«Если» 2010 № 08 - Журнал «Если»

Журнал «Если» № 08 2010 г

Фред Чаппел

Похититель теней

Иллюстрация Вячеслава ЛЮЛЬКО

— Знаешь, кто я?

— Знаю. Вы — мастер Астольфо. Это все знают.

— Значит, тебе что-то известно о моем статусе?

Теперь нужно соображать побыстрее. Неудачно выбранное слово может стать оскорблением. А любое оскорбление может оказаться фатальным.

— Вы мастер Астольфо. Занимаетесь торговлей тенями. Самый богатый коммерсант в этой области и признанный эксперт по теням в городе Тардокко провинции Тлемия.

— В таком случае, у тебя, по сравнению со мной, имеется преимущество, — бросил он. — Вот я ничего о тебе не знаю.

Я не понимал, какое преимущество в том, когда тебя прижимают к стене полутемного коридора его большого особняка, а в горло упирается кончик его шпаги, не говоря уже о присутствии маячившего рядом зловеще-молчаливого громилы-слуги.

Астольфо не казался мне очень уж кровожадным типом. Скорее, человеком коренастым и довольно грузным, имеющим подчеркнуто беззаботный вид и беспечный взор, как правило, не загоравшийся яростью при виде врага. И все же шпага словно сама прыгнула ему в руку, когда его верзила привел меня сюда из сада.

— Я Фолко. Происхожу из благородной семьи, живущей в северных провинциях.

— Судя по выговору, ты, скорее всего, из Кадерии или из тех мест. Край невзрачных маленьких ферм. И еще совсем недавно ты взирал на мир поверх задней части мула, тащившего плуг. У тебя из-за ушей до сих пор торчат соломинки!

Я ничего не ответил на спокойно высказанную правду. И даже не удивился. Астольфо имел репутацию истинного мудреца и человека, который знает все на свете.

— Более того, Фолко — это имя, которое ты сам себе придумал. Твое истинное имя — Тупица, Дурень, Болван или столь же шутовское прозвание. Ты деревенский олух, пытающийся изобразить городского браво, и перелез через стену моего сада глухой ночью, вознамерившись обворовать мой дом.

— Это не так. Я пришел встретиться с вами и потолковать.

— Почему же ты не мог прийти при свете дня, постучать в ворота и дать о себе знать в приличествующей случаю манере? Проникновение в чужой дом темной полночью грозит бедой незваному гостю.

— Я пытался дать о себе знать со всей учтивостью. Но ваш человек без лишних слов прогнал меня, как назойливого вшивого нищего. Я посчитал, что привлеку больше внимания, войдя в дом украдкой. Надеялся, что вы оцените меня по достоинству и захотите узнать о цели моего появления.

Он опустил шпагу, но не вложил ее в ножны.

— Итак, ты составил план, и он сработал, как ты и надеялся. Должно быть, сейчас ты очень этим гордишься.

— Я кажусь вам гордецом?

Он окинул меня почти безразличным взглядом.

— Что же, посмотрим. Разноцветное трико и засаленный кожаный камзол, по-видимому с чужого плеча, черные туфли, скорее всего, сработанные шорником, с немодными квадратными носами. Ты очень мудро поступил, не захватив оружия, но два стальных кольца на ремне указывают, что обычно ты носишь рапиру или длинную шпагу, которая сейчас, несомненно, хранится у трактирщика в залог за карточные долги или выпивку. Короче говоря, ты горячий парень, бездельник, сбежавший с забытой богом фермы от флегматичного, толстокожего папаши. Ты один из десятков мужланов, которые каждый год меряют улицы Тардокко, чтобы толкать на тротуарах честных граждан и творить пакости после захода солнца. Этим вы, мессир Чурбан, ничем не отличаетесь от сотен вам подобных.

Его любезная речь достигла цели, пробудив во мне гнев. Хорошо еще, что я не взял с собой шпагу! Если бы я напал на Астольфо, тот, возможно, пропорол бы меня, насадив как поросенка на вертел.

— Если все, что вы говорите, правда, я должен приобрести манеры поприличнее. Именно за этим я и пришел.

— Принимаешь меня за жеманного учителя танцев, щеголя-придворного, превзошедшего искусство целования ручек?

Он склонил голову влево.

— Нет. Ты считаешь меня великим грабителем, злодеем, крадущим тени дворян и наживающимся на их продаже. Ты уверен, что я постиг все тонкости искусства похищения теней, и надеешься, что я передам эти тонкости тебе, дабы ты мог уехать за границу: воровать, мошенничать и огребать громадные деньги. Ты собрался заплатить за обучение, хотя все, что звенит в твоих карманах, это один игл, четыре куэрди и двадцать дати.

Я так растерялся, что похлопал по карману камзола, дабы убедиться в отсутствии кошеля, который, как оказалось, уже свисал с руки Астольфо. О его репутации ходили легенды, но как он это проделал? Я ни на миг не спускал с него глаз. Теперь я еще сильнее уверился в том, что мне следует иметь такого наставника.

— Признаю, что в моей голове бродили подобные фантазии. Боюсь, вы нашли меня безнадежно наивным.

— Я нахожу тебя отсталым. И скорее всего, безнадежно. Возьми свой кошель.

Астольфо швырнул мне кошель, но, потянувшись за ним, я поймал только воздух. Предмет, словно по волшебству, вернулся в его руку.

— Что за выходка?!

— Целью которой было показать, какой ты замшелый. И это мне удалось. Итак, каким образом ты собираешься аргументировать свою просьбу?

Тщетно обшаривая мозги в поисках стратагемы, я неожиданно сообразил, что спасти меня может только правда. Нет никакого смысла в том, чтоб пытаться обмануть, охмурить или обвести вокруг пальца такого человека. Я расскажу ему все, не умолчав о том, как огрел своего старшего брата Осбро лопатой по башке и обыскал его карманы, как украл из церкви чашу для причастия, как прибыл в Тардокко, спрятавшись на телеге с навозом, предназначенным для городских садов. А вдруг мой рассказ повеселит Астольфо и тот согласится взять меня в ученики? То, что позорит меня, может доставить ему несколько веселых минут.

Поэтому я рассказал ему все, даже тот случай, когда судомойка по имени Нана угостила меня сковородой по тыкве. И всего лишь за то, что я совал ручонки, куда, по ее мнению, доступа не было, да еще одновременно пытался стянуть с подоконника каравай.

А мастер Астольфо мрачно кивнул, словно предвидел все, что я скажу, и нашел мое повествование банальным. Но когда он взглянул мне в глаза, немигающе и пронзительно, вопрос застал меня врасплох.

— Какого цвета туфли Мутано? — осведомился он. — Только не смотреть!

— Черно-фиолетовые, с позолоченными пряжками.

— Чистые или пыльные?

— Немного грязи на рантах.

— Откуда грязь?

— Понятия не имею. И как я могу знать подобные вещи?

— Пустить в ход наблюдательность.

— И?..

— Что бы ты подумал, заметив на своей обуви следы подобной грязи?

— Что мы побывали в одном и том же месте, и я мог видеть его там, но сейчас не узнал.

— А еще?

— Что он тоже видел меня, но запомнил.

Астольфо снова оглядел меня с головы до ног и, кивнув, что-то пропел себе под нос.

— Как полагаешь: толкнуть его в кучу дерьма или этот кретин на что-то сгодится?

— Если этот кретин — готовый на все верный парень, он может очень даже пригодиться, — не задумываясь ответил я.

— А если он безумец? Что в этом случае?

— Если его безумие можно держать в узде, а еще лучше — направить в нужное русло, ему цены не будет.

— А если он одновременно и кретин, и безумец?

— В таком случае у меня не один, а два шанса на успех.

— Возможно, но только в том случае, если ты из тех, кто выполняет приказы немедля и не задавая вопросов.

Снова просвистев какой-то мотивчик, он сунул шпагу в ножны.

Именно этот жест окончательно убедил меня, что я пришел по правильному адресу и к правильному хозяину.

Он вложил шпагу в ножны, болтавшиеся у пояса, не задумываясь, не возясь, одним плавным движением. Я видел фехтовальщиков высокого класса, дуэлянтов и мастеров клинка, выигрывавших те поединки, в которых победить невозможно, и все они, даже самые прославленные, немного мешкали, когда приходилось вкладывать оружие в ножны.

Но Астольфо спрятал шпагу одним движением большого пальца левой руки, как это учатся делать актеры. Не глядя вниз. Не колеблясь. Шпага скользнула в ножны, и, насколько я понял, наш договор был подписан и скреплен печатью.

«Мастер Астольфо, — подумал я, — вы еще не знаете, что получили лучшего и самого прилежного ученика. Таких вам еще не приходилось обучать».

Что ж, это было давно, и с тех пор минуло тридцать две луны. Честно говоря, груз обучения оказался тяжел так, как я себе и представлял.

Первой и главной задачей было убедить мастера взять меня к себе. Я дал столько обещаний, наговорил столько наглой лжи, умолял, заклинал и пресмыкался столь усердно, что до сих пор краснею при воспоминании о том времени и не желаю вдаваться в подробности. После этого началась муштра. Одно задание следовало за другим: сунуть руку в маленький бархатный мешочек, топорщившийся изнутри рыболовными крючками, чтобы извлечь мелкую монетку, которую он туда положил; боксировать с безгласным Мутано и, как обычно, быть сильно побитым; учиться пользоваться квазилунным ножом, имеющим форму полумесяца, чтобы отрезать тени от их хозяев (сначала железные столбы, а потом и кошки); определять с завязанными глазами текстуру любой ткани, пробовать безумно дорогие вина, которые я не имел права глотать.