Роман с авиацией. Технология авиакатастроф - Александр Андриевский

Александр Андриевский

Роман с авиацией. Технология авиакатастроф

Роман с авиацией

Повесть

Братьям по штурвалу посвящается

Разговаривая с самим собой, по существу, приходится обозначать себя словом, что крутится в воздухе воспоминаниями ярких солнечных дней, над которыми тяготеет суровый рок.

Часть первая

«Спецы»

Поступление в спецшколу

«Спец!» В этом слове для людей, когда-либо учившихся в спецшколах ВВС, которые были организованы под эгидой Министерства просвещения в основном для ребят, оставшихся после войны без отцов, сосредоточено многое. В них ковался дух будущих авиаторов, ибо раньше были деревянные самолеты, но железные люди, и «каждый Понтий мечтал быть Пилотом». Любовь к авиации, романтика юности, мечты о будущем, которое рисовалось обязательно в виде человека за штурвалом самолета, самостоятельность в принятии решений, интересная работа – сливались воедино. Зачитывались романом о двух капитанах Валентина Каверина, по нескольку раз смотрели фильмы об авиации, в одном из которых всенародно любимый актер и певец Марк Бернес, исполняющий роль героя-летчика, садился за фортепьяно и пел: «В далекий край товарищ улетает…», а в другом – при выполнении испытательного полета он катапультируется из реактивного истребителя. Эти впечатления оставили неизгладимый след в сердцах пятнадцатилетних подростков, чудом выживших в тяжелые, голодные военные годы. Никто не задумывался о том, какая судьба ждет нас в авиации, что принесет нам эта дорога. Мы были романтиками. И очень хотели стать летчиками. И такая возможность появилась – в Свердловске открылась спецшкола ВВС. В послевоенную годину государство вовремя позаботилось о том, чтобы помочь мальчишкам, у которых война забрала отцов, найти свою дорогу в жизни. Такие спецшколы и суворовские училища появились во многих городах России.

Как в те годы выглядел «спец»? Короткая, едва выглядывающая из-под ремня гимнастерочка, белый (всегда свежий!) подворотничок, узкие голубые погоны с желтым кантом (часто самопальные – из золотистой фольги с орнаментом), темно-синие, неимоверной ширины, тщательно отутюженные, с голубым кантом брюки, начищенные до зеркального блеска ботинки, фуражка с «крабом и крылышками», сдвинутая на затылок. Строгий, сосредоточенный, полный собственного достоинства взгляд, и мелкая семенящая походка. Именно походка указывала на то, что в данный момент «спец» занят чем-то важным. Он в работе. Отвлекать его нельзя. Он спешит. Но совсем по-другому выглядит «спец», когда он отдыхает, прогуливается в компании друзей по своей территории – «спецбульвару» (суворовцы, как серьезные конкуренты, оттуда изгонялись) – центральному скверу города, где стоит памятник Якову Свердлову, как раз напротив Оперного театра, того самого, где пел Борис Штоколов (тоже бывший «спец»). Воротник его гимнастерки обязательно расстегнут, фуражка по-прежнему на затылке, взгляд небрежно веселый, а походка – походка совсем иная: медленная, ленивая, вразвалочку, ноги ставит, занося их в стороны, так что штанины брюк закручиваются вокруг ног, заметая мусор и поднимая облако пыли. А так как начальства близко нет, для большего веса в зубах – папироса. И смотрит на проходящих девчонок обворожительным взглядом, словно Винни-Пух, прогуливающийся вокруг дерева, на котором находится дупло с медом. Еще в седьмом классе я обратил внимание на парнишек, уверенно топающих по деревянным доскам «плотники» через реку Исеть – место прогулок городской молодежи нашего города, называвшегося тогда Свердловском. В авиационной форме, офицерской фуражке с «крабом» и в компании самых симпатичных девчонок нашего города. Выяснил кто такие. Оказалось – «спецшкольники»! Учатся три года. А дальше их направляют в военные авиационные училища. «Значит, будут летчиками? О! Это мне подходит». И вдруг говорят, что в спецшколу берут только абсолютно годных по здоровью к летной работе. А в этом я совсем не был уверен.

Неплохо стоял на коньках – вместо школьных занятий постоянно «казачил» и торчал на катке. Для выработки воли вместе с моим школьным другом Геннадием Бокаревым занимались в боксерской секции Дома офицеров, где все ребята имели первый разряд по боксу. Здоровяк Геннадий проходил где-то в полутяжелом весе, я же тянул только на первый полусредний. Но это не мешало нам в свободное от секций время отрабатывать приемы бокса и молотить друг друга до седьмого пота во дворе деревянного дома на краю города, где я жил. Из подручного материала мы смастерили боксерскую грушу, а из деревянных дощечек – лапы, на которых отрабатывали свое мастерство (благо боксерские перчатки у нас были). Однажды, проморгав удар Гены и вовремя не спарировав его лапой, я получил этой, обитой с внешней стороны мягкой тканью из старых штанов деревяшкой, хороший удар в бровь и сразу же стал похож на очковую змею. Глаз проморгался, но синяк еще долго светил и вызывал обидные подначки наших уличных ребят. Но после того, когда кто-то из них увидел нас на ринге в Парке культуры, где мы впервые участвовали в городских соревнованиях, и я выиграл свой первый бой, остряки притихли.

Секцией бокса руководил бывший чемпион России, мастер спорта Георгий Айвазов. Опытнейший тренер, он щадил наше самолюбие и головы и зорко следил за тем, чтобы во время спаррингов разрядники не наставили нам лишних синяков. В секции был действующий чемпион России, перворазрядник Юрий Хохлов, который щедро делился с нами своим опытом, особое внимание обращая на умение работать не только по челюстям, но и по корпусу. Приобретенный опыт очень пригодился нам в дальнейшей жизни. Но об этом потом.

Снова и снова я внимательно приглядывался к «спецам». И мысленно сравнивал себя с ними. Физически крепкие, здоровые ребята, на груди сияет целый иконостас значков спортивных разрядов. Вот они какие, будущие летчики! А я что? Худоба… Но все-таки решил попытать счастья, тем более, что к тому времени случайно познакомился с бывшим учеником нашей школы Володей Новоселовым. Знакомство с ним было как нельзя кстати. Он поддержал меня, помог написать заявление о приеме. Собрав все необходимые документы, я отправился в спецшколу. Отличное настроение мое по мере приближения к школе улетучивалось. Одолевала робость. Как на меня будут смотреть коренные «спецы», когда увидят в стенах своего священного заведения какого-то лопоухого юнца?

Первое, что сразу бросилось в глаза, надпись: «Спецшкола ВВС». Что-то внутри задрожало, сердце учащенно забилось. А мимо снуют «спецы» и, оказывается, не обращают на меня никакого внимания. Во дворе, где были установлены спортивные снаряды, одни крутили на перекладине какие-то замысловатые фигуры, другие на площадке играли в волейбол. А когда я вошел вовнутрь моей будущей обители…. Бог мой! Прохлада, какой-то специфический запах. Широкую лестницу, ведущую на второй этаж, охраняли два огромных гипсовых летчика в шлемах и с планшетами. На подставках с колесиками стояли (сразу догадался, хотя и видел в первый раз) два авиационных двигателя, почему-то с вырезанными кусками. Сначала подумал, что эти куски вырваны в воздушных боях. Внутри меня все еще что-то дрожало, язык сделался толстым и непослушным. Если бы у меня в тот момент что-нибудь спросили, уверен, что внятного ответа не получили бы. Когда я более внимательно огляделся по сторонам, то увидел еще около десятка таких же, как я, искателей приключений, робко стоящих по углам. Одно лицо показалось мне знакомым, но только никак не мог вспомнить, где я его видел раньше. Мы радостно кивнули друг другу. Как оказалось впоследствии, это был Юра Лапкин – тоже из нашей школы. Он жил недалеко от меня, в военном городке, где служил его отец. О чем говорили, не помню. Вскоре вышла секретарша и попросила сдать ей все наши бумажки. Еще через полчаса из-за массивной двери приемной прозвучала моя фамилия. Ноги отказывались идти, но надо было проявить решительность, и я шагнул навстречу судьбе.

В большом кабинете за столом сидело несколько человек, многие были в летной форме. Оглядели меня оценивающим взглядом. Потом кто-то из них громко спросил: «Кем хочешь быть?» – Я так же громко ответил: «Истребителем!» – Никто из членов комиссии даже не поднял головы. Изучали мои тройки (были, правда, и четверки, и даже пятерки). Ну, думаю, тут мне и конец. Но вдруг, и как-то спокойно, сказали, что не против приема меня в спецшколу. Может быть, решающим было то, что мой отец погиб на фронте и награжден посмертно орденом Красной Звезды. В школе были ребята с боевыми наградами и знаками о ранениях – круглые сироты – «сыновья полков», воевавшие в действующих частях и партизанских отрядах, – те, которые уже заплатили государству «налог кровью». В школе они пользовались особым уважением.

Для окончательного зачисления в спецшколу ВВС всем нам нужно было пройти летную медкомиссию. Назначили срок прибытия и… отпустили. Не помню, как я очутился за воротами школы. Хотелось петь и кувыркаться. Все встречные «спецы» (они еще не уехали в летний лагерь) казались мне родными.