Голоса времен. (Электронный вариант) - Николай Амосов

Николай Михайлович Амосов.

Голоса времен.

(электронный вариант)

Вместо предисловия.

Не будет декларации: "для чего пишу?", - пишу, для самовыражения, пишу потому, что мне 87 лет и боюсь оторваться от памяти, чтобы не потерять себя перед концом.

Пожалуюсь - плохо остаться без дела, даже в старости. Вроде бы есть ещё силы, но уже знаешь: конец близок, будущего нет. Значительного дела не сделаешь. Остаются размышления и прошлое.

Глава первая. Родня. Мама.

1. Семья Никаноровых: Север. "Медвежий угол".

Отец нас оставил, поэтому вся семья для меня была в маме. Самый идеальный человек: на всю жизнь.

Родина мамы - север Вологодской области, деревня Суворово, 20 домов, "Медвежий угол" - буквально! Охота на белку, на лис, на медведей.

Дед имел крепкое хозяйство. В семье, было, пять сынов и две дочери. Дядя Павел - чекист с 18-го года, дослужился до генерала, арестован, расстрелян в 1937. Тетка Евгения - колхозница, посажена "за колоски", умерла в тюремной больнице. Слыхал, что ещё двух дядей убили под Сталинградом.

Мама была старшей - о ней главный рассказ.

2. Мама. "Девичий грех". Акушерская школа. Село Ольхово. Замужество. Мои детские впечатления.

Мама родилась в 1884 году. Умная девочка. Читала книжки. Но: согрешила. Родила девочку, назвали Марией. По тому времени - позор. Замуж не возьмут.

Дед решил учить дочку. Отвез в Кириллов, нашли учителя: сдала экстерном за четыре класса гимназии.

Школа повивальных бабок в Петербурге - акушерка. Жизнь в столице: очень бедно, но интересно. В Питере мама стала, скажем так, "средне интеллигентным" человеком. И, даже, атеисткой.

В 1909 году земство дало ей место акушерки на фельдшерском пункте в село Ольхово, 25 км от Череповца. Тут она и закончила свою жизнь - профессиональную и физическую. "Кирилловной" её звали во всей округе.

Через три года вышла замуж за Мишу Амосова - в большую семью, против воли свекрови. Об этом я расскажу позднее.

В ранних двадцатых годах "аптека", как звали крестьяне медпункт, со слов мамы оставалась такой же, как и при земстве.

Всегда было три комнаты: ожидальня, приемная, где фельдшер или акушерка вели прием больных и сама аптека - шкафы с лекарствами, стол с аптечной кухней для приготовления лекарств. Аптекой ведала мама.

Медпункт обслуживал десять-двенадцать деревень и сёл в радиусе десяти километров - шесть-семь тысяч жителей. Ближайший врач в Череповце.

Воспоминание раннего детства: Перед медпунктом десяток саней и разномастные лошади, жующие сено из передка. Полная ожидальня мужиков, баб, детей - в армяках, полушубках, платках, тулупах. В лаптях, в валенках.

Главная работа акушерки - принимать роды на дому, от 100 до 150 родов в год. Две трети из них - в других деревнях, иногда за 8-10 километров.

Помню такие сцены. Ночью стук в дверь. Мама встает, зажигает лампу, накидывает платье, открывает дверь в сени. Слышу разговоры примерно такие:

- Кириловна! Марья родит. Поедем, бога ради:

Мужика впускают в избу, он приносит запах мороза и сена. Усаживают на кухне. Дальнейший разговор: какая Марья, давно ли "схватило", которые роды, приходила ли на осмотр.

Мама уже оделась, бабушка тоже встала, крестится на икону. Я лежу, вида не подаю, что не сплю. Прощальные поцелуи у нас не приняты.

- На, неси ящик.

Был такой особый ящик для акушерских принадлежностей. Довольно тяжёлый - много всего с собой брала - в некоторых избах было грязно.

Мужик забирает ящик, мама надевает тулуп, и они отправляются в ночь. Вот скрипнула калитка, у неё был особый скрип, до сих пор не забыл.

Бабушка тушит лампу, забирается на печку, зевает, шепчет молитву.

Все замолкает, и я засыпаю.

Утром мой первый вопрос:

- Мамы нет?

- Больно скоро хочешь. Туда шесть верст, небось, снегу намело. Слышь, воет в трубе.

Я слушаю, и мне видится метель - дороги нет, и лошадь, и мужика, и маму занесло снегом.

Пока маму не привезут с родов - в доме тревога. Как там? Что?

Обычно бабы рожали быстро и раньше времени акушерку не тревожили. Мама возвращалась через восемь-двенадцать часов. Но иногда задерживалась на сутки, и на двое - у "первородящих". Я это слово знал с раннего детства.

Но вот наступил вечер, а мамы нет: Я уже не отхожу от окна. Поздно ночью слышу, как бабушка становится на колени перед иконой и громким шепотом творит молитву:

- Господи, разреши от бремени рабу твою Марью: Господи, яви божескую милость к рабе божьей Елизавете, помоги ей. Под молитву я засыпаю: бабушка водит меня в церковь я знаю о Всемогущем.

Под утро слышу скрип калитки.

Радость - мама приехала.

Мы постоянно жили при родах. Каждый третий-четвертый день мама уезжала или уходила со своими вещами. Иногда с одних родов прямо на другие, потом - на третьи. По неделям дома не бывала. А мы с бабушкой жили в постоянной тревоге (она не только молилась, но и ругалась: "Ишь, прорвало их, б.. й! ", - грубая была старуха).

У мамы за двадцать четыре года работы, на три слишком тысячи родов, умерла одна роженица. Примерно пять она возила в Череповец, там им делали операции, и, кажется, тоже все остались живы. Видимо, деревенские женщины были крепкие, тренированные.

Было в интеллигентской среде слово "бессеребренник", тот, кто "не берет". Акушерки всюду принимали (и теперь грешат!) подношения - "на счастье дитя". Так вот, моя мама - не брала. При крайней бедности, во все времена. Вообще никогда не видел лжи, хитрости, всегда доброжелательность и доверие к людям. Все о ней так говорили.

Очень вспыльчивая была. То же и на меня - за пустяк, не разбираясь, схватит - и отшлепает. Потом жалеет, я видел. Не обижался.

И - весёлая. Голос был такой звонкий, что разговоры слышно было с другого проулка. Говорили: "Вон Кирилловна идет". Не помню сильно плачущей. Когда уже совсем допечёт - смахнет слезу, и всё.

Не хочется говорить банальности, но работа был главным смыслом в жизни.Она жила жизнью деревни и ни за что не хотела её менять.

3. Село Ольхово. Дом Амосовых. Деревня до революции и при НЭП-е.

Ольхово - большое село, домов двести, центр волости. Главная улица тянулась километра на три. Мостовых не было, и грязь по осени и весне была ужасная. А летом - пыль. Двухэтажная школа стояла на самом дальнем конце села, над рекой, а наш дом - на противоположном, километрах в двух.

Старый дом Амосовых тоже помню: хороший, под железной крышей. "Зимовка" - большая кухня с двумя маленькими светелками, и "летний дом" - по городскому типу: кухня и три комнаты.