Романовы. Творцы великой смуты - Николай Коняев

Николай Михайлович Коняев

Романовы. Творцы великой смуты

Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие; ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.

А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков…

Апостол Павел, Первое послание к коринфянам

Четыреста лет назад стрельцы в Москве подожгли усадьбу Федора Никитича Романова.

Самого Федора Никитича насильно постригли в монахи и заключили тогда в Антониево-Сийский монастырь…

Жену «замчали» в Заонежский Толвуйский погост…

Дочку Татьяну и сына Михаила сослали в Белоозеро…

Братьев тоже сослали…

Александра Никитича Романова – в Усолье-Луду на Белом море…

Михаила Никитича – в Пермскую землю…

Ивана Никитича – в Пелым…

Василия Никитича – в Яренск…

Еще более жестоко поступили с челядью. Многих холопов Романовых подвергли страшным пыткам…

Считается, что расправа с Романовыми была вызвана болезненной подозрительностью Годунова и предлогом послужил ложный донос о заготовке Федором Никитичем Романовым ядовитых «кореньев».

Это не совсем так.

Стрельцы действительно искали у Романовых коренья, но не те, что были предназначены якобы для изготовления отравы, а вполне реальные корни задуманного заговора, который должен был ввергнуть Русь в ужасы Смуты…

Увы…

Сыск ничего не дал.

Григорий Отрепьев успел скрыться с романовского двора.

Со стороны, из глубины переулка, наблюдал он; как пылает усадьба его благодетелей. Жутковато переливались в темноте всполохами пожара его глаза – первого царя со двора Романовых…

Глава I Шурьё

Если возвести стену между прошлым и настоящим, не будет будущего.

Возвышение Романовых началось 13 декабря 1546 года, когда Иван IV Васильевич объявил митрополиту Макарию, что решил жениться.

«Великому Князю исполнилось 17 лет от рождения, – пишет Н.М. Карамзин. – Он призвал Митрополита и долго говорил с ним наедине. Митрополит вышел от него с лицом веселым, отпел молебен в храме Успения, послал за боярами… Еще народ ничего не ведал, но бояре, подобно Митрополиту, изъявляли радость. Любопытные угадывали причину, и с нетерпением ждали открытия счастливой тайны.

Прошло три дни. Велели собраться Двору: Первосвятитель, бояре, все знатные сановники окружали Иоанна, который, помолчав, сказал Митрополиту: «Уповая на милость Божию и на Святых заступников земли Русской, имею намерение жениться: ты, отче, благословил меня. Первою моею мыслию было искать невесты во иных Царствах; но, рассудив основательнее, отлагаю сию мысль. Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, могу не сойтись нравом с иноземкою: будет ли тогда супружество счастьем? Желаю найти невесту в России, по воле Божией и твоему благословению». Митрополит с умилением ответствовал: «Сам Бог внушил тебе намерение столь вожделенное для твоих подданных! Благословляю оное именем Отца небесного». Бояре плакали от радости…»

16 января 1547 года в Успенском соборе Ивана IV Васильевича венчали на царство, а 3 февраля «царя всея Руси» обвенчали с юной Анастасией, дочерью вдовы Захарьиной.

1

Так получилось, что после свадьбы зашумели на Москве пожары…

12 апреля погорели Китай-город и Торг, а 20 апреля пожары забушевали уже за Яузой. Но главные пожары были впереди, и, словно бы предвещая их, зазвенела земля – упал с колокольни Благовещенского собора большой колокол. Еще появились на Москве «сердечники» – чародеи, «вынимавшие из людей сердца»…

И вот наступил страшный день – 24 июня…

«Загорелся храм Воздвиженья Честного Креста, – говорит летописец, – за Неглинной, на Арбатской улице, на Острове, и бысть буря велика, и потече огнь я кож молния, и пожар силен промче во един час Занеглименье. И обратися буря на град больший»…

«Больший град» – это Кремль. Вспыхнули кровли на палатах и деревянные избы, в огне погибла казна, оружейная палата, царская конюшня. Сгорел расписанный фресками Андрея Рублева Благовещенский собор.

Святитель Макарий руководил спасением особо чтимых икон из горящих храмов, потом огонь окружил и митрополита, отрезая пути к отступлению, и пришлось спускаться из Тайницкой башни на веревках. Веревка лопнула, святитель «разбился»…

Опустошив Кремль, пожар с новой силой набросился на уцелевшие районы города. Железо там «яко олово разливашеся, и медь я ко вода растаяваше». Всего сгорело в июньском пожаре 25 тысяч дворов, погибло около двух тысяч жителей.

И поползли, поползли распускаемые князем Скопиным-Шуйским и дядей молодой царицы Григорием Юрьевичем Захарьиным слухи, что виновниками пожаров являются Глинские.

Говорили, что это бабка царя Анна Глинская со своими детьми и людьми «волхвала: вынимала сердца человеческие да клала в воду, да той водой, разъезжая по Москве, кропила, и оттого Москва выгорела, а у самих Глинских усадьбы не пострадали в огне».

26 июня в Москве уже не пожар вспыхнул. Восстание…

Убили дядю царя – князя Юрия Глинского. Михаил Глинский бежал в Литву. Хотя мятежную чернь царь и велел покарать, но зачинщиков бунта не тронули, предав, как пишет Н.М. Карамзин, одному суду Божию…

Еще тверже, еще увереннее встали у престола царские шурьи – Юрьины-Захарьевы…

Отметим, что это был первый совместный проект Шуйских и Юрьиных-Захарьевых-Романовых. На протяжении ближайших десятилетий этим родам предстоит действовать то сообща, то друг против друга, но все время в пространстве возле трона, борясь за место у трона и за сам трон.

И Шуйским, и Романовым суждено сидеть на русском троне…

Их противостояние завершится в 1612 году в Варшаве, где встретятся в польском плену царь Василий Шуйский и патриарх Филарет Романов. Василий Шуйский, завершая правление своей династии и саму династию, умрет в польской тюрьме, а Филарет (Романов) вернется в Москву, где начнет со своим сыном Михаилом правление династии Романовых…

Но это еще впереди, а пока Юрьины-Захарьевы только еще утверждаются возле трона…

Как говорят историки, утверждались они в борьбе с «мятежным господством бояр» за царское единовластие, «чуждое тиранства и прихотей»… Заметим, что борьба эта с самого начала была не совсем чистой…

Любопытно и другое…

Возвышение династии Юрьиных-Захарьевых совпало с началом реформ Иоанна IV Васильевича Грозного.

Правда, тогда реформы назывались «переменами» в царе.

Тринадцать лет «смирялся дух» грозного царя, тринадцать лет рядом с ним была царица Анастасия.

«Предобрая Анастасия, – извещает нас летопись, – наставляла и приводила Иоанна на всякие добродетели»…

Есть, однако, и другие суждения.

Андрей Курбский, к примеру, сравнивает Анастасию с Евдокией, женой византийского императора Аркадия, устроившей злые гонения на Иоанна Златоуста…

Так это или иначе, судить трудно, но влиянием на царя Анастасия действительно пользовалась. Об этом свидетельствует стремительное возвышение шурьев, пользующихся все большим и большим влиянием на государя.

1553 год – великий год царствования Иоанна Грозного. Это год третьего похода Ивана IV Васильевича на Казань. В походе участвовало 150 тысяч человек.

2 октября Казань пала…

1553 год можно считать и годом крещения рода Захарьиных-Юрьевых в дворцовой борьбе за власть, которую повели шурьи с «ближним окружением» царя – Алексеем Адашевым, протопопом Сильвестром и их окружением.

Немного в нашей истории деятелей, относительно которых, по словам биографа, «нельзя подобрать, кажется, свидетельства не в его пользу».

Но Алексей Адашев был именно таким человеком. И в этой оценке его едины и современники, и историки…

«И был он, – говорит о нем Андрей Курбский, – общей вещи зело полезен, и отчасти в некоторых нравех, ангелом подобен»…

«Сей знаменитый временщик явился вместе с добродетелию царя и погиб с нею…» – утверждает Н.М. Карамзин.

С этим человеком, по праву считающимся образцом древнерусского филантропа и гуманиста, и схлестнулось шурье в борьбе за влияние на царя.

После взятия Казани Адашев советовал царю постоять там с войском до весны, чтобы окончательно усмирить татар, мордву, башкир и черемисов, но Анастасия была на последних месяцах беременности, и царь, как горестно сообщает Андрей Курбский, «совета мудрых воевод своих не послушал, послушал же совета шурьи своих, они бо шептаху ему во уши, да споспешитца ко царице своей, сестре своей…» [1] .