев. И как оным положено – сильны, умны, благородны и отважны.

Авторы явно старались передать читателю образ «хорошего фашиста» и весьма в этом преуспели. При чтении невольно появляются мысли такого рода: «а не так уж эти „белокурые бестии“ были плохи», «а может, зря мы их так?».

Достаточно странная позиция для людей, чьи предки с этими самыми «бестиями» сражались, и не просто сражались, а победили. Ценой гибели многих миллионов.

И как же они, победители, показаны в романах на фашистскую тему? По большому счету – никак. У Алексея Евтушенко русские есть, но от немцев они ничем особенным не отличаются. Они такие же «отличные парни и хорошие солдаты». Прочие авторы о существовании Советского Союза и его солдат скромно умалчивают. Действие происходит в Западной Европе или в Африке, где «истинные арийцы» совершают подвиги, спасая мир. А Восточный фронт нацистской Германии, где люди ежедневно гибнут сотнями и тысячами, он где-то в стороне и вообще – не очень важен.

Точно так же мельком говорится о тех «изобретениях» Третьего рейха, которые могли бы повредить образу «благородных сверхчеловеков». Вроде есть концлагеря, да непонятно где. Может, и убивают людей только за национальность, но про это – ни слова…

Такую позицию я, как потомок тех, кто проливал кровь и отдавал жизнь, повергая во прах вермахт и СС, принять не могу. Да, в этой книге есть нацисты, среди них имеются смелые, умные, в наличии умелые военачальники и опытные бойцы.

Но главными героями, с которыми так или иначе отождествляется читатель, кому он вольно или невольно будет подражать, они не станут. Никогда и ни за что. По каким причинам – пояснять не нужно.

Советские солдаты, о чьем подвиге сейчас иногда стыдятся вспоминать, являются главными героями романа. Этой книгой я попытался восстановить допущенную в их отношении несправедливость. Надеюсь, в какой-то степени мне это удалось.

Посвящается всем, кто сражался против фашизма.

Глава 1

Тот, кто видит в национал-социализме только социально-политическое явление, не понимает в нем ровным счетом ничего.

Верхняя Австрия, окраина города Линц, казармы американского гарнизона

24 июля 1945 года, 4:35 – 5:05

Австрийская ночь пахла цветами. Ветер приносил пряные и сладкие ароматы с предгорных лугов, и это лишний раз напоминало о том, что война закончилась. Не совсем, конечно. Где-то далеко, на востоке, упорные самураи из последних сил цеплялись за осколки былого могущества над Тихим океаном. Но они были не в счет. Здесь, в Европе, безумный зверь фашизма сдох почти три месяца назад, раздавленный сапогами союзников.

Часовой оторвался от размышлений и в очередной раз обшарил взглядом пространство перед воротами. Пусто и тихо. Стоять на посту было неприятно (кто же откажется поспать?), но, с другой стороны, – совершенно безопасно. Тех, кто может представлять опасность, в Австрии не осталось.

Часовой вздохнул, в неизвестно какой раз поправил висящий на плече автомат. Взгляд его невольно двинулся влево, к громоздким корпусам казарм. В годы войны здесь базировались части вермахта, прибывавшие с Восточного фронта на отдых и переформирование. В архитектуре зданий угадывалась немецкая страсть к тяжеловесности и аккуратности.

Что-то зашуршало в кустах напротив ворот. Часовой потянул с плеча автомат, и взгляд его стал пристальным, серьезным.

Шорох повторился, на этот раз где-то слева, рядом. Рядовой американской армии не успел развернуться, как страшной силы удар обрушился ему на затылок. Последнее, что он, падая, успел рассмотреть, был звездно-полосатый флаг, реющий в начинающем светлеть небе…

Темные фигуры так легко перепрыгивали двухметровый забор с натянутой поверху колючей проволокой, словно перешагивали невысокий штакетник. В предутреннем сумраке движения их смазывались, но казалось, что двигаются они невероятно быстро.

В тот момент, когда от одной из казарм разнеслась частая дробь очереди, свершилось невозможное – фигуры стали двигаться вдвое быстрее. Солдат, что поднял тревогу, едва успел удивиться. Человек, в которого он стрелял, как-то неуловимо поднырнул под очередь и спустя мгновение оказался рядом. Защититься американец не успел…

Нападающие сновали по базе быстро и бесшумно, словно призрачные порождения ночи. Они прекрасно знали расположение зданий и не теряли времени на ориентировку. Большая часть казарм была захвачена в одно мгновение. Двери трещали и рассыпались на части. Тем, кто спал за ними, оставалось только поднять руки.

Американские солдаты, успевшие выбежать из помещений, либо падали, сраженные пулями, либо попадали под сокрушительные удары прикладов.

Серьезного сопротивления оказать не успел никто. Все завершилось слишком быстро. Несколько очередей, гранатных разрывов – и над казармами повисла настороженная тишина. Молчали мертвые, безмолвны были захватчики, и даже те американские солдаты, которые не успели покинуть казармы, не рисковали выражать чувства под дулами направленных на них автоматов. Словно овцы, они жались друг к другу и никак не могли понять, что же произошло.

Атаковавшие базу сошлись на плацу, и в свете набирающего силу утра стали различимы их лица, жесткие и суровые, словно выкованные из стали; глаза – одинаково светлые и холодные, как небо над Альпами, и форма – серая, будто волчья шерсть. Проклятая форма[1] войск СС.

– Каковы потери? – спросил на чистейшем немецком с берлинским произношением один из людей в сером мундире, тот, у которого на петлицах красовались дубовые листья штандартенфюрера,[2] а на правом плече – серебряный шеврон ветерана НСДАП.

– Нет! – отозвались одновременно трое его подчиненных со знаками отличия штурмбанфюреров.[3]

– Двое раненых, – добавил один из них тоном ниже.

– Хорошо, – кивнул штандартенфюрер. – А у янки?

После доклада командиров штурмовых групп стало ясно, что убитых американцев около пятидесяти и еще более шестисот человек захвачено в плен. Победителям также досталось около двух десятков танков «Шерман», несколько бронетранспортеров и большое количество автомобилей.

– Всех согнать в одно здание, – холодно велел штандартенфюрер. – Человеческий материал нам еще пригодится. Да, и еще, – он сделал паузу и посмотрел вверх. – Снимите эту портянку, что болтается на флагштоке…

Рядовой американской армии очнулся от ударов по щекам. Открыв глаза, он увидел, что над ним склонилась фигура в серой, хорошо знакомой форме.

– Быстро, – сказал человек в эсэсовском мундире, слегка коверкая английскую речь. – Быстро!

Рядовой продолжал тупо таращиться на человека в сером, и тот, решив не тратить слов, попросту пнул американца в коленку. Тот взвыл от боли, вскочил, и тут же ему под ребра уперся ствол.

Скосив глаза, рядовой увидел штурмовую винтовку знакомого образца, и ее вид и осязаемая материальность стали последним доводом в пользу того, что происходящее вокруг – не кошмарный сон.

Понукаемый конвоиром, он двинулся через плац. Затылок немилосердно ломило, и рядовой никак не мог сосредоточиться, чтобы попытаться понять – что же всё-таки случилось?

Ворота были открыты, по базе деловито расхаживали эсэсовцы, и не измученные и подавленные, какими их привыкли видеть в последние месяцы войны, а сильные, уверенные в себе и чисто выбритые.

Один из офицеров что-то делал около флагштока. Когда медленно, рывками, к небу поползло черное знамя с алой свастикой, американец понял, что он просто сошел с ума – и это всё объясняло…

С диким хохотом он повалился на землю, царапая ее скрюченными пальцами. Затем перевернулся на спину и принялся смеяться, не слыша окриков конвоира.

Эсэсовец поступил с безумцем так, как положено по законам рейха. Рявкнула штурмовая винтовка, и американец застыл в нелепой позе, уставившись в небо остекленевшими глазами. На лице его застыла радостная улыбка.