Самый легкий выбор (СИ) - "Elle D."

Глава первая

Бальная зала сверкала тысячью хрустальных люстр на потолках, тысячью драгоценных камней на платьях, перевязях, шеях, тысячью фальшивых улыбок на припудренных и нарумяненных лицах. Воздух переливался десятком трелей, издаваемых невидимыми скрипачами, десятком запахов, источаемых надушенными дамами и подвыпившими господами, десятком голосов, смеявшихся, шептавшихся, ворковавших. Огромное, необозримое пространство залы было до отказа, до последнего дюйма забито этим сверканием, запахом, трелями, смехом, и во всём этом нестерпимо пёстром и ярком месиве не оставалось ни единого глотка чистого воздуха, которым можно было бы свободно наполнить грудь.

Уилл стоял у стены, между вычурным трёхножным канделябром и громоздким старинным доспехом, заложив руки за спину и сцепив пальцы в замок со всех своих физических сил, и задыхался. И канделябр, и доспех были начищены до блеску и сверкали так, что было больно глазам. Уилл вздрагивал всякий раз, когда проносившийся мимо лакей обдавал его волной сотен ароматов, впитавшихся в ливрею. Уилл мысленно твердил себе, что должен быть сильным; он же сам всего этого хотел - ведь хотел?..

А теперь единственным его желанием было побыстрее выбраться из этой галдящей толпы и забраться в прохладную ванну. В Сиане стояло лето, самый разгар наиболее жаркого месяца в году, и хотя все окна были распахнуты настежь, в главной бальной зале королевского - вернее, теперь уже императорского - дворца всё равно было жарко и душно, как в печке.

- Это нестерпимо, просто нестерпимо! - яростно обмахиваясь веером, за которым Уилл, присев на корточки, с лёгкостью мог бы спрятаться, говорила какая-то дама в паре шагов от него. - Шесть дней на дорогу сюда из самого Мартеля - шесть дней, говорю я вам, по такой жаре! - и вот, приехав сюда и, разумеется, немедленно направившись в наши апартаменты, что я вижу? Что они заняты! Заняты - фамильные апартаменты рода Висконе в королевском замке, более двух веков закреплённые за нами, заняты - и кем?! Какими-то ничтожными, безродными Малене - да их фамилия по меньшей мере на четыре поколения младше нашей. А мы, мы, Висконе, обязаны теперь ютиться в северном крыле в каких-то жалких восьми комнатушках - и это в разгар сезона.! Уму непостижимо, уму непостижимо!

- Что поделаешь, дражайшая сира, что поделаешь, - скорбно ответствовал на эту тираду сухопарый мужчина, стоящий рядом с дамой и сочувственно кивавший на протяжении всей её гневной речи. - Не вы одни оказались в столь прискорбном положении. Малене - из свиты графа Риверте, а ему, как вы знаете, отведено всё южное крыло.

- Всё южное крыло! - фыркнула сира Висконе, возмущённо взмахнув своим веером, словно разгневанный рыцарь - родовым щитом. - А почему бы сразу не весь дворец? Почему бы, я вас спрашиваю, не всю Сиану? Висконе сосланы на задворки, а в их апартаментах вальяжно расположились конюхи Риверте, поденщики Риверте, собаки Риверте и любовники Риверте! Уму непостижи...

- Ш-ш, - предупреждающе зашипел вдруг сухопарый господин и выразительно указал подбородком на тесное пространство между канделябром и доспехом, где неподвижно стоял Уилл.

Сира Висконе развернула увенчанную диадемой голову, метнула на Уилла холодный взгляд - и тут же отвернулась снова, поджав губы. Уилл не шелохнулся и даже не вздрогнул. Он находился в этом зале меньше часа, но уже начинал привыкать.

Тем не менее, стоять в углу в такой близости от сиры Висконе - которая поглядела на него так, словно и эти два фута между доспехом и канделябром были закреплены за её родом испокон веков, а Уилл дерзнул на них посягнуть - стало ещё неуютнее, чем прежде. Уилл осторожно, не расцепляя заведённых за спину рук, шагнул из ниши - и облегчённо вздохнул, когда канделябры, доспех и сира Висконе остались позади. Ещё шаг - и его поглотило людское море: дамы, господа, дети, лакеи, собаки, ручные хорьки и ещё какая-то многочисленная живность топталась, толкалась и двигалась по нескончаемому пространству залы, суетясь, галдя и совершенно непостижимым образом умудряясь не задевать друг друга локтями и не отдавливать друг другу ноги. Уилл догадался, что эта наука - ловко лавировать в таком количестве людей, никого не задевая - нарабатывается многолетней практикой пребывания при королевском дворе, однако, за неимением такой практики, он этим искусством не владел и немедленно наступил на чью-то кошку. Кошка пронзительно заверещала, вслед за ней ещё пронзительней заверещала её хозяйка, а вслед за хозяйкой - её супруг, ринувшийся в толпу в поисках негодяя, чтобы немедленно вызвать его на дуэль. Уиллу пришлось спасаться бегством - то есть сделать пять шагов влево, где его тут же снова сжали со всех сторон, оградив и от супруга верещавшей дамы, и от всего остального мира.

Уилл отчаянно огляделся. Риверте обещал появиться сразу, как только сможет - это могло означать в равной степени и пять минут, и четыре часа. По обрывкам разговоров Уилл понял, что бал должен был уже начаться, но все ждали короля. Тот уделял приватную аудиенцию своему главнокомандующему, который, как обычно, презрел все правила этикета и явился в Сиану не за три дня до бала, как прочие добропорядочные вальенцы, а за три часа до него. Добро хоть его свита ехала с опережением, и уже несколько дней дожидалась его милость графа в южном крыле дворца, откуда бесцеремонно выселили множество благородных семей. Большая часть этих семей находилась сейчас в этом зале, так что куда бы Уилл ни пошёл, всюду он слышал возмущения, упрёки и проклятия, сыпавшиеся на голову графа Риверте. Прямо как в Хиллэсе, с кривой улыбкой подумал он - а впрочем, похоже, в родной Сиане сира Риверте любили ещё меньше, чем в завоёванной им стране.

Всё это было так непохоже на балы и званые вечера, которые устраивал Риверте в своих собственных поместьях. За шесть лет, что Уилл следовал за ним - из города в город, из замка в замок - сир Риверте ни на один день не оставлял свои замашки светского льва, ни на йоту при этом не умаляя своего в высшей степени саркастичного отношения к этому самому свету. Он регулярно созывал сборища, как две капли воды похожие на то, что встретило Уилла шесть лет назад в день его приезда в замок Даккар - шумные, яркие, говорливые. Его гости по-прежнему пили много вина, громко смеялись и читали друг дружке вслух непристойные стихи - но теперь, оказавшись в Сиане, Уилл вдруг заметил неуловимую разницу между ними и теми людьми, что окружали его сейчас. Он не мог толком сказать, в чём именно заключалась эта разница - знал только, что, хотя общество гостей графа Риверте редко бывало ему приятно, находиться среди них и находиться здесь - это было всё равно что находиться в обществе простодушных сельских пастушков в сравнении с компанией волчьей стаи. Пусть даже стая эта сверкала драгоценностями, благоухала духами и изъяснялась на чистейшем литературном вальендо.

Уилл и сам не заметил, как снова забился в какой-то угол. Здесь не было канделябра, к тому же неподалеку находилось окно, облепленное дамами и господами, словно пирог мухами, так что пробиться к подоконнику не было никакой надежды. Уилл опёрся спиной о стену, беззвучно вздохнув и украдкой утирая взмокший лоб. Здесь можно было немножко отсидеться - по сути, тут было даже уютно, потому что на расстоянии по меньшей мере футов пяти вокруг не было никакого столпотворения. Уилл остановил пробегавшего мимо лакея, снял с подноса бокал с игристым вином - он предпочёл бы простой воды, но тут её не подавали, а жара и жажда становились всё нестерпимей с каждой минутой, - и поднёс его к губам, мысленно благодаря Бога за эту минутную передышку.

- Ах, какое прелестное дитя! - прогромыхал внезапно зычный, трубный голос прямо перед ним, и Уилл вздрогнул от неожиданности так, что чуть не расплескал вино. - Что это за создание?

Там, где ещё мгновенье назад никого не было, внезапно возникла (или правильней сказать - взгромоздилась) самая фантастическая фигура из всех, какие Уилл успел увидеть в этом удивительном месте за прошедший час. Судя по голосу, существо сие было мужского пола - однако взгляд утверждал иное: это было очень пожилая дама, точный возраст которой мешал определить по меньшей мере дюймовый слой пудры на крохотном сморщенном личике. Левую половину этого личика чуть ли не целиком занимал здоровенный монокль, вставленный в глазницу так глубоко и основательно, что, пожалуй, изъять его можно было бы только при помощи лома, а за моноклем рассеянно моргал круглый бесцветный глаз. На голове дамы громоздилось чудовищное сооружение кирпично-рыжего цвета, пышностью своей наводящее на серьёзные подозрения в естественном происхождении. Атласная юбка своими размерами лишь немногим превосходила это сооружение, а в складках юбки, крепко удерживаемое сухонькими ручками старухи, вертелось и задушенно тявкало какое-то маленькое, вертлявое и абсолютно лысое создание.