Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество - Игорь Кокарев

Исповедь «иностранного агента»

Как я строил гражданское общество

Игорь Евгеньевич Кокарев

© Игорь Евгеньевич Кокарев, 2017

ISBN 978-5-4485-3664-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Игорь Кокарев – одессит. Одесса – это не место проживания, а образ мышления.

Ростропович-Коган-Плисецкая-Спиваков… подобный круг повседневного и будничного общения не нуждается в расшифровках и поименных сносках.

Игорь Кокарев не был диссидентом в ранней юности. Но интеллигент и шестидесятник – если и не абсолютные синонимы, то все же, наверное, достаточно связанные между собой понятия.

Можно – и он тому живое подтверждение! – общаться с владельцами высоких кабинетов, но остаться при этом Человеком. Для меня и многих моих коллег и друзей он – Гуру. Гуру в киноведении и Гуру в кинобизнесе.

А книга жизни Игоря Евгеньевича оказалась (уж да простят мне ревнители аскетизма в оценках) и впрямь сродни эренбурговским хроникам «Люди. Годы. Жизнь». Автобиография Кокарева стала голографическим сколом Времени. Именно Времени, а не просто эпохи: тут сплелись сразу несколько эпох, и потому успешного ВГИКовца, чьими однокашниками по прошлым годам были моряки, заносило то в ЦК КПСС, то в арбатовский Институт США и Канады, то еще куда… и доходило даже до нашлепывания картинок на футболки: это ведь тоже бизнес, как-никак, и куда ж денешься!

Для кого-то за океаном «загадочная русская душа» – это бородатый сибирский алкаш с медведем на веревке. Для кого-то – бесшабашный путиноидальный отморозок-«крымнашевец».

К счастью, остается истинная культура. Культура Пушкина и Толстого. Культура Чайковского и Шаляпина. И культура тех, для кого духовность только что названных титанов стала непременной составляющей впитанного с младенчества материнского молока. Кокарев – из их числа.

Эта книга в общественной своей части очень важна для понимания свинской сущности постсоветской и, следовательно, нынешней власти (и пусть свиньи на меня не обижаются).

Власть продолжает оставаться глухой – пока не чует явного для себя кошта и административно-политических преимуществ, манипулятивной – в части выставления общественников в качестве своего знамени, без реального их участия в вопросах управления сферой общественного развития, паразитической – постоянно пользующейся добровольческими и экспертными ресурсами III сектора и злоупотребляющей ими, высокомерной – считающей общественность каким-то любительским приложением к её великим управленческим качествам.

Ну и, конечно, жуликоватой, регулярно подгребающей поближе к себе общественные и бюджетные ресурсы – вне зависимости от того, даёт ли это какой-то социальный эффект или же только греет близкородственные и дружеские карманы..

До тех пор, пока это будет оставаться, взаимодействие с этой властью будет приводить к новым разочарованиям. И в этом смысле «Исповедь…» – очень важный пример описания точечного (в личном и организационном плане) опыта со столичной привластной камарильей. Каждому, берущемуся за взаимодействие с органами российской власти, наверное – любого уровня, важно иметь ввиду этот опыт. И она была важна для меня, в этот момент жизни, для переосмысления и своих собственных попыток и их результатов.

Первый раз я держал в руках книгу Игоря Кокарева о соседских сообществах где-то в первой половине двухтысячных. На ее основе у меня сложился образ человека, который занимается всю жизнь местным самоуправлением. Поэтому испытал настоящий шок, читая «Исповедь…», потому что редко кому выпадает судьба поработать в столь разных сферах и постоянно (!) с выдающимися удивительными людьми.

Подкупает «летящая» легкость слога «Исповеди…», которая, надеюсь, не исчезнет при переводе на другие языки.

Рекомендую всем к прочтению, потому что хотя и пунктиром, но очень емко, в этих «тире» и умолчаниях между ними, показана жизнь как в СССР периода застоя, так и в перестроечный период, «лихие», но живые 90-е, и уныло стабильные двухтысячные.

Успеть бы, только б успетьСобрать воедино песни,

Напрячься, суметь, и сметьИсторию записать болезни!

Своей ли, иль целого века,Не так уж это и важно.Советского человекаВремя рождает дважды.

Кто я? И кем родился?Какой одержим страстью?Неверующий, я молился —

Не знать искушения властью,Не впасть в обаяние славы,Не ведать греха богатства.Не превратить в забавуЛюбовь, что сильнее братства.И выплавив строчки книгиПризнаний и откровений,

Распутал ли я интригиЖизни хитросплетений?Теперь не понять, что снится:

Прожитой жизни ль страницыИли книжные эпизоды?Ведь надо же так слиться —

Люди, события, годы…

Предисловие

Они пройдут – расплавленные годы

Народных бурь и мятежей.

Вчерашний раб, усталый от свободы,

Возропщет, требуя цепей.

Кто такие «иностранные агенты»? Вот, например, я. Расскажу, откуда они берутся. У каждого свой путь. Мой – от бескомпромиссного homo soveticus, революционного романтика Павки Корчагина из обязательного для чтения романа Островского «Как закалялась сталь» до страдающего, но политкорректного диссидента эпохи загнивающего социализма, дожившего до его распада и вкусившего краткого счастья социального творчества на постсоветском пространстве, быстро заболоченном гниющими остатками имперского сознания. На излете жизни хорошо видно, как верил в светлое будущее и приближал его, казалось, всеми силами. Эйфория перестройки родила иллюзию, что путь к свободе и демократии будет легким. Но реформы завязли по уши в неосушенном болоте прошлого.

Не гоже завершать путь с клеймом «иностранного агента» и «пятой колонны» в стране, которой была отдана сознательная и довольно активная жизнь. Шкуру-то я спас, став эмигрантом из путинской России, а вот душу… Душу еще надо отвоевать у времени, пошедшем вспять.

В голодном послевоенном детстве мы были счастливы щенячьей радостью одесских мальчишек, у которых весь мир в книгах и в дальних рейсах на белоснежных лайнерах. О, это легкое Черное море, зеленоватое у заросших мидиями осколков скал! Совсем иначе и пахнет и смотрится тяжелый пояс океана, охвативший землю от берегов солнечной Санта Моники до Желтого моря и Владивостока, где укрывала нас с сестрой мать в лихую годину той страшной войны.

В хрущевскую оттепель мы жили уже иначе, чем наши насмерть запуганные родители. Шестидесятники – нам имя. Оттаивали, оживали, прозревали, но все еще очаровывались романтикой революции. Еще не поняли, что понастроили, как короткая схватка под кремлевским ковром привела опять к победе сталинистов, и оттепель закончилась брежневско-андроповским застоем. Гниение идеологии сопровождалось раздвоением сознания и утратой смысла жизни. Шестидесятники ушли в диссиденты и им сочувствующие. Сочувствующие, потому что лишь ворчали на кухнях. И жили по минимуму, стараясь не лгать, не выслуживаться, не стучать, ждать перемен.

И дождались! Пришла свобода, и с ней раскрылась суть советского человека, вырвавшегося на волю. Разбежались и республики, лопнул железный пояс «дружбы народов», началась жизнь без правил. И без совести. Откуда она у совка, отученного от «абстрактного гуманизма»? Частная собственность? Приватизация? В политике и в бизнесе легкие деньги от грабежа упавшей в нечистые руки страны стали единственной целью.

Мне повезло, я остался за бортом того и другого. Потому что гражданское общество, которое могло бы удержать зарвавшихся, тоже надо было кому-то строить. Значит, мне сюда. Тут мое место, об этом книга.

Но она неизбежно и о том, как снова и на этот раз растаяли иллюзии, и куда завел нас распад советской империи. Попытки остановить его, эксплуатируя остатки имперского сознания, окончательно растлили народ, и немногие убежденные сторонники европейского либерального пути России, превратились в одночасье в «иностранных агентов», в «пятую колонну». Мое презрение к власти и к ее политической прислуге дошло до тошноты. Гражданская жизнь стала невозможной. А частная… Частному лицу лучше жить там, где не противно. И где можно дышать.