Прятки - Юлий Буркин

Прятки

– Дай авторучку! – услышал Дэн шепот сзади и почувствовал, как ему в спину больно уперлось что-то острое. Опять второгодник Семёнов, по прозвищу Сёма, забыл ручку дома. «И вовсе незачем делать мне больно», – думал Дэн, шаря в портфеле.

– Дай ручку! – не унимался Сёма, словно не видя, что Дэн уже ищет ее, и снова больно его ткнул.

– На, – обернулся Дэн и протянул ручку Семенову. Одутловатое лицо второгодника расплылось в улыбке, глаза превратились в щелочки.

– Молодец, Дениска, хвалю, – сказал он. – Слёзки вытри.

Дэн отвернулся, с досадой утер навернувшиеся слезы и только собрался вслушаться в то, что говорит учительница, как почувствовал всё тот же укол в ту же точку спины, и вновь услышал нудный голос Сёмы:

– Дай ручку.

Гад! Дэн резко обернулся, всем своим видом показывая возмущение. Но Сёму это только позабавило.

– Дай ручку, жадина, – глумливо сказал он, глядя Дэну в глаза.

– Я же уже дал, – беспомощно пробормотал Денис, прекрасно понимая, что Семенов издевается, но не зная, что сказать.

– А ты еще дай, – невозмутимо заявил Сёма.

– У меня только одна осталась.

– Вот и дай. Другу ручку пожалел, да?

«Какой ты мне друг?!» – хотелось крикнуть Дэну, но он понимал, что так будет еще хуже. Он отвернулся, надеясь, что с минуты на минуту прозвучит звонок с урока. Но чтобы сделать очень больно, достаточно и секунды.

– Дай ручку, щенок! – прошептал Сёма грозно, и Денис почувствовал удар острым предметом все в ту же точку спины, но такой силы, что даже вскрикнул, вскочил и обернулся:

– Что тебе нужно, гад?! – закричал он.

– Как ты меня назвал? – глаза Семёнова притворно округлились. – Елена Юрьевна, а он обзывается!

– Денис, – услышал Дэн строгий голос учительницы. – Ты что с цепи сорвался?

Одноклассники захихикали, прекрасно понимая ситуацию и забавляясь ею.

– Он первый начал, – сказал Денис, садясь на место. Елена Юрьевна ему очень нравилась. Она была красивая. И она хотела ему добра. Но нянчиться с ним не собиралась. Так, во всяком случае, она часто говорила ему.

– Я не видела, что он начал, – сказала она. – Я видела, что ты без спросу встаешь посреди урока и во весь голос кричишь на своего соседа. Передай мне дневник, я сообщу об этом твоим родителям.

Класс злорадно загудел. А Денис почувствовал некоторое облегчение: хоть теперь Сёма успокоится. Но только он полез в портфель за дневником, как ощутил новый удар в спину.

– Дай ручку. Гад, – шепнул Сёма и гнусаво загукал от удовольствия. Сидящие вокруг тоже засмеялись.

– Что там у вас опять происходит? – строго спросила Елена Юрьевна. – Денис, ты снова в центре внимания? Останься после урока, я хочу с тобой поговорить. – Сказав это, она обратилась к классу: – Все помнят о завтрашнем походе? Вот и хорошо. – Она глянула на часы. – Ладно, можете идти, до звонка осталось пять минут, а из-за некоторых, – она многозначительно глянула на Дениса красивыми синими глазами, – я уже все равно не успею сосредоточиться…

Одноклассники с ревом кинулись к двери. Только Денис, как и было велено, остался на месте.

Лицо у Елены Юрьевны словно выточено умелым мастером. Каждая черточка его на том месте, на котором должна быть. Темные волосы собраны в хвост, который озорно взвивается вверх, а потом падает гладкой блестящей гривой.

– Подойди, – произносит она мелодично, и Дэн послушно идет к ней. Если бы Елена Юрьевна была девочкой его возраста, Дэн признался бы себе в том, что влюблен в нее. Но она намного старше его, она – учительница…

Когда Денис подошел к столу, он почувствовал ее удивительный, еле уловимый запах – дразнящий и острый, похожий на запах сушеных грибов. А еще он понял, почему ее блузка издалека казалась ему не совсем белой. Оказывается, она кружевная, и через маленькие дырочки проглядывает загорелая кожа. И эти дырочки одинаково темные и на плечах, и на груди. А это значит… Это значит, что под блузкой у нее ничего нет. Но коленки его задрожали даже не от этого, а от того, что он об этом думает.

– Ну? – сказала Елена Юрьевна все так же ласково. – Что стряслось на этот раз? Сядь.

Денис примостился на стул рядом. Внезапно он подумал, что она не может не заметить, что он, не отрываясь, разглядывает дырочки кофты на ее груди. Душная волна смущения заставила его взмокнуть, и он поспешно опустил глаза.

– Я, – начал он. – Меня… Семенов больно тыкал меня чем-то в спину.

– А ты?

– Я обернулся.

– И ты оказался виноват, так? А знаешь, почему? Потому что ты не умеешь жить в коллективе и не хочешь взрослеть. Если бы ты не канючил, – «ну не надо, ну, пожалуйста…», а дал бы ему по морде, он бы больше никогда к тебе не приставал. И я бы ничего не писала тебе в дневник.

– Я не могу бить человека по лицу. Это неправильно, – покачал головой Дэн.

– Да? – насмешливо сказала Елена Юрьевна. – А то, что он над тобой издевается, это правильно? Он издевается, а ты не можешь дать сдачи. НЕ МОЖЕШЬ, а не НЕ ХОЧЕШЬ!

– Не хочу, – упрямо помотал головой Дэн.

– Ага, – покивала она головой. – Не хочешь… Между прочим, ты уже полчаса пялишься на мои коленки.

Дениса снова окатило жаром, и застучало сердце. Действительно, опустив взгляд с кофточки, он сосредоточился на ровных загорелых ногах.

– А ты положи сюда руку, – сказала Елена Юрьевна. – Сюда, мне на коленку. И погладь. Засунь мне ее под юбку, – она слегка раздвинула ноги, – я разрешаю.

У Дэна перехватило дыхание. Он буквально остолбенел.

– Не хочешь? Или не можешь? Только не ври, что не хочешь… Так-то. А знаешь, когда сможешь?

– Когда? – хрипло спросил Дэн.

– Когда дашь Семенову сдачи. Когда ударишь его по его наглой толстой роже!

– Я никогда не буду бить человека по лицу, – Денис поднял голову и посмотрел Елене Юрьевне в глаза.

– Точно? – спросила та со странной, застывшей на лице, улыбкой.

– Точно, – твердо ответил он.

– Жалко, – шевельнулись ее пухлые, словно слегка вывернутые губы. И Денис снова с дрожью во всем теле подумал, какая она вся красивая. – Жалко, – повторила она. – Что ж. Ты сам сделал этот выбор.

----------

Ему совсем не хотелось в этот поход. То есть не то, что было все равно, а сильно не хотелось. Он знал точно, что ничего радостного и веселого там не произойдет. Мама напекла ему в дорогу пирожки с картошкой и капустой, положила ему в рюкзак банку сгущенки, банку тушенки и термос со сладким чаем, но Дэн знал, что самое вкусное достанется не ему. Никто ничего не будет у него отбирать. Просто попросят, и он отдаст. Потому что он не может не дать, если его просят. А сам он просить не станет: на его «дай» ему обязательно ответят – «полай», на «дай мне» – «нос в говне»…