Счастье в мгновении. Часть 3 - Анна Д. Фурсова

Анна Фурсова

Счастье в мгновении. Часть 3

Глава 1

Милана

С душевным потрясением и ноющим от усталости сердцем, я судорожно хватаюсь за ладони брата и, тряся, перекладывая на них невыразимое волнение, в глубоких мозговых извилинах предчувствую недоброе событие.

— Питер, что, что с Даниэлем? Что тебе сказала Анхелика? — Скользящая по лицу Питера тревога и зловещее завывание ветра вкупе наводят на меня ужасные мысли, чернотой очерчивая их углы.

Подавив охватившую мятежность, он, после недолгой минуты обдумывания, уверяет меня спокойным голосом, дабы не приводить в состояние излишнего беспокойства:

— Милана, во-первых, не паникуй, — он кладет свои руки на мои плечи, — во-вторых, точных новостей нет — известно лишь то, что он оставил перед уходом записку, взял с собой какие-то вещи и паек с едой. Это всё, что я понял из слов его матушки, с трудом переведенных ею на английский.

— Но, но, но… — Единственное, что выходит из меня. Я отхожу на шаг назад и молитвенно поднимаю глаза к небу, умоляя черные небеса прогнать из моей жизни непрерывную цепь адских явлений, облекаемых на неминуемую гибель.

— А в записке, в записке, что?.. — волнуюсь я, каким-то чувством виня себя — не ушел ли он по моей вине?

— Я так и не понял. — Питер схватывает мои запястья и прижимает трясущиеся, как земля по вине извергающегося вулкана, ладошки к своей груди.

— Мы во всем разберёмся. И… — с напряжением начинает он и замолкает. — Нет без «и»! — Что-то интуитивно мне подсказывает, что он не всё передал. А вдруг, он совсем не разобрал ее слов? Английскому языку Анхелику обучал Даниэль и то по моим словарям, которые я давала ему. Съезжу к ним сама домой, как прибуду в Мадрид.

— Анхелика только это сказала тебе? Или что-то еще? — говорю и следом глубоко вздыхаю. Этот долгий день, как океан, шатающий меня по волнам от одного берега — невыразимой радости к другому — гнетущим чувствам.

В знак утверждения Питер мотает головой и, глядя в мои глаза, вслух выражается:

— Сеньорита крайне переживает. А ко всему к этому Мэри или Мэдисон, как там её, заболела. У неё озноб, кашель, горло… — Я непроизвольно создаю губами букву «о». Бедняга. Как же она умудрилась простыть, всё время сидя дома?

Как будто ожидая последующего моего вопроса, он считывает мысли, спокойно отвечая:

— Игралась, сидя под включенным кондиционером.

— О боже, — печалюсь я, — что же творится у них… Им нужна моя помощь, Питер! — переживающе выражаюсь я.

— Мы навестим их завтра, договорились? — Он ведет себя со мной, как мама, успокаивающая ребенка. — Могу лишь я один, чтобы не возникло проблем… Ты понимаешь. Но в обмен ты перестанешь всё воспринимать так близко к сердцу?! — и спрашивает, и утверждает брат.

Но я застлана путающимися предположениями, что продолжаю и продолжаю:

— Как бы им помочь, как бы узнать, куда ушел Даниэль и зачем он ушел, что заставило его уйти? А если из-за меня? Да я не прощу, не прощу… — Я делаю несколько вдохов и выдохов. Внутренний компас подсказывает неладное.

Питер живо выразительно восклицает, выбрасывая меня на поверхность из этого океана:

— Милана, я никогда не понимал: откуда в тебе столько переживаний, пессимистичных мыслей?

Я пожимаю плечами, задумываясь над этим вопросом. Питер прав. При каждой ситуации, в которой что-то развивается по незапланированному сценарию, я впадаю в отчаянность и, не удерживая себя во всепоглощающих эмоциях, паникую до потери пульса. До чего же эмоциональной является моя натура! Стоит только произойти какому-то негативному событию в жизни, как мое тело подчиняется мозгу. И с возрастом эта проблема только возрастает. Раньше я бы винила в этом внешние обстоятельства, а сейчас, благодаря моему накопившемуся, хоть еще и маленькому жизненному опыту, я осознаю, что в этом состоит моя ошибка. Сказать, что это легко побороть — нетрудно, но в реальности для меня взять себя в руки и перестать себя накручивать — предстаёт сложностью. На то она и жизнь, чтобы все время бороться со своими страхами и нерешимостью, переживаниями и страданиями, строя каменный прочный мост под названием «Гармония и любовь».

— Хороший вопрос, Питер.

Успокаивающим голосом заявляет брат, прикасаясь пальцем к кончику моего носа:

— Никуда он не денется, наш мОлодец, — выделяет он с юмором последнее слово. — Может, человек хотел побыть один в конце концов и ушел в поход, чтобы увлечь себя философскими мыслями о жизни или вовсе он с головой в работе сейчас, а мы подняли бум… Всё образуется, — улыбается он, — я полностью в этом уверен! Такие обстоятельства не должны заставлять тебя падать! И ты же не одна! Посмотри, какая у нас мощная команда из четырех умных мозгов, один из которых стратег-бизнесмен! — восклицает он, что приносит мне нужную дозу утешения. Питер умеет уничтожать ипохондрию.

— Да… — улыбаюсь я доброй улыбкой. И так каждый раз после разговора со своим братом. — Спасибо тебе! Ты знаешь, как поддержать. Я почти успокоилась. И ты сделал всё, чтобы унять мое растревоженное сердце.

Он понимает меня. Что может быть ценнее в слушателе?

Мы без слов обмениваемся тёплыми взглядами.

Взираю на него — можно счесть, что он плавает в воспоминаниях, которые оказывают на него влияние в виде странной, неподходящей к месту, улыбке на лице. Что же заставляет его улыбаться?

Я не удерживаюсь:

— А какой ключ у этой улыбки?

Он оставляет мой вопрос без ответа, делая гримасу, подразумевающую: «Ты знаешь, о чем я подумал». Предположу, что подумал он ни как иначе, как о нашем детстве и в нем проблеснуло какое-то воспоминание, где он успокаивал меня и кормил сладостями.

— My sister, идём в машину?.. — Юморист снова в деле. — Боюсь, что нас успели потерять как Анхелика внука, — оглядываясь на машину, сообщает Питер.

— Да, my brother! — несомненно соглашаюсь я, соображая, что в словах Питера, правда. Ритчелл и Джексон наверняка забили тревогу.

Быстрым шагом мы с Питером направляемся к автомобилю, а я продолжаю думать о Даниэле. Мне не даёт покоя тот момент, когда Джексон, в Италии не дал мне в руки звонящий мой телефон, чтобы поговорить с Даниэлем, и я услышала от пропащего всего лишь одну фразу и то обрывисто: «Случилось…» Но что случилось, у кого случилось, где он сейчас, остаётся непонятным. Однако я не хочу заходить за границы тревожного состояния, загонять себя в угол дурных размышлений и буду верить в лучшее.