Морские и другие истории - Серж Карманов

Морские и другие истории

Серж Карманов

© Серж Карманов, 2017

ISBN 978-5-4483-5947-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мако

Тихая песня

Ты скуп на слёзы,ты видел грозы,ты помнишь, как они свистят,как волны бьют  всю ночь подряд..припевГрохочет якорь и боцман бродитбьют склянки, все матросы по бортамТанцуют волны, корабль уходитнавстречу северным ветрамникто не знает, что ждёт их там..Быть может розы, а может грозыбыть может штиль иль ураганмолчит и курит, нервно курит капитанведь это Тихий, очень тихий океан..Ты видел море,ты был в дозоре,ты помнишь, как шумят лесаи вдаль уходят берега.припевГрохочет якорь и боцман бродит…

Боевой корабль медленно двигался по безбрежному и изменчивому Тихому океану. Бывший немецкий сухогруз, полученный по контрибуции, напичканный новой аппаратурой, артустановками и обшитый бронёй, он не мог развить большой скорости, но все механизмы, дизеля, насосы, вентиляция, добротно сделанные немцами, ещё до войны, работали безупречно. Даже машинный телеграф бодро звенел, когда на мостике перекладывали рукоять, хотя все команды уже давно отдавались по ГС связи.

Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Быков, он же Бык, внешностью оправдывал свою фамилию и прозвище, был высок, грузноват, тяжело ступал по трапу и имел привычку слегка наклонять голову вниз и смотреть исподлобья, особенно, если что то не нравилось в вверенном ему машинном отделении. Бык чувствовал машину, как доктор слушая больного, определял болезнь, знал каждый болтик, сам показывал молодым матросам как и где надо смазывать механизмы, какой шланг или трубку стоит поменять, а к каким без мичманов даже не прикасаться. От всех начиная с младших офицеров до матросов требовал соблюдения порядка и регламента в обращении с машиной и ненавидел халатность.

Он стоял на площадке возле первого дизеля и не наблюдал вахтенного, а стрелка давления основного редуктора приближалась к красному сектору, его лицо начало багроветь, а глаза наливаться кровью. Отслуживший полтора года, большую часть из них в трюмах, изучая матчасть, старший матрос Дима Кульнев, подтачивал на наждачном круге крюк акулоловки, в «яме»*, как обычно стоял шум от работающего многотысячного табуна лошадей, но даже сквозь этот шум он услышал рёв Быка и отбросив крюк, пулей взметнулся по трапу на второй ярус к дизелям. Подбежал к командиру и стараясь не глядеть в глаза Быку, прокричал:

_ Вахтенный, старший матрос Кульнев.

_ Это что?, – палец Быка упёрся в манометр,

_ Что?, сукин сын! Ты на вахте или где?

Кульнев в два прыжка очутился у обратного клапана, крутанул на два оборота, сбросил заслонку и прикрутил клапан компрессора. Давление начало выравниваться.

Бык оценил знание и быстроту матроса и пригрозив пальцем, сказал:

_Ну, Кульнев, ляжем в дрейф, чтоб здесь сидел, … ещё такое повториться шкуру спущу!

_ Пронесло, – пробормотал Дима, глядя вслед удаляющемуся «деду».

На следующий день корабль пересёк винную параллель* и когда перед обедом пробили шесть склянок, по всем палубам и кубрикам прозвучал бодрый голос старпома: «Корабль лёг в дрейф, вахта только у действующих механизмов, дежурным заступить на дежурство, команде отдыхать!»

Тропическое солнце било с небес и накрывало надстройки и рубки боевого корабля, на верхние палубы как тараканы из щелей, осторожно вылезали усатые офицеры, уже переодетые в тропичку, матросы, стайками, кто в робе, кто в шортах, галдя и радуясь, внезапному отдыху, растекались по кораблю. На вертолётной палубе связисты начали устанавливать волейбольную сетку, на полубаке трюмачи* с боцманами чистили и готовили к наполнению бассейн, большая масса матросов, раздевшись по пояс, просто слонялась без дела, подставляя свои телеса знойному солнцу. Шкафуты и корма наполнялись рыбаками, офицеры, раскручивали спиннинги, «сундуки» забрасывали маленькие сетки в надежде вытралить хоть что-нибудь, Кульнев с Ковбоем тащили на ют акулоловку.

Два месяца назад его земляк, старшина боцкоманды Губин, перед сходом на берег, в парадке, зашёл к нему в кубрик и позвал: «Пошли, Димон, дело есть..»

_ С тебя хоть портрет пиши, – восхищённо сказал Кульнев, глядя на ушитую форму старшины,

_ Поздравляю, завтра уже во Владике гулять будешь!

Губин открыл малярную кладовую, где среди банок с красками в картонной коробке, лежала аккуратно сложенная акулоловка.

_ Бери, земеля, пользуйся.., хотел своим оставить, да у них есть одна, так что теперь и у мотористов будет. Кульнев застыл не веря своим ушам и глазам, вряд ли какая памятная вещь ценнее на корабле для матроса, чем акулья челюсть, каждый хочет увезти на свою малую родину сувенир на память – настоящую челюсть акулы. Её нельзя купить, деньги мало что значат, увольнения на берег, крайне редки, в судовой лавке ничего толком не купишь, так что если бы кто то решил продать акулью челюсть – выстроилась бы длинная очередь из желающих. Её можно было только выиграть на спор, что случается, но крайне редко или поймать, что происходит тоже не часто, одному или в тандеме с владельцем акулоловки, других вариантов нет. А акулоловка вообще бесценна, после того как несколько лет назад, один недалёкий трюмач срезал лини у спасательной шлюпки для каната акулоловки и во время учебной тревоги и спуска шлюпки на воду, она чуть не перевернулась вместе с сидящим в ней экипажем, старпом запретил делать новые акулоловки раз и навсегда. Старпома уважали не только офицеры, но и матросы.

Так на корабле остались три акулоловки, одна у рулевого Тимохина из БЧ-1 и две у боцкоманды. Они передавались как по наследству, из рук в руки и все знали, чьи они.

Кульнев обнял старшину: «Спасибо Андрюха, век не забуду, вот это подарок!»

_ Ну ладно, ладно, чуть не задушил, ишь клешни то железные стали, – Губин улыбнулся и добавил, – приходи на шлюпочную, перед построением.

Димон под завистливые взгляды матросов, на вытянутых руках, пронёс коробку в кубрик, где его обступили салаги, восхищённо рассматривали крюк с тросом, щупали канат с большим поплавком из крашеного пенопласта.

Старпом, по заведенному обычаю, построил на шлюпочной палубе, увольняющихся в запас матросов и старшин, сказал напутственную речь о чести и достоинстве военного моряка, поблагодарил за службу, лично пожав руку каждому и кок разлил по последней чарке сухого вина. Моряки стали прощаться с экипажем, между ними ходил дежурный по кораблю, капитан—лейтенант Побережный, или Шкаф, за его высокий рост, широкие плечи, дубоватость и простоту натуры. Он подходил к отслужившим свой срок матросам и орал:

_ Почему форма не по уставу, вот клёша с тебя сдеру, прямо здесь.., а ты что лыбишься, это же не бескозырка, а кипа жидовская, в бубен захотел…

Старший помощник махнул ему рукой, как бы говоря, чтоб он отстал, старпом и сам не любил разряженных павлинов, самолично срывал доморощенные аксельбанты и незаслуженные знаки отличия, но сейчас не хотел портить праздник.

Главный боцман доложил, что катер спущен и моряки подхватив дембельские дипломаты, начали сходить по трапу. Сверху им что то кричат, машут руками, они машут в ответ, у некоторых в глазах скупые слёзы, на лицах радость и гордость, что ты прошёл службу и немного тревоги, от начинающейся неизвестной жизни.

Катер сделал круг вокруг корабля под льющийся из репродукторов марш «Прощание Славянки» и медленно направился к берегу. Дима долго стоял на баке*, махая вслед удаляющемуся катеру, сердце сжималось, ещё половина службы впереди, а так хочется домой, увидеть маму и друзей, разные мысли лезли в голову, лишь щедрый подарок согревал душу. Подошёл Ковбой:

_ Не дрейфь, Димон, скоро и мы там будем, – потом почесал затылок и предложил взять его в напарники.

Сегодня его первый лов, солнце греет макушку, Кульнев немного напряжён, а Ковбой вразвалочку, тащит впереди канат и объясняет позади идущему Диме, держащему крюк с тросом: _ Главное не дёргайся, будь спокоен, как Блондин перед выстрелом, куда она денется, когда на крюк оденется.

Ковбой, он же Юра Порошенко, одногодок Димы по призыву, жизнерадостный харьковский хохол, хитроватый и пузатый, любитель ковбойских вестернов, которые он мог пересказывать часами в кубрике или в курилке на полубаке, а однажды, когда заболел почтальон, он с берега вместе с почтой притащил фильм «Хороший, плохой, злой», добытый им на кораблях у стенки, который смотрели всем экипажем несколько раз, под комментарии Ковбоя.