Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Александр Блок

Александр Александрович Блок

Собрание сочинений в девяти томах

Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921

Стихотворения. Книга третья (1907–1916)

Страшный мир (1909–1916)

К музе

Есть в напевах твоих сокровенныхРоковая о гибели весть.Есть проклятье заветов священных,Поругание счастия есть.

И такая влекущая сила,Что готов я твердить за молвой,Будто ангелов ты низводила,Соблазняя своей красотой…

И когда ты смеешься над верой,Над тобой загорается вдругТот неяркий, пурпурово-серыйИ когда-то мной виденный круг.

Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.Мудрено про тебя говорят:Для иных ты — и Муза, и чудо.Для меня ты — мученье и ад.

Я не знаю, зачем на рассвете,В час, когда уже не было сил,Не погиб я, но лик твой заметилИ твоих утешений просил?

Я хотел, чтоб мы были врагами,Так за что ж подарила мне тыЛуг с цветами и твердь со звездами —Всё проклятье своей красоты?

И коварнее северной ночи,И хмельней золотого аи,И любови цыганской корочеБыли страшные ласки твои…

И была роковая отрадаВ попираньи заветных святынь,И безумная сердцу услада —Эта горькая страсть, как полынь!

29 декабря 1912

«Под шум и звон однообразный…»

Под шум и звон однообразный,Под городскую суетуЯ ухожу, душою праздный,В метель, во мрак и в пустоту.

Я обрываю нить сознаньяИ забываю, что́ и как…Кругом — снега, трамваи, зданья,А впереди — огни и мрак.

Что́, если я, завороженный,Сознанья оборвавший нить,Вернусь домой уничиженный, —Ты можешь ли меня простить?

Ты, знающая дальней целиПутеводительный маяк,Простишь ли мне мои метели,Мой бред, поэзию и мрак?

Иль можешь лучше: не прощая,Будить мои колокола,Чтобы распутица ночнаяОт родины не увела?

2 февраля 1909

«В эти желтые дни меж домами…»

В эти желтые дни меж домамиМы встречаемся только на миг.Ты меня обжигаешь глазамиИ скрываешься в темный тупик…

Но очей молчаливым пожаромТы недаром меня обдаешь,И склоняюсь я тайно недаромПред тобой, молчаливая ложь!

Ночи зимние бросят, быть может,Нас в безумный и дьявольский бал,И меня, наконец, уничтожитТвой разящий, твой взор, твой кинжал!

6 октября 1909

«Из хрустального тумана…»

Из хрустального тумана,Из невиданного снаЧей-то образ, чей-то странный…(В кабинете ресторанаЗа бутылкою вина).

Визг цыганского напеваНалетел из дальних зал,Дальних скрипок вопль туманный…Входит ветер, входит деваВ глубь исчерченных зеркал.

Взор во взор — и жгуче-синийОбозначился простор.Магдалина! Магдалина!Веет ветер из пустыни,Раздувающий костер.

Узкий твой бокал и вьюгаЗа глухим стеклом окна —Жизни только половина!Но за вьюгой — солнцем югаОпаленная страна!

Разрешенье всех мучений,Всех хулений и похвал,Всех змеящихся улыбок,Всех просительных движений, —Жизнь разбей, как мой бокал!

Чтоб на ложе долгой ночиНе хватило страстных сил!Чтоб в пустынном вопле скрипокПерепуганные очиСмертный сумрак погасил.

6 октября 1909

Двойник («Однажды в октябрьском тумане…»)

Однажды в октябрьском туманеЯ брел, вспоминая напев.(О, миг непродажных лобзаний!О, ласки некупленных дев!)И вот — в непроглядном туманеВозник позабытый напев.

И стала мне молодость сниться,И ты, как живая, и ты…И стал я мечтой уноситьсяОт ветра, дождя, темноты…(Так ранняя молодость снится.А ты-то, вернешься ли ты?)

Вдруг вижу — из ночи туманной,Шатаясь, подходит ко мнеСтареющий юноша (странно,Не снился ли мне он во сне?),Выходит из ночи туманнойИ прямо подходит ко мне.

И шепчет: «Устал я шататься,Промозглым туманом дышать,В чужих зеркалах отражатьсяИ женщин чужих целовать…»И стало мне странным казаться,Что я его встречу опять…

Вдруг — от улыбнулся нахально,И нет близ меня никого…Знаком этот образ печальный,И где-то я видел его…Быть может, себя самогоЯ встретил на глади зеркальной?

Октябрь 1909

Песнь Ада

День догорел на сфере той земли,Где я искал путей и дней короче.Там сумерки лиловые легли.

Меня там нет. Тропой подземной ночиСхожу, скользя, уступом скользких скал.Знакомый Ад глядит в пустые очи.

Я на земле был брошен в яркий бал,И в диком танце масок и обличийЗабыл любовь и дружбу потерял.

Где спутник мой? — О, где ты, Беатриче? —Иду один, утратив правый путь,В кругах подземных, как велит обычай,

Средь ужасов и мраков потонуть.Поток несет друзей и женщин трупы,Кой-где мелькнет молящий взор, иль грудь;

Пощады вопль, иль возглас нежный — скупоСорвется с уст; здесь умерли слова;Здесь стянута бессмысленно и тупо

Кольцом железной боли голова;И я, который пел когда-то нежно, —Отверженец, утративший права!

Все к пропасти стремятся безнадежной,И я вослед. Но вот, в прорыве скал,Над пеною потока белоснежной,

Передо мною бесконечный зал.Сеть кактусов и роз благоуханье,Обрывки мрака в глубине зеркал;

Далеких утр неясное мерцаньеЧуть золотит поверженный кумир;И душное спирается дыханье.

Мне этот зал напомнил страшный мир,Где я бродил слепой, как в дикой сказке,И где застиг меня последний пир.

Там — брошены зияющие маски;Там — старцем соблазненная жена,И наглый свет застал их в мерзкой ласке…

Но заалелся переплет окнаПод утренним холодным поцелуем,И странно розовеет тишина.

В сей час в стране блаженной мы ночуем,Лишь здесь бессилен наш земной обман,И я смотрю, предчувствием волнуем,

В глубь зеркала сквозь утренний туман.Навстречу мне, из паутины мрака,Выходит юноша. Затянут стан;

Увядшей розы цвет в петлице фракаБледнее уст на лике мертвеца;На пальце — знак таинственного брака —

Сияет острый аметист кольца;И я смотрю с волненьем непонятнымВ черты его отцветшего лица

И вопрошаю голосом чуть внятным:«Скажи, за что томиться должен тыИ по кругам скитаться невозвратным?»

Пришли в смятенье тонкие черты,Сожженный рот глотает воздух жадно,И голос говорит из пустоты:

«Узнай: я предан муке беспощаднойЗа то, что был на горестной землеПод тяжким игом страсти безотрадной.

Едва наш город скроется во мгле, —Томим волной безумного напева,С печатью преступленья на челе,

Как падшая униженная дева,Ищу забвенья в радостях вина…И пробил час карающего гнева:

Из глубины невиданного снаВсплеснулась, ослепила, засиялаПередо мной — чудесная жена!

В вечернем звоне хрупкого бокала,В тумане хме́льном встретившись на мигС единственной, кто ласки презирала,

Я ликованье первое постиг!Я утопил в ее зеницах взоры!Я испустил впервые страстный крик!

Так этот миг настал, нежданно скорый.И мрак был глух. И долгий вечер мглист.И странно встали в небе метеоры.

И был в крови вот этот аметист.И пил я кровь из плеч благоуханных,И был напиток душен и смолист…

Но не кляни повествований странныхО том, как длился непонятный сон…Из бездн ночных и пропастей туманных

К нам доносился погребальный звон;Язык огня взлетел, свистя, над нами,Чтоб сжечь ненужность прерванных времен!

И — сомкнутых безмерными цепями —Нас некий вихрь увлек в подземный мир!Окованный навек глухими снами,

Дано ей чуять боль и помнить пир,Когда, что ночь, к плечам ее атласнымТоскующий склоняется вампир!

Но мой удел — могу ль не звать ужасным?Едва холодный и больной рассветИсполнит Ад сияньем безучастным,

Из зала в зал иду свершать завет,Гоним тоскою страсти безначальной, —Так сострадай и помни, мой поэт:

Я обречен в далеком мраке спальной,Где спит она и дышит горячо,Склонясь над ней влюбленно и печально,

Вонзить свой перстень в белое плечо!»

31 октября 1909