Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз

Глава 1

     Я выпростал руку из-под одеяла и позвонил Дживса.

     – Добрый вечер, Дживс.

     – Доброе утро, сэр.

     Я удивился.

     – Разве сейчас утро?

     – Да, сэр.

     – Вы уверены? За окнами совсем темно.

     – Это  туман,  сэр. На  дворе  осень  –  вы,  конечно, помните: "Пора плодоношенья и туманов..."

     – Пора чего?

     – Плодоношенья, сэр, и туманов.

     – А-а, ну  да,  конечно.  Все это  прекрасно,  Дживс, однако  сделайте любезность, приготовьте мне одну из ваших смесей для воскрешения из мертвых.

     – Уже приготовил, сэр, она ждет в холодильнике.

     Он  выскользнул  из  спальни, а я сел в постели с не слишком приятным и таким знакомым ощущением, что вот  сейчас-то  я и отдам Богу душу.  Накануне вечером  я  ужинал  в  "Трутнях"  с  Гасси  Финк-Ноттлом,  которому  закатил мальчишник,  чтобы  он в  кругу  друзей простился  с  холостой жизнью  перед предстоящим бракосочетанием  с  Мадлен  Бассет,  единственной  дочерью  сэра Уоткина Бассета, кавалера ордена Британской империи  второй  степени,  а  за подобное времяпрепровождение  приходится  жестоко  расплачиваться,  и пока я дожидался Дживса, мне представлялось,  будто  какая-то скотина вбивает мне в башку железный  кол, но не  обыкновенный, каким Хеверова жена Иаиль пронзила череп Сисаре, а докрасна раскаленный.

     Вернулся Дживс с  эликсиром  жизни. Я  залпом  осушил стакан и,  пройдя полный   курс   крестных  мук,  который  непременно  следует  за   принятием изобретенных Дживсом животворных бальзамов, – например, мое темя взлетело к потолку, а  глаза выпрыгнули из орбит и, ударившись  о стену, отскочили, как теннисные  мячи,  –   почувствовал   себя  лучше.  Было  бы  преувеличением утверждать, что ваш покорный слуга Бертрам Вустер совсем ожил, однако толика сил вернулась, я даже обрел способность вести беседу.

     – О-хо-хо! – произнес  я, изловив свои глаза и водворяя их  на место. – Ну как, Дживс, что новенького в мире? У вас ведь в руках газета?

     – Нет, сэр. Это  путеводители  из туристического агентства. Я подумал, может быть, вам будет интересно полистать.

     – В самом деле, Дживс? – спросил я. – Вы действительно так подумали?

     Последовало непродолжительное  и, как я бы определил, многозначительное молчание.

     Когда  два  человека с железной волей  живут  в тесном контакте друг  с другом,  конфликты  между  ними  просто неизбежны, и именно  такой  конфликт разгорелся сейчас  в доме Берти  Вустера. Дживс вознамерился выманить меня в кругосветное путешествие, а  мне  даже думать  об  этом тошно. Я  решительно заявил, что никуда не поеду, и  все равно Дживс чуть не каждый день приносит мне  пачки  иллюстрированных проспектов,  при  помощи  которых  разные  бюро путешествий соблазняют  нас сняться с насиженных  мест и мчаться  черт знает куда любоваться красотами природы. Глядя на Дживса, я каждый раз представляю себе хорошо натасканного охотничьего пса, который упорно приносит в гостиную дохлых крыс и кладет на ковер, как ему ни объясняй,  что  в подобных услугах здесь не нуждаются, более того, они обременительны.

     – Дживс, выкиньте эту блажь из головы, – сказал я.

     – Путешествия чрезвычайно обогащают новыми познаниями, сэр.

     – Я в новых познаниях не нуждаюсь, сыт по горло  тем,  что напичкали в меня, пока  учился. А вот что с вами происходит, я отлично знаю. В вас снова проснулась кровь ваших  предков, викингов. Вы жаждете вдохнуть соленый запах моря.  Вы  мысленно  разгуливаете  по  палубе  в белой капитанской  фуражке. Возможно, кто-то прожужжал вам уши о  танцовщицах острова Бали. Что ж, я вас понимаю,  я  вам даже сочувствую. Но все это  не  для  меня.  Я  не  позволю погрузить  себя на  океанский  лайнер, пропади они  все  пропадом, и  волочь вокруг света.

     – Как вам будет угодно, сэр.

     В его  голосе я уловил легкую иронию: разозлиться  он не разозлился, но был явно разочарован, и я дипломатично переменил тему.

     – Эх, Дживс, и кутнули мы вчера!

     – Хорошо провели время, сэр?

     – Да уж, повеселились на славу. Гасси просил передать вам привет.

     – Я высоко ценю его любезность, сэр. Надеюсь, мистер Финк-Ноттл  был в добром расположении духа?

     – О, лучше некуда, особенно если вспомнить, что близится час, когда он станет зятем сэра Уоткина Бассета.  Слава  Богу,  что  он, а не я, Дживс, – могу лишь благодарить Всевышнего.

     Произнес я это с большим жаром, сейчас объясню почему. Нынешней весной, когда мы праздновали победу в Гребных  гонках, я попал в суровые лапы Закона за попытку освободить  голову полицейского от  его каски и,  сладко  проспав ночь на голой деревянной скамье  в  участке, был доставлен на Бошер-стрит  и оштрафован  на  пять фунтов – на  целых  пять моих кровных фунтов.  Мировой судья, который  вынес  этот возмутительно несправедливый приговор, – должен признаться, публика встретила его  одобрительными  возгласами, – был не кто иной, как старикан Бассет, папаша будущей невесты Гасси.

     Как потом  выяснилось, я оказался  одной из его последних жертв, потому что  буквально  через полмесяца он получил от  дальнего  родственника  очень неплохое наследство, оставил  службу и перебрался  жить в деревню.  Так,  во всяком случае,  он сам представил дело, но  лично я  убежден, что это  самое "наследство" он сколотил, прикарманивая штрафы.  Хапнет  у  одного  пятерку, хапнет у  другого, третьего – глядишь,  лет эдак через  двадцать составился солидный капиталец.

     – Вы ведь помните, Дживс, эту злобную тварь? Настоящий изверг.

     – Возможно, сэр, в кругу своей семьи сэр Уоткин не столь суров?

     – Сомневаюсь.  Цепного пса  в овечку не превратишь. Ну  да черт с ним. Письма есть?

     – Нет, сэр.

     – Кто–нибудь звонил?

     – Да, сэр. Звонила миссис Траверс.

     – Тетушка Далия? Стало быть, она вернулась в Лондон?

     – Именно  так,  сэр.  Она выразила желание  побеседовать  с вами,  как только вы сможете ей позвонить.

     – Я сделаю лучше, – великодушно  решил я. – Явлюсь к ней собственной персоной.

     И спустя полчаса  я  поднялся по  ступеням  ее особняка. Старый  теткин дворецкий  Сеппингс  распахнул  передо  мной  дверь, и  я  вошел  в  дом, не подозревая, что всего через несколько минут буду втянут в передрягу, которая подвергнет фамильную  честь  Вустеров  величайшему  испытанию,  какое только выпадало  на  долю представителей нашего славного  рода.  Я имею в виду  эту кошмарную историю, в  которой  фигурировали Гасси Финк-Ноттл, Мадлен Бассет, папаша Бассет, Стиффи Бинг,  преподобный  Г. П. Пинкер (Растяпа), серебряный сливочник  в  форме  коровы  работы восемнадцатого века, а  также  маленький блокнот в кожаном переплете.

     Нет,  я  не  почувствовал  приближения рокового поворота  судьбы,  даже слабая тень  тревоги не омрачила  моей безмятежной радости. Мне не терпелось увидеть тетю Далию – наверно, я уже говорил, что обожаю ее, она вполне этого заслуживает,  и, пожалуйста,  не  путайте ее с  тетей  Агатой, та  настоящая ведьма – ничуть не удивлюсь, если  узнаю, что она с хрустом жует бутылочные осколки и надевает сорочку из колючей проволоки прямо на голое  тело. Манили меня  в этот  дом  не одни только  интеллектуальные  наслаждения –  всласть посплетничать с любимой  теткой,  я к тому же  пламенно  надеялся, что сумею напроситься к  ней на обед. Кулинарные  изыски ее повара,  француза Анатоля, способны привести в восторг самого взыскательного гурмана.

     Дверь в примыкающую  к кухне малую  столовую была открыта,  и,  проходя мимо,  я  увидел, что  дядя  Том  колдует  над  своей  коллекцией старинного серебра. Конечно,  надо бы с  ним поздороваться, спросить, как желудок, ведь старикан страдает несварением, но соображения здравого смысла одержали верх. Мой дядюшка из тех зануд, что,  едва завидят племянника, хвать его за лацкан и  ну  просвещать  по  поводу серебряных подсвечников,  античных  лиственных узоров,  венков,   резьбы,   чеканки,   барельефов,  горельефов,  романского орнамента в виде цепи выпуклых овалов у края изделия,  так  что  я  счел  за благо не  провоцировать его. Прикусил язык и на  цыпочках в библиотеку, где, как мне сообщили, расположилась тетушка Далия.

     Старушенция по самый перманент зарылась в  ворох  гранок.  Всему  свету известно, что сия изысканная  дама  – знаменитый издатель еженедельника для юных отпрысков  благородных  семейств, называемого "Будуар элегантной дамы". Однажды я написал для него  статью  под заголовком "Что носит хорошо  одетый мужчина".

     При моем появлении  тетушка  вынырнула из  бумаг  и в знак  приветствия издала  громкое "улюлю", как  в  былые  времена  на травле  лис,  когда  она считалась самой заметной фигурой  в  "Куорне", "Пайтчли" и других охотничьих обществах,  из-за  которых  лисы  стали чувствовать себя в  Англии  довольно неуютно.