Странница - Дональд Маккуин

Дональд Маккуин

СТРАННИЦА

Посвящается тем, кто замкнул круг — Бетси, Элисон и Робину, — с любовью и гордостью. Моему другу Бретту Керролу, человеку, владеющему магией науки и знающему толк в обучении.

Пролог

Солнце стояло в зените, и на всем небе, сколько хватало глаз, не было ни облачка. В этой гористой местности его слепящий блеск был подобен каре небесной, безжалостной, как сама правда.

По тропе к вершине горы, тяжело дыша, карабкались трое. Тяжелые черные мантии, полы которых едва не волочились по земле, и надвинутые на лоб капюшоны сильно затрудняли их движения.

Внизу за камнями пряталась от ветра разрозненная группа других облаченных в черное людей. А еще ниже по склону виднелась черно-зеленая стена леса, исполняющего свой вечный танец под упрямую музыку стихии.

Невдалеке от группы ожидавших на земле стояли трое больших занавешенных носилок. Разрисованные яркими красками и украшенные цветами, они резко выделялись на фоне сдержанных тонов горного пейзажа. Временами порывам ветра удавалось оторвать нежные яркие лепестки, и они, кружась в своей полупрозрачной прелести, падали на землю и терялись среди скал.

Наконец первый путник, тяжело вздохнув, взошел на вершину горы — почти плоскую, больше похожую на небольшое плато. Длина этого плато из конца в конец не превышала ста больших шагов, а ширина была вдвое меньше. На южной стороне стоял храм. Размером с хижину, он поражал взор утонченной резьбой по камню и точностью архитектурных пропорций.

Серая железная дверь была наглухо заперта. Ее гладкая металлическая поверхность вызывала невольный вопрос — защищает ли она кого-либо или что-либо? А может, за ней таится опасность?

Или и то, и другое?

Одетые в мантии откинули свои капюшоны и подняли лица к солнцу. Все они оказались женщинами в годах. Та, что шла первой, — почти старуха. Они осенили себя Тройным Знаком — сжав руку в кулак и коснувшись большим пальцем лба, рта, левого, а потом правого глаза. Затем, неловко поправив мантии, подошли ближе друг к другу, опять надели капюшоны и направились к порогу храма. Несмотря на внешнюю стройность процессии, в ней была заметна какая-то дисгармония. У двоих чувствовалось явное нежелание идти, и они все время стремились прикоснуться друг к другу. Третья двигалась решительно и спокойно.

Дойдя до порога, женщины преклонили колени и достали из-под мантий дары. Старшая положила на порог зернышко кукурузы и зернышко пшеницы. Ее товарка насыпала на тарелку соль из кожаного мешочка. Ее вторым подношением был слиток железа размером с палец. И, наконец, третья женщина, достав еще одну глубокую тарелку, наполнила ее водой из фляги. И еще она положила клубок шерсти. У нее одной не дрожали руки.

Дверь распахнулась, и на женщин обрушился грохот огромного невидимого барабана, удары которого они не только услышали, но и почувствовали. Звук усилился, совпадая с ударами сердец, подчиняя себе души женщин. Потом чуть стих, словно отойдя в тень.

Из недр каменных стен донесся сухой, как пепел, голос:

— Единственной ведомо, зачем ты пришла, Сестра-Мать!

Нервная дрожь превратила церемонный поклон старшей из женщин в судорожный кивок. Она попыталась заговорить, но смогла выдавить лишь слабый плачущий звук.

Женщина, принесшая в дар воду, откинула свой капюшон; бледные губы были плотно сжаты, глаза сузились от напряжения. Она произнесла:

— Мы пришли молить тебя о помощи.

Но сухой голос нараспев ответил:

— Жнея, говорить здесь будет Сестра-Мать, а не ты! Единственной ведомы твои мысли, и она молится, чтобы ты нашла дорогу назад.

Жнея подняла голову.

— Душой, сердцем и разумом я предана Церкви!

Опять загрохотал барабан. Сестра-Мать пала ниц на пороге-алтаре. Спутница последовала ее примеру, сжавшись в комочек, подобно плоду во чреве. И только Жнея не сдвинулась с места, с гримасой на лице и закрытыми глазами. Грохот оборвался. А голос продолжил с холодной шелестящей яростью:

— Ты осмелилась лгать Единственной! Но мне ясны твои планы. Сестра-Мать, слушай меня! Тебе требуется стойкость, как никогда ранее. Ты, Сборщица, слушай меня: твои люди — суть глаза и уши Сестры-Матери, они должны знать все! Те, что идут за Церковью, вечно новы и стары. Достаточно малы, чтобы спрятаться в любом месте, достаточно могущественны, чтобы уничтожать гигантов и их рабов. Грядущее принесет зло бедным. Все, что может спасти Церковь, есть редчайшее сокровище. Церковь должна создать его. Имея его, она поведет за собой. А без него умрет. И в любом случае Церковь не сможет остаться прежней.

Все еще не подымая глаз, Сестра-Мать взмолилась:

— Помоги мне! Укажи, что делать, кому довериться?

Из-за дверей проскрежетал смех.

— Церковь будет по-прежнему доверять своим врагам! — А затем голос жестко добавил: — Никто не сделает для Сестры-Матери то, что она сама должна для себя сделать. Единственная может лишь предупреждать. Нарождаются все новые и новые империи; бойся не только их мощи. Страшись растущей власти Сайлы из аббатства Ирисов, которой вы так долго опасались. Сила, способная разрушить Церковь, проявится с первыми признаками следующей весны. У тебя ровно один год, чтобы подготовиться. Цветок воссияет во славе белым и черным, всемогущей магией, создающей красоту и разрушения, войну и мир!

Дверь качнулась, наполовину закрывшись. Теряя самообладание, Сестра-Мать кинулась вперед:

— Скажи, должна ли Церковь поразить Сайлу? Одну из нас? В чем истинная ценность? Скажи мне, что же делать?

Дверь дюйм за дюймом продолжала закрываться:

— Единственная никогда не видит всего… Она не может до конца понять то, что видит… Однако мне есть еще что сказать тебе, Жнея: во многих перерождениях и трансах я пыталась разгадать эту тайну. И всегда в моих видениях была ты, и ты чего-то ждала… У самой грани, понимаешь? Без четких очертаний, а всего лишь твой дух. И мне открылась смерть. Знаешь, о чем это говорит, сестра?

Длинную паузу, в течение которой Жнея обдумывала свой ответ, заполнили рыдания Сестры-Матери.

— Вероятно, то, что мне нужно будет сражаться за Церковь. Она должна выжить. Насилие будет, как и было всегда. А что касается меня, то я не боюсь смерти во имя Церкви!

— Хорошо сказано. Может, тогда Церковь по крайней мере изменится? — голос был терпелив.

— Церковь вечна и неизменна!

— Ты наводишь тоску. — Дверь захлопнулась, но голос через нее прозвучал удивительно отчетливо: — Опасайся, Сестра-Мать, лжецов и неверующих. Но больше всего бойся вернейших из верных. Они лгут изощреннее.

Женщины покидали плато, а за ними с другого края из своего укрытия пристально следил небольшого роста человек, завернувшийся в плащ цвета окружающих скал. Спускаясь, Жнея повернулась и сняла свой капюшон, а потом снова надела его и исчезла из вида, последовав за спутницами.

Человек поспешил к маленькому храму. Перешагнув через дары, он вытащил короткий меч с широким лезвием и нерешительно постучал в дверь торцом рукояти.

Ответа не последовало.

Ухватившись за ручку, он резко потянул. Дверь легко отворилась. Рука с мечом, непроизвольно дернувшись, пронзила пустое пространство. Человек медленно вошел в комнату, глаза его были полны страха. На полу в маленьком каменном горшке тлел ладан, тонкие струйки дыма поднимались и обволакивали иссохшее и морщинистое лицо старой, очень старой женщины. Через мерцающую пелену она смотрела на него с презрением, которое не вязалось с ее голосом, тихим, как ласка.

— А-а, это ты! Храбрый воин. Единственная приветствует тебя.

Она показала на два куска материи рядом с кадилом. От этого движения вошедшего окутали клубы дыма, и он резко отшатнулся. Лицо женщины скривилось в улыбке сострадания.

— Возьми это с собой, — сказала она, а когда воин повиновался, продолжила: — Передай это Жнее. Скажи ей: «Единственная опечалилась, увидев, что ты одержишь и другие подобные победы. Некоторые из них будут столь же важны, как сегодняшняя».

Пришелец, сделав над собой усилие, кивнул.

— А теперь бей, — скомандовала она, — все будет, как предначертано!

Человек, задрожав, осенил себя Тройным Знаком.

— Бей, — крикнула она, — сейчас же, или по слову Вездесущего ты узнаешь и о своей смерти. Бей, трус, как тебе суждено!

Он так и сделал, и его отчаянный вопль перекрыл стон, вырвавшийся из уст предсказательницы.

Снова раздался бой барабана-сердца. Задыхаясь от волнения, маленький человек бросил свой меч и закрыл руками уши, но ритм все равно проникал в каждую клетку его существа, разрывая плоть. Спотыкаясь, всхлипывая, как побитый ребенок, он попятился из комнаты и, оказавшись на солнце, бросился прочь.

Чуть погодя маленький человек приблизился к украшенным голубым и зеленым носилкам Жнеи, стоявшим у сосен на склоне горы. Женщина увидела его через полупрозрачную занавеску и, оглядевшись вокруг, приказала носильщикам удалиться. Оставшись одна, Жнея жестом подозвала маленького человека. Как только он подошел и преклонил колени, спросила: