Общество для Генри - Пэлем Вудхауз

Пэлем Гринвел Вудхауз

Общество для Генри

Глава первая

Склонившись с вилкой в руке над кухонной плитой в своем большом и неудобном сассекском доме, Генри Параден изготовился разбить яйца на сковородку. Глаза его сузились, сжатые губы выдавали крайнее напряжение. Не хватало белой марлевой повязки и парочки медсестер за спиной, чтобы довершись сходство с Беном Кейзи в телевизоре, выполняющим сложную операцию на мозге.

В щедрые времена Регентства, когда знаменитый Красавчик Параден выстроил Эшби-холл, в доме насчитывалось пятьдесят душ прислуги, включая конюхов, садовников, кучеров и псарей; нынче штат сократился до жены местного фермера, некой Макпис, да и та приходила только к двенадцати. К завтраку ожидались сам Генри и его племянница Джейн Мартин, приехавшая погостить на лето.

Как раз когда резиновое месиво особенно расскворчалось, дверь открылась и вошла Джейн, миниатюрная белокурая девушка, похожая на хорошо одетую дриаду. Она чмокнула дядю в макушку и критически взглянула на сковородку.

— Чересчур смело, — произнесла она с осуждением.

— Э?

— Яичница. Безопаснее сварить всмятку. Она будет жесткая.

— Я люблю жесткую. Ты уезжаешь?

— Через минуту.

— В Лондоне жарко.

— Наверное. Но я обедаю с Лайонелом и хочу навестить Алджи.

Упомянутый Алджи был ее брат — из тех птичек небесных, которые не жнут, не сеют, но каким-то неведомым образом ухитряются жить припеваючи. Генри как-то высказал гипотезу, что Алджи питают вОроны. Других объяснений его здоровью и благополучию сыскать не удавалось.

— Где он теперь живет?

— В предместье. Мон Репо, Берберри-род, Вэлли-филдс. Он прислал оттуда письмо.

— Что он там делает?

— Ничего, полагаю.

— Наверное, ты права. В этом он особенно силен. Передай ему мое проклятие.

— Передам.

— Да, и найми кухарку.

— Кого?

— Кухарку. Женщину, которая умеет готовить.

— Чем тебя не устраивает мамаша Макпис?

— Не тот уровень. Для Дж. Уэнделла Стикни надо кого-то классом повыше. Вероятно, он очень привередлив.

Дядя Генри нечасто говорил загадками — обыкновенно его высказывания не требовали от собеседника умственных усилий — однако сейчас Джейн опешила.

— Кто такой Дж. Уэнделл Стикни?

— Э? — переспросил Генри, помешивая яичницу.

— Кто он?

— Кто?

— Таинственный Стикни.

— А, Стикни. Ровно этот же вопрос я задал себе сегодня утром, когда получил от него письмо. Он американец и, судя по всему, богатый, раз живет в Нью-Йорке на Парк-авеню. Как я понимаю, без кругленькой суммы на счету это непросто.

— Но кто он? И почему тебе написал? Он ведь написал о чем-то?

— Да, разумеется. Очень занятная история. Судя по всему, это в некотором роде член семьи. Он составил генеалогическое древо, и выяснилось, что когда-то там некая Параден вышла за некоего Стикни, а значит, мы с ним двадцатиюродные братья. Он считает, что нам, двадцатиюродным братьям, следует держаться друг за дружку.

— Все равно не понимаю, при чем здесь кухарка.

— Проще простого. Я счел, что после всех трудов, с которыми он доказывал наше родство, элементарная вежливость требует пригласить его в гости, если он когда-нибудь будет в наших краях. Я пишу об этом в письме.

Джейн тихонько ахнула. Она с трудом верила, что даже Генри, всегда отличавшийся некоторой порывистостью, зайдет так далеко в проявлении родственных чувств.

— Ты же не приглашаешь его погостить?

— Приглашаю, конечно.

— Генри, ты не в себе.

— С чего ты взяла?

— Ты знаешь, как у тебя туго с деньгами. Ты не можешь раскошеливаться на званые приемы.

— Один американец, даже если он толстый, это еще не званый прием. Что до «не могу раскошеливаться», именно это я собираюсь сделать. Скажу тебе кое-что, Джейн. Если Стикни приедет и мне повезет, возможно, я уговорю его купить этот гроб.

— Какой гроб?

— Дом.

— Что?! Зачем ему твой дом?

— Надо показать тебе письмо. Ты увидишь, что он одержим предками. А это как раз дом его предков. Фамильное гнездо. Надеюсь, он увидит Эшби-холл и почувствует, что всегда хотел жить именно здесь. Не утверждаю, что дело верное, однако в такое предприятие безусловно не грех вложить деньги. Хлеб по водам.

Доводы показались Джейн убедительными. С ее лица исчезло выражение матери, отчитывающей слабоумного ребенка.

— Понятно. Насади мелкую рыбешку, вытянешь кита.

— Вот именно. Кто не вкладывает, тот не накопит. И, черт возьми, чуть не забыл. Будешь нанимать кухарку, подыщи заодно дворецкого и двух горничных, старшую и младшую, непременно самых лучших. Ради Стикни скупиться нельзя. Надо сразить его наповал.

Когда через некоторое время Джейн обрела дар речи, она сказала:

— Ты шутишь.

— Ничуть.

— Но где взять столько денег?

— Все предусмотрено. У меня есть небольшая заначка. Несколько месяцев я откладывал деньги для Даффа и Троттера.

— Кто такие Дафф и Троттер? Звучит как старинный комический дуэт.

— Они довольно давно поставляют к моему столу вино, виски, ликеры. Я собирался что-нибудь им заплатить в ближайшие дни, но пусть ждут дальше. Сейчас все силы надо бросить на Стикни.

— А если он не приедет?

— Это будет означать, что планы резко переменились. В таком случае я пожимаю руку дворецкому, целую кухарку, щекочу горничных и даю всем расчет. А почему ты думаешь, что он не приедет?

— Может, он из тех жутких магнатов, который на день не могут отлучиться из конторы, потому что без их присмотра все пойдет наперекосяк.

Генри задумался.

— Такое мне в голову не приходило, — сознался он. — Не знаю, почему, но у меня сложилось впечатление, что он скорее этакий ценитель искусств. Стал бы магнат составлять генеалогическое древо?

— Верно. Погоди! Что-то брезжит. Стикни? Уэнделл Стикни? Мне кажется, о нем недавно писали в «Ньюсуик», — сказала Джейн, которая работала в лондонском представительстве этой газеты. — Повторяй некоторое время «Стикни».

— Стикни. Стикни.

— Сейчас вспомнится.

— Стикни. Стикни.

— Еще немного.

— Стикни. Стикни. Стик…

— Все, вспомнила. Он знаменитый коллекционер. Что-то собирает.

— Что?

— Не помню. Картины?

— Первые издания?

— Старинный фарфор?

— Марки? Очень многие собирают марки.

Джейн мотнула головой.

— Нет, все не то. Что-то очень необычное, такое, до чего в жизни не додумаешься. Ну, ведь это неважно. Если он приедет, мы все узнаем. Он, наверное, ни о чем больше не говорит.

— Тропические рыбки?

— При чем тут рыбки?

— Может, он их собирает?

— Сомневаюсь. Если бы что-нибудь вроде этого, я бы вспомнила.

— Может, он собирает милостыню. Или плату за проезд в автобусе. Нет, вряд ли милостыню, раз он живет на Парк-авеню, скорее действительно плату. Так можно заработать неплохие деньги. А может, у него такая яркая внешность, что он собирает толпу, где бы ни появился.

Джейн показалось, что пора призвать присутствующих к порядку.

— Генри, — сказала она, — собери свои мысли. Это надо прекратить, иначе у нас случится размягчение мозгов.

— Птичьи яйца? Автографы? Окурки?

— Я сказала «прекратить».

— Просто пытаюсь помочь.

— Не надо. Что-нибудь еще передать Алджи?

— Нет, только мое проклятие.

— Тогда я побежала. Ты правда собираешься есть эту яичницу?

— Конечно. А ты думаешь, я хочу вставить ее в рамку?

— Я бы не рискнула. Похоже на малоизвестную азиатскую отраву. До свидания. Вернусь поездом в три тридцать.

2

Мон Репо, Берберри-род, Велли-филдс, куда направлялась Джейн — один из множества особнячков в этом чудесном предместье. Всякий, заглянувший в окно гостевой спальни, увидел бы на кровати — хотя время приближалось к одиннадцати — возлежащую фигуру ее брата, Алджернона.

Алджи был долговяз и, при всей неустроенности своих дел, постоянно весел, что нравилось даже тем из его друзей, к чьей помощи он прибегал. Они, возможно, сожалели, что Алджи не следует поэту Лонгфелло в вопросах реальности и жизненного подвига, но никто не мог отрицать, что с ним не соскучишься.

Подобно Абу бен Адему, он любил людей, за исключением одного — Лайонела Грина, с которым (не иначе как в припадке безумия, по мнению Алджи) обручилась его сестра, — и в эту самую минуту размышлял, как же любит своего старого однокашника Билла Харди. Без сомнения, Билл поступил, как настоящий друг, пустив его к себе, и со временем, как только Алджи разбогатеет (а это несомненно случится скоро), будет вознагражден сторицей. Скупердяем Алджи Мартин не был. Если он не раздавал кошельки с золотом направо и налево, то лишь по одной досадной причине — несмотря на обилие идей и планов, с кошельками у него пока было не густо.

В коридоре раздались быстрые шаги. Дверь отворилась, и вошел человек, о котором Алджи только что размышлял.