Нигдерево - Мария Фомальгаут

Нигдерево

Мария Фомальгаут

Иллюстратор Мария Фомальгаут

© Мария Фомальгаут, 2017

© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-4848-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ю Ту

На одной стороне жаба.

А на другой заяц.

А третьей стороны нет.

Совсем.

Да вы сами подумайте, откуда у луны третья сторона?

Тух-тух-тух, тух-тух-тух…

Нефритовая ступка.

Агатовый пестик в мягких лапках.

Тух-тух-тух – снег падает с неба, укрывает Синь.

Земля такая – Синь.

Была Хань.

Была Цинь.

Была Чу.

А вот – Синь.

Еще будет Вэй.

И Шу будет.

И У.

Воет ветер, завывает за зябкими стенами фанзы, – Вэ-э-э-эй, Шу-у-у-уу-у, У-у-у-у-у-уу!

Пророчествует ветер.

Где-то в императорском дворце старый прорицатель прислушивается к завыванию ветра, запоминает жуткие слова из далекого будущего.

Одинокая птица причитает в заснеженных зарослях – Хань! Цинь! Синь!

Тух-тух-тух – падает снег.

Тух-тух-тух – толчет старый знахарь целебные травы.

Нет, ступка не нефритовая.

И пестик не агатовый.

У знахаря по простому всё.

Это для Ю снадобье.

Хворает Ю, кровью кашляет.

У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.

Ю – это месяц такой, второй по осени.

В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.

Знахарь поит Ю снадобьем, кланяется Ту, разводит руками, чем мог, тем помог.

Тревожно у Ту на душе, дрожит у Ту рука, когда бросает Ту в ладонь знахаря мелкие монеты. Вроде и на тигра хаживал Ту, и в реке тонул, повздорил с духом реки – и то не было так страшно, как сейчас.

Завывает ветер за тонкими стенами, зовет Ю – Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Ю вздрагивает, мечется в бреду.

Ки берет лук со стрелами.

Прикасается губами к разгоряченной щеке Ю.

– Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Это ветер за окнами.

Ки выходит в снег, в метель, в холод, куда пошел, ну куда пошел, как будто можно найти в холодном лесу в месяц цзы.

Только невидимая птица причитает в зарослях – Хань! Цинь! Синь!

Тух-тух-тух.

Это стучит агатовый пестик в нефритовой ступке.

Гуй-хуа, гуй-хуа, гуй-хуа.

Так шелестит кричное дерево.

Это оно может.

Шелестеть.

Тух-тух-тух.

Шелестит подол платья, Нюйва шагает мимо по редким облакам.

Ю Ту кланяется Нюйве, едва не роняет пестик, смущенно поводит длинными ушами.

Нюйва смеется.

Так его зовут – Ю Ту.

Лунный заяц.

Лунный заяц.

Ту поднимает голову, отворачивается от бушующего ветра, смотрит на диск луны.

Складываются пятна в причудливый рисунок.

– Па, а там чи-во?

Маленький Ту дергает отца за полу, тычет пальцем в небо:

– А там чи-во?

– А заяц. Лунный.

И правда, вот он, сидит на луне, стучит пестиком в ступке, готовит снадобье бессмертия.

– У-у-у-у-у-у-у-у-у!

Ветер пророчит об империи У, которая будет когда-то.

Ветер, он много что знает, много что напророчит.

Тух-тух-тух.

Стучит агатовый пестик в нефритовой ступке.

Шелест платья.

Сивамну, госпожа моя.

Холеные руки берут драгоценное снадобье в ступке.

Шелест платья.

– Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Ветер зовет Ю, Ю мечется в бреду, протягивает руки к тусклому очагу, отгоняет смутные видения.

Ю Ту отрывается от снадобий, прислушивается.

– Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Ветер поет.

Ю Ту не понимает, что за Ю, откуда Ю, почему Ю.

Ветер летит к маленькой хижине, обвивает её со всех сторон, завывает – Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Теперь Ю Ту и сам видит.

Ю.

У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.

Ю – это месяц такой, второй по осени.

В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.

– Хань! Цинь! Синь!

Одинокая птица пророчит в зарослях.

Ту натягивает тетиву, тут же опускает, – не разглядеть мелкой птахи в снегу, да и толку с неё, с мелкой-то птахи…

– Цзинь!

Только непонятно, какая Цзинь, западная или восточная.

Пока ни той, ни другой нет.

Ту сжимает зубы, будь он проклят, если вернется с пустыми руками, будь он проклят…

Ту поднимает голову, смотрит на диск луны, овеваемый ветром.

Вздрагивает.

Чистая луна, будто вылизанная до блеска.

А заяц где?

А зайца нет.

– Сбежал Ю Ту.

Нюйва говорит.

– Найти Ю Ту.

Сювамну говорит.

Непорядок это, что сбежал Ю Ту, негоже сбегать Ю Ту, не должно смертным вкушать зелье бессмертия…

Волнуется трехлапая жаба, не уследила за Ю Ту.

– Ю-ю-ю-ю-ю-ю!

Ветер зовет.

– У-у-у-у-у-у-уу!

Пророчествует ветер об империи У.

Отсюда кажется, что земля подернута пеной, будто морская волна.

Скачет Ю Ту огромными прыжками.

Благоухают в нефритовой ступке лавр и османтус.

Скачет трехлапая жаба на поиски Ю Ту, одергивают жабу Нюйва и Сивамну, да куда ж в такую непогоду, в такую-то непогоду и себя в метели потеряешь.

Спешит Ю Ту через заросли, через холод, через снег, через метель, земля падает Ю Ту под ноги, катится Ю Ту с горы, кувырком, кувырком, кувырком – только бы добраться до одинокой хижины, где гаснет пламя в очаге, протянуть драгоценную ступку Ю.

Ю.

У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.

Ю – это месяц такой, второй по осени.

В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.

– Цин. Цин. Цин.

Невидимая птица в зарослях пророчествует о грядущих империях.

– Чу! Чу! Чу!

Филин в зарослях вспоминает империи минувшие.

– Цинь. Цинь. Цинь.

Теперь малая птаха в кустах о прошлом вспоминает.

– Шу! Шу! Шу!

А филин о грядущем пророчествует.

Хочет филин рассказать об эпохе осеней и весен, вот такая эпоха чудная была, одни осени и весны были, а лет и зим не было – но не находит слов.

И малая птаха в кустах:

– Цзин!

Тут бы не запутаться малой птахе, где Цин, где Цзин, где Цинь – вроде всё одно, а разница где в сотни лет, а где и в тысячи.

– Цин!

– Чу!

– Цинь!

– Шу!

Спорит мелкая птаха с филином.

– Шу!

Взмахивает крыльями филин, выпускает когти.

Была птаха – и нет.

Спешит Ю Ту.

Ту сжимает зубы, слышит в памяти голос свёкра – да какой из тебя охотник, в большую стену с двух шагов попасть и то не сможешь. Не бывать моей Ю замужем за тобой, помяни моё слово!

Ох и прогневается новоявленный свекор, если найдет хижину, где укрылись Ю и Ту…

– У-у-у-у-у-у-у-у! – пророчествует ветер.

Тень в зарослях.

Ту натягивает тетиву.

Летит стрела.

Ю Ту вспоминает что-то, что было – или не было? – века и века назад, в династию Ся, или того раньше, когда бегал он по этим лесам, грыз кору, прятался от…

От…

От кого?

Давний страх перед чем-то большим, сильным, неведомым, что приминает снег – шаг, шаг, шаг.

– Ю-ю-ю-ю-ю!

Летит стрела, зовет Ю.

– Ю!

Это Ту зовет Ю.

Входит в фанзу, отряхивает шапку, снимает ханьфу.

– Ты смотри, Ю, зайца принес!

Тишина.

– Ю?

Гаснет огонь в очаге.

– Ю!

Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! – надрывается ветер над лесом.

Смотрит в окно полная луна единственным глазом, чистая луна, гладкая луна, не единого пятнышка.

Ту зовет:

– Ю!

Уже знает, что ответа не будет.

– У-у-у-у-у-у-у-у!

Ветер пророчествует об империи У.

– Ю-ю-ю-ю-ю-юю-ю!

Вьюга вспоминает об осенних вечерах в месяц Ю.

– Цинь! Цинь! Цинь!

Малая птаха вспоминает о прошлом, таком далеком, что уже никто и не помнит, как это было.

– Чу!

Филин вспоминает минувшее.

Смотрит с неба отмытая до блеска луна единственным глазом.

Людная ночь

Ночь сегодня людная.

Это не каждый раз бывает людная ночь. Это надо ждать. Караулить. Ловить. Когда посмотришь вверх, в звездное небо, на высокую землю, вон она, стоит в зените – и увидишь людей.

Вон они все, высыпали на улицы, от мала до велика. Помню, развлекались по молодости, считали, сколько людей на земле, доходили до миллион сколько-то-там, сбивались со счета, начинали снова, кто больше насчитает.

Это по молодости…

Потом появились у меня какие-то суеверия, когда человек на земле падает, можно загадать желание, и оно непременно исполнится. Только трудно подгадать, успеть, человек, он же быстро падает, вот только что шел, болтал с кем-то из сородичей, и бац, уже растянулся на земле, и другие вокруг хлопочут.

Была даже мыслишка какая-то, может, когда люди падают, они умирают, а мы тут на их смерти желания себе загадываем. Мыслишку от себя гнала, где это видано, чтобы люди умирали, не звезды же, чтобы умирать…

Смотрела на людей – в часы бессонницы, в минуты отчаяния, когда все шло крахом, смотрела на людей, чтобы видеть, есть в мире еще что-то спокойное, безмятежное, до чего не долетают наши всякие передряги. Ну и конечно, во время челопада смотрела на людей, когда люди падают – один за другим, один за другим, только успевай загадывать желания. И, как правило, тут-то все желания из головы вылетают, уже ничего не помню, что хотела.